Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка - Чейз Джеймс Хедли - Страница 50

— Зовите меня Грацией, так как нам, видимо, придется встречаться еще долгое время.

— Почему вы так считаете?

— Потому что Джорджа убили три дня назад, когда меня не было дома.

Не сказав больше ни слова, она направилась к двери. Дойдя до нее, она остановилась и повернулась ко мне. Я понял по ее лицу, что она хочет, чтобы я следовал за ней. Я молча встал.

Поднимаясь за ней по лестнице, я невольно залюбовался ее ногами, широкими бедрами. У меня сразу появились грешные мысли, которые я, правда, в тот же миг прогнал, мысленно называя себя идиотом. На третьем этаже у одной из дверей она остановилась и сказала:

— Здесь! — и указала рукой на дверь.

— Только после вас! — сказал я.

— Нет, ни за что! Вы же не знаете, как его изуродовали!

Я больше не хочу его видеть! Никогда больше, понимаете? Я не знаю, как у меня выдержало сердце! Пожалейте меня!

Она, казалось, вот-вот рухнет на пол и, если бы я не поддержал ее, так оно бы и случилось. Я почувствовал, что у нее холодные руки и горячее трепещущее тело. От нее исходил волнующий запах духов.

Мной вновь овладели игривые мысли. Да и было с чего! Держать в объятиях чертовски красивую женщину и ничего не делать? Нет, это было выше моих сил. Но мысли об изуродованном трупе, лежавшем в соседней комнате, враз охладили меня, и я опустился с фантазийных высот на землю, подумав о несчастном друге и его жене, которую я сжимал в объятиях.

— Мне уже лучше, мистер Бакстер.

— Вы тоже можете называть меня по имени. Оно, правда, не такое красивое, как у вас, но в этом виноваты только мои родители. Меня зовут Ник.

— Хорошо, Ник. А теперь идите.

Я отошел от Грации и увидел спрятавшуюся за колонной чернокожую служанку Мару. Я без колебания подошел к двери, толкнул ее и вошел в комнату.

Джорджа Калливуда невозможно было узнать: его труп лежал на кровати, и руки его не были скрещены, как у всех покойников, на груди. Они были раскинуты, а гримаса на лице выражала жуткую боль, которую ему пришлось испытать перед смертью. В его мертвых глазах застыл ужас, а сжатые губы говорили о его страшном конце. Но что меня заставило вздрогнуть — все его тело было черным.

Г рация сказала мне, что возвратилась домой только вчера, после того, как Мара сообщила ей телеграммой эту кошмарную новость. Джордж не выходил из дома дней десять. В последние дни он начал получать письма с угрозами, и поэтому был вынужден нанять личных охранников: ими стали муж Мары Сэм, бывший садовник Гарвин и еще кто-то двое, скользкие личности, которых Грация до этого никогда не видела. Все эти бездельники, по словам Грации, занимались только тем, что сидели в прихожей, пили пиво, играли в карты и сквернословили, сопровождая каждое слово громким хохотом. Но Джорджу и этих охранников было мало, и он все время толковал, что его ухлопают из-за нерадивости этих остолопов.

— Ну, и где же сейчас эти люди?

— Вы думаете, что это кто-нибудь из них убил Джорджа? — спросила Грация, глядя на меня своими большими черными глазами.

— Я не говорю этого, Грация, но мне хотелось потолковать с ними. С каждым в отдельности.

— Они сразу же исчезли после смерти Джорджа.

— Как это исчезли?

Мара, черная служанка, прервала наш разговор:

— С вами хотят поговорить по телефону, — обратилась она к Грации.

Грация побледнела:

— Кто бы это мог быть? — спросила она, глядя на меня.

Я улыбнулся ей в ответ и взял за руку, чтобы придать ей смелости.

— Идите, Грация, послушайте, что вам хотят сказать, и ничего не бойтесь. Я с вами.

Когда она отошла от меня, я еще раз посмотрел на нее. Держалась она ровно, что придавало ей особую прелесть при ходьбе, особенно когда она покачивала бедрами. Может быть, этот эффект создавался за счет высоких каблуков. Мне нравились женщины на высоких каблуках, особенно, если они сложены так, как Грация.

Мара стояла рядом, глядя на меня, причем вид у нее был вызывающий, словно она что-то знала, но скрывала.

— Послушай, Мара, — сказал я, — почему ваш муж скрылся? Или для этого у него были особые причины?

— Не знаю, хотя Сэм отличался странностями и был немного не в себе.

— Почему вы так говорите «был»?

— Я не знаю. Я не…

Наш разговор был прерван появлением Грации. Ее и без того бледное лицо просто позеленело. В глазах застыл страх. Она нервно теребила руки, и я поспешил ей навстречу.

— Вы так взволнованы? Кто это был?

— Чей-то голос… Он сказал, что я тоже скоро умру!

— Голос мужчины или женщины?

Грация как-то странно посмотрела на меня и сказала:

— В том-то и дело! Я ничего не поняла. Видимо, голос изменили.

— Или накрыли микрофон платком! — подхватил я. — Но что-то вам все-таку сказали. Постарайтесь передать слово в слово.

— Только это: «Сейчас твоя очередь, ты сдохнешь и будешь такой же, как Джордж».

Произнеся эти слова, она вздрогнула.

— Больше ничего не было сказано?

— Нет, больше ничего. Ах, да, — она на мгновение задумалась, — добавили еще: «Помните о крокодилах».

— Каких еще крокодилах?

— Не имею понятия — я повторила только то, что сказал голос.

Она упала на диван и разрыдалась.

Я подсел к ней и, чтобы успокоить, начал гладить ее по голове.

— Ну, хорошо, хорошо, Грация, не нужно так расстраиваться. Я найду этого типа, вот увидите, и все ваши страхи пройдут. Мне хотелось бы поговорить с вами, но только, чтобы вы обошлись без паники и слез. Вы в состоянии отвечать на мои вопросы?

Рыдая, Грация придвинулась ко мне, и я чувствовал ее горячее дыхание на своем лице. Я обнял ее за плечи, не переставая поглаживать по голове. Мне стало не по себе от роли утешителя вдовы моего лучшего друга. Мара стояла возле двери, как бы ожидая приказов своей хозяйки.

Я сказал ей:

— Позже я поговорю с вами, а сейчас займитесь каким-нибудь делом по хозяйству.

Не произнеся ни слова, она ушла.

— Это ваша единственная прислуга, кроме исчезнувшего Сэма? — спросил я у Грации, которая прочищала носик в микроскопический платочек.

— У меня есть еще кухарка, Амалия Раймони, а также садовник Гервин Грант, который исчез вместе с Сэмом.

— Мы их найдем. Но сначала я переговорю с Марой, а затем с кухаркой. Если вам не трудно, то я хотел бы услышать от вас, как умер Джордж.

— Да мне, собственно, и говорить нечего! Я была в Нью-Йорке по работе, как я вам уже говорила, Мара услышала, как он закричал нечеловеческим голосом, и примчалась к нему в комнату… и нашла его таким, каким вы его видели.

— Вы спите в общей спальне, то есть вместе, или у вас у каждого своя комната?

— Это он так хотел. Он всегда говорил, что был слишком долго холостяком, и что он уже не может спать с кем-нибудь в одной комнате.

— Как это с кем-нибудь? Ведь вы его жена?

— Видите ли, он был особенным человеком, да я ему и не противоречила. Я понимала, что Корея оставила следы в его душе.

— Да, это действительно так, — заметил я, вспоминая все, что мы пережили в этой глупейшей войне. Эта война на многих повлияла и далеко не самым положительным образом.

— Я его понимала и прощала ему все! Любые его странности.

— Вы его сильно любили?

На какую-то долю секунды она заколебалась, потом произнесла:

— Трудно сказать. Он был замкнутым человеком, и он относился к тому типу мужчин, которые мне не нравились.

— Но вы все-таки вышли за него замуж?

— Женщины чувствуют одиночество сильнее, чем мужчины, и поэтому они иногда заключают самые странные браки. Да, наш союз был неудачным, но это я поняла, когда мы прожили какое-то время.

— Перед вашим отъездом в Нью-Йорк он не жаловался на то, что ему угрожают?

— Он мне сказал, что получает письма с угрозами, что ему звонят по телефону, как только что звонили мне, говоря, что он будет мертв.

. — Как вы думаете, кто бы выиграл от его смерти?

— Никто.

— Даже вы, Грация?

Она резко повернулась и посмотрела на меня. На ее красивом лице появилось искреннее удивление. Не возмущение или оскорбление, а только лишь удивление.