Лион Измайлов - Измайлов Лион Моисеевич - Страница 44

— Слушай, — сказал он, — зачем пересчитываешь, позвони лучше полковнику Воробьеву. Он тебе скажет про меня.

И действительно, стали звонить Воробьеву, а он рекомендовал пропустить Рубена Петровича. Потом брали под козырек перед «крышей». Что уж там этот Воробьев такого сказать мог? Извинились. Пропустили. Наконец сели в самолет. Полетели. Я с Лидушкой не разговариваю, даже не смотрю в ее сторону. Как говорится, в упор ее не вижу. Летим себе по отдельности. «Крыша» всех удивляет своей покупательской способностью. Когда на тележке беспошлинные товары повезли, скупил полтележки. А как не купишь, когда его девица, что ни увидит, на все говорит: «Ой, какая вещичка клевая. Дядька, купи». Он и покупает.

Летим. Вдруг мальчонка Игорек, цветок жизни ядовитый, в туалет собрался. Проходит мимо меня и на весь самолет:

— Здравствуйте, дядя Вася.

— Здравствуй, мальчик, как тебя зовут? — глупо спросил я и тут же вспотел.

— А вы что, забыли, что ли? Игорек меня зовут.

— Да, да, как же, Игорек.

— Я пойду, — сказал Игорек. — Я писать хочу.

— Хорошо, что сообщил, — попытался я пошутить, но улыбка у меня получилась кривая.

— Оттуда этот ребенок знает, что ты Вася? — спросила жена.

— А это мы в аэропорту познакомились, — нашелся я. — Когда я за сигаретами ходил.

А жена у меня, я уже говорил, ревнивая и подозрительная.

— Когда это ты за сигаретами ходил?

— Ну, когда, когда приехали, отходил я, а оказалось, за сигаретами.

Доехали до Турции, там попарились в аэропорту. Как всегда, неразбериха, как всегда, очереди в контрольно-пропускных пунктах. Но тут Рубен Петрович оказался на высоте, сунул полсотни какому-то турку, и тут же открыли еще один пункт и быстро всех нас пропустили.

Доехали наконец до парохода. Уютный такой, аккуратный, белый пароходик. И название такое поэтичное — «Одесса-сонг». Сонг — песня. Народ подобрался самый разнообразный. Компания артистов, значит, будут нас развлекать. «Крутых» человек двадцать. Остальные — молодежь, дети «крутых», затем родители «крутых». И пожалуй, треть тех, кто весь год копил на отпуск. А как еще туда по-падешь? Полторы тысячи баксов на человека.

У Рубена, как всегда, все не как у людей. Его вселили в каюту не по рангу. Он на меня набросился:

— Что ты мне взял? Ты какую каюту мне взял?

— Первый класс.

— А что, люксов не было?

— Да ведь вы же, Рубен Петрович, то ехали, то не ехали, то одно хотели, то другое, в результате оба люкса уже заняты.

— Да я, — стал раздуваться Рубен, — да я весь пароход куплю. Пойди к капитану, скажи, я весь пароход беру в аренду.

— Но со следующего рейса. А сейчас только первый класс.

— Первый класс тоже бывает разный, — уже более миролюбиво заявил Рубен.

Пришлось мне пойти, договориться с администрацией, и Рубен Петрович со своей подругой перешли на верхнюю палубу — новая каюта была больше на метр.

Расселились. Мы с женой на первой палубе, Лидушка с сыном на второй.

В ресторане я выбрал такой стол, чтобы мне видно было Лидушку. Конечно, я не предполагал, что жена моя познакомится с Лидушкой. Но жизнь распорядилась по-своему. Уже в первый день на пляже у бассейна они оказались рядом. Разговорились, по-нравились друг другу. Лидушка веселая, общительная, жена моя более сдержанная, но тоже симпатичная.

Смотрел я на них издали и думал: «А губа у меня не дура».

В первый вечер было знакомство с командой, а потом концерт — представление артистов. Собрались в музыкальном салоне. Оркестр заиграл «Капитан. капитан, улыбнитесь». Вышли под этот марш сам капитан, помощники его и кок. вызвавший почему-то бурные аплодисменты.

Капитан всех представил. Особенно хороши были два помощника капитана: высокие, стройные, в белоснежных кителях. Хороши до невозможности. Будто с открытки «Люби меня, как я тебя». И сразу у всех женщин мечтательное выражение лица. И не только Лидушка, но. самое интересное, и жена моя Нина загляделась на них. И. судя по взглядам, помощники тоже заметили моих красоток. Или мне это показалось?

Потом артисты выступали, официанты обносили гостей шампанским. Весело. Суетно. И конечно же. после концерта танцы.

И так теперь будет каждый день — и концерты, и танцы.

А Лидушка — она с ребенком. Один вечер с ребенком на палубе простояла, глядя в море на закат. Второй вечер — опять море, опять закат. А народ веселится. И мы со своей компанией тоже веселимся. Сидим в музсалоне. выпиваем, анекдоты травим, танцуем. А она одна, Лидушка, при своем веселом характере. Я иной раз выйду на палубу покурить, а подойти к ней не могу. Погляжу издали, как Штирлиц на свою жену, и назад к своей жене.

И вот однажды стоит Лидушка на своем месте, а к ней подваливает мужик какой-то. Веселый такой мужик. Заговаривает с ней. Не нахально, вежливо заговаривает. Слово за слово. Приглашает ее в муз-салон шампанского выпить.

Она, Лидушка, думает: «А почему нет? Ничего в этом плохого не вижу».

И вот он, зовут его Володькой, приводит Лидушку в музсалон и усаживает ее — куда б вы думали? — правильно, за наш столик. Потому что сам уже был в нашей компании.

А тут мы. Я с Ниной, Рубен с Леной. Володька говорит:

— Познакомьтесь.

С Ниной Лидушка уже знакома. А со мной нет. Познакомились. Она Лида, я Василий. Посидели, выпили, потанцевали. Рубен все время демонстрировал красоту своей души, подзывал официанта и кричал громче музыки:

— Всем шампанского!

Лидушку все время кавалер ее Володя приглашал. И она с удовольствием танцевала. Да так танцевала красиво, что все на нее внимание обращали. И у меня какое-то хорошее чувство гордости появлялось. Вот никто не знает, а она же, эта красавица, — моя.

Закончился вечер, мы по каютам пошли. Лидушка с кавалером на палубе еще постояла.

Потом он, кавалер, провожать ее до каюты отправился. Ей неудобно так взять его и отшить.

Дошли до каюты (это я потом уже обо всем узнал), он, Володька, и говорит:

— А какая у вас каюта?

— Двухместная.

— А сколько стоит?

— Да вот столько-то.

— А можно посмотреть, со своей сравнить?

— Там ребенок спит.

— А мы тихонько, только гляну, и все.

Неудобно было отказать. Зашли. Мальчонка спит.

Постояли тихо. Он говорит:

— Если я чего не так сделаю, поправьте меня, — и пытается ее поцеловать.

Она говорит:

— По-моему, вы что-то делаете не так, — то есть поправляет его.

Он говорит:

— Понял, не дурак. Может, еще погуляем?

Она говорит:

— Нет, поздно уже. Спать пора. — На этом и расстались.

А на другой день я этому Володьке, на нашу голову неизвестно откуда свалившемуся, ненавязчиво так говорю:

— Ну как у тебя дела с этой блондинкой?

— С какой?

— Да с той, которую ты вчера провожать пошел. Симпатичная такая женщина.

— Все, — говорит, — на мази. Вчера у нее в каюте был. Думаю, все будет нормально.

Туг у меня в глазах потемнело.

— Не может быть, — говорю.

— Как это, — говорит Володька, — не может? Зашли к ней в каюту, но там, понимаешь, мальчонка спал. А то бы… Да ты пойми, они все сюда развлекаться едут. Нет, она женщина, конечно, порядочная, то есть, я думаю, денег не возьмет. Но хороша!

— Хороша, — согласился я мрачно.

— А ты, — говорит Володька, — чего это помрачнел?

— Да так, — говорю, — живот схватило.

А дальше — идет она мне навстречу по коридору. Нет вокруг никого, а я с ней даже не здороваюсь. Она удивилась, догоняет меня и спрашивает:

— В чем дело?

— В том, — кричу я шепотом, — что ты позоришь меня! — вырываю свою руку и убегаю.

День проходит, я в ее сторону не смотрю. А у нее и возможности нет отношения со мной выяснить. Я все время с женой да с Рубеном. Наконец она через день все же встретила меня в пустом коридоре и говорит:

— Может, ты все же объяснишь, в чем дело? Что происходит?

Я ее хватаю, тащу в ее каюту.

— Позоришь меня!