Пятая труба; Тень власти - Бертрам Поль - Страница 27

— Ну, этого сделать нельзя. Нельзя мне также и оставаться с вами: я должна ухаживать за нашими гостями. Я должна вас побранить, однако, за то, что вы говорили у кардинала камбрийского. Незачем отпираться: я знаю всё. Разве вы забыли то, о чём я вам говорила? Я боюсь костра и содрогаюсь при мысли о мученичестве.

— Мы все боимся этого. Когда я вижу вас, я тоже молюсь, да мимо идёт чаша сия. Но не страх спасает иной раз человека.

— И не глупое упорство, во всяком случае, — промолвила нетерпеливо девушка. — Наконец, как можем мы быть уверены, что наше мнение всегда справедливо? На их стороне святые отцы и предание, а на нашей нет ничего.

— Я верю, что вы будете на той стороне, которая права.

— Может быть. А теперь уходите.

Он послушно отошёл прочь, ещё раз бросив на неё любовный взгляд. А она, едва отвернувшись, бросила приветливый взгляд графу Вейссенштейну. Но граф, как будто не желая подойти к ней, завязал разговор с каким-то гостем. Вдруг сзади Фастрады сделалась какая-то суматоха: к ней подскочила какая-то красивая, но бледная девушка с широко раскрытыми и дико блуждающими глазами и схватила её за руки. То была сестра Магнуса.

— Я хочу быть с вами, — закричала она. — Они такие гадкие.

Вероятно, окружающие дразнили её, и бедная девушка, несмотря на то что она с трудом понимала других, сильно обиделась.

Фастрада вздрогнула. Она не знала, что Магнус привёз с собой сестру, и была неприятно поражена её появлением.

— С кем вы были? — спросила она.

— Я хочу быть с вами, — повторяла несчастная девушка.

Она была слишком возбуждена и не могла дать прямого ответа.

Фастрада была нетерпелива, и ей не хотелось прибегать к уловкам.

— Отвечайте мне, — сказала она резко. — Где ваша мать?

Её тон испугал девушку, и она тщетно старалась ответить на вопрос. С минуту она глядела на Фастраду большими испуганными глазами и повторяла:

— Я хочу быть с вами. Магнус сказал, чтобы я шла к вам, когда захочу.

Фастрада бросила быстрый взгляд на графа, который, видимо, собирался двинуться дальше, и промолвила:

— Теперь нельзя. Пустите мою руку. Теперь у меня нет времени. Идите к матери.

Но девушка крепко держала её за руку.

Фастрада рассердилась и негодовала на то, что Магнус вздумал привезти сегодня свою сестру.

— Идите же! — повторила она. — Разве вы не слышите?

Её губы улыбались, но глаза метали молнии.

Девушка вдруг выпустила руку Фастрады и разразилась рыданиями. Напрасно дочь бургомистра старалась успокоить её: сцена начинала обращать на себя внимание.

Вдруг какой-то нежный голос спросил:

— Вы сестра Магнуса Штейна?

При звуках этого музыкального голоса Эльза, услышав своё имя, обернулась и взглянула вверх! Перед ней стояла леди Изольда в короне из цветов. Как будто очарованная её кроткой улыбкой, Эльза перестала плакать. Леди Изольда подошла и взяла её за руку.

— Хотите оставаться со мной? Мы будем говорить о Магнусе.

Эльза глядела на неё с удивлением и улыбалась, наконец, сначала робко, а потом смелее, промолвила:

— Какие у вас дивные цветы!

— Они вам нравятся? Я дам вам самые лучшие из них.

И с этими словами она сорвала несколько цветов из своей короны.

— Как вы добры! — с детским восторгом воскликнула бедная девушка, хватая цветы и прижимая их к своему лицу.

Фастрада стояла тут же, кусая губы. Ей были ненавистны и леди Изольда, и Эльза. У неё было хорошее намерение: ей хотелось приобрести расположение графа для себя и для Магнуса. Может быть, ей хотелось немножко подстрекнуть и ревность своего жениха, который иногда был слишком уверен в её любви. А может быть, где-то там, на дне души, бессознательно для неё зрела мысль, что быть графиней — куда выше, чем женой городского секретаря.

— Три грации! — воскликнул кто-то из стоявших около них.

Леди Изольда надменным взглядом заставила его умолкнуть.

— Идите сюда и садитесь около меня, — сказала она Эльзе.

Фастрада наконец овладела собой.

— Я пойду за её матерью. Ведь настроение её может вдруг перемениться.

— Не думаю, — спокойно промолвила леди Изольда. — Ведь вы не будете плакать, пока вы со мной? — спросила она Эльзу.

— Нет. Ведь вы добрая.

Леди Изольда села с ней за колонной, где их не было видно, и принялась расспрашивать её о Магнусе и их жизни.

— Я люблю Магнуса, — сказала Эльза. — И вы должны любить его.

Леди Изольда слегка покраснела.

— Но он, может быть, не желает этого?

— Как он может этого не желать? Вы такая добрая и прекрасная. Обещайте мне, что вы будете его любить. Обещайте!

Щёки девушки разгорелись от необычайных усилий говорить связно, она сильно волновалась. Леди Изольда не знала, что сказать ей. Но как раз в этот момент явилась фрау Штейн и выручила её. Она рассыпалась в извинениях и в благодарностях.

— Очень рада, что мне удалось успокоить её. Мы теперь будем друзьями, Эльза? Не так ли?

Но в присутствии матери девушка опять стала робкой.

Чтобы ободрить её, леди Изольда сорвала ещё несколько цветов и вколола их ей в волосы. Эльза вскрикнула от восторга, а её мать стояла с разинутым ртом, удивляясь, какая блажь приходит иногда в голову знатным дамам. Сняв своё великолепное шёлковое покрывало, затканное золотыми нитями, леди Изольда накинула его на голову Эльзы.

— Это для того, чтобы капюшон не измял цветов, — сказала она.

ГЛАВА VII

Иллюзия весны

Прошёл апрель. Собор был распущен. Многие из его членов уже собирались ехать домой. Вместе с ними рассеивались и надежды, которые они принесли с собой издалека и которые в течение четырёх лет держались в монастыре, где заседал собор. Вместо них подходила весна. Правда, в мрачный город вступил пока её авангард с его неизбежными бурями и дождями и обманчивыми лучами солнца. Много почек, неосторожно распустившихся, погибло от несвоевременных заморозков. Но всё это наконец миновало. Теперь солнце ярко сияло в безоблачном голубом небе. Торжественно-печальные лики святых, изображённые на окнах собора, пророки, спокойно смотревшие всю зиму вниз на грешников у их ног, теперь преобразились и сияли необыкновенным блеском, как будто они вновь обрели веру и в свою миссию, и в свою силу. Золотые буквы надписей, украшавших собор, казавшиеся зимой полустёртыми, теперь победоносно выступали из мрака, и народ со страхом и обновлённой верой мог прочесть: Resurgeremus.

За городскими воротами зелень уже распускалась, и кусты и деревья словно по уговору вдруг покрылись почками. Сердца людей бились как-то необычайно. Мужчины и женщины приобретали друг для друга особую прелесть. Они смотрели друг на друга и находили в себе вещи, о которых и не мечтали.

Полуденное солнце ярко освещало стены гостиницы «Лебедь», бросая горячие лучи в окна леди Изольды, которая с марта изволила переселиться сюда. Золотой поток лучей бежал по ярко натёртому полу прямо к креслу, в котором она сидела, и лобызал её ноги. И, не смея идти дальше, отблески лучей освещали даже самые тёмные уголки комнаты.

Леди Изольда, прекрасная и сияющая, сидела в тёмном кожаном кресле. Её рыжеватые волосы, покрывавшие её как будто короной, казалось, светились сами. Напротив неё сидел кардинал Бранкаччьо.

Глядя на это прекрасное лицо и не замечая или не желая замечать холодного презрения, которое отражалось на нём, он спросил:

— Итак, вы отвергаете моё предложение?

Её лицо приняло ещё более презрительное выражение, но он всё ещё не замечал этого.

— Да, — отвечала она, смотря не на него, а в окно, откуда через цветы на подоконнике виднелась полоска голубого неба. — Слова, исходящие от вас, кажутся мне оскорбительными. Вы скажете, что я не имею права обижаться. К несчастью, моя история, как известно, сплетается с историей моей великой страны.

В её голосе и манерах было что-то такое, что давно охладило бы пыл любого человека. Но дать отпор кардиналу было не легко.