Принц из-за моря (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 20

Добрята смотрел на огонь, с веселым треском пожирающий сухие до звона дубовые поленья. Узкая полоса земли между Альпами и Юрскими горами покорилась ему. Остатки мужчин, что пробовали оказать сопротивление, были перебиты, а их семьи стали рабами всадников. Здешним местам было далеко до бескрайних степей Паннонии, но для небольшого племени места было предостаточно, как предостаточно было тех припасов, что предусмотрительно заготовили несчастные алеманны для своих новых господ. Всадники заняли все укрепленные городки, выгнав оттуда германцев. Только молодых женщин оставили для утех и службы. Авары будут зимовать здесь, и отсюда же пойдут вдоль русла реки Рона в самое сердце Бургундии. Ведь от этого самого места до Лугдунума — чуть больше ста миль, а потом еще столько же — до столицы Бургундии — Шалона-на-Соне. Смешное расстояние для конницы. Ну, а раз так, чего теряться? Тысяча всадников выйдет в поход уже завтра. Нужно поспешить, пока не начались морозы. Сто миль — четыре дня пути для конного войска. Нужно поспешить, чтобы сделать приятный сюрприз своим подданным.

Четыре дня спустя. Лугдунум (в настоящее время — Лион). Бургундия.

Добрята сидел в резиденции архиепископа Тетрика, а мужчина преклонных лет, который эти самым архиепископом и был, читал свиток, шевеля от усердия губами. Тысяча всадников и новый король, которые появились под стенами города, повергли население в ужас. Звероподобные гунны презрительно смотрели на будущих рабов из-под мохнатых шапок, но вели себя почти прилично. Брали зерно и скот для еды, насиловали женщин, но не более того. Деревни не жгли, никого не убивали, а деревья и виноградники не рубили, как делали в таких случаях франки. Ведь все это пригодится им самим. По старинной традиции, выработанной за десятилетия гражданских войн, города сопротивление оказывали крайне редко. Когда к воротам подходил очередной король, местная знать и епископ предпочитали договариваться, а не показывать чудеса героизма. Король приносил клятву, что город не тронут, а горожане давали присягу новому сюзерену, прекрасно зная, что как только вернется прежний король, они тут же принесут присягу ему[21]. Что интересно, короли были не в обиде на своих подданных. Не смог удержать город — сам виноват. Подспудно все понимали, что так даже лучше, иначе вся Галлия, наследство предков, просто превратилась бы в пепел.

— Римский епископ не имеет власти в этих землях, ему лишь недавно покорилась Италия. Его отлучение снимет собор епископов Галлии, — Тетрик осторожно, словно ядовитую змею, передал свиток Добряте, и насмешливо посмотрел на него. — И что ты будешь делать дальше, король Хильдеберт?

— Я снижу налоги вдвое и прощу все недоимки, — ответил король.

— Что-о? — епископ неприлично открыл рот.

— Потом я запрещу все поборы на дорогах для купцов, открою ярмарки в каждом городе, где есть епископ, а доходы с ярмарок передам церкви.

— Что-о-о? — рот священника округлился еще больше.

— И король больше не будет назначать епископов, — добил его Добрята. — Их будут выбирать сами священнослужители, и только из своей среды. Герцог или купец больше не станет священником, пока не заслужит эту честь в глазах Господа нашего.

— А знать? А горожане? — проблеял архиепископ, который вдруг ощутил, где именно у него находится сердце.

— Горожане и знать смогут откупаться от призыва на войну, — спокойно продолжил король. — Знать будет господами в своих землях. Я отчеканю твердую монету в серебре и золоте, а за ее порчу буду рубить руки. Цены на соль снизятся в два раза.

— Нам всем конец, король Хильдеберт, — прошептал епископ. — Хлотарь разорит наши земли войной, а тебя казнит лютой смертью. Он не станет договариваться с тобой.

— А если я одержу победу? — усмехнулся вдруг Добрята.

— Тогда вся Франкия будет у твоих ног, — честно признал Тетрик. — Чернь давно волнуется. Она ждет доброго короля Хильдеберта, который сделает их жизнь лучше. Слухи ходят по стране, король. И я даже не могу понять, откуда они к нам пришли. Неужели, это знамение божье?

— Несомненно, святой отец, — важно кивнул Добрята, передавая Тетрику еще один свиток. — То, что я перечислил тебе, будет моим первым капитулярием[22] и будь так добр, прочти это на воскресной проповеди. И в каждой церкви пусть прочтут.

— Но… э-э-э, — замялся епископ.

— Разве я не сказал, что когда взойду на трон отца, то каждый епископ получит по пятьдесят мансов[23] лучших виноградников, а архиепископ — целых сто?

— Все будет исполнено в точности, мой король, — склонил голову епископ Тетрик. — Мы будем молиться за тебя. Тем более, если сам Римский Папа дал тебе грамоту…

Неделю спустя. Шалон — на-Соне. Бургундия.

Тут их уже ждали. Видимо, граф Лугдунума, эта лицемерная крыса, все же послал гонцов в окрестные города. Шалон затворил ворота и готовился к обороне. Виттерих постучал в ворота кулаком, одетым в кольчужную перчатку, а когда открылось окошко, проревел в лицо перепуганному стражнику.

— Пусть твой граф тащит свою задницу к моему королю. Богом клянусь, его не тронут. Если не придет, мы сожжем пригород и все окрестные деревни на день пути. Услышал? Бегом!

Граф оценил угрозу по достоинству и, не прошло и получаса, как он выехал в поле, остановившись в сотне шагов от городских ворот. Добрята поскакал к нему на встречу, надев тяжелый новгородский доспех и приторочив позади седла колчан с натянутым луком. Конь, взбив легкий снежок, остановился в паре шагов от графа.

— Я Альберих, граф Шалона, — сказал седовласый воин с бритым затылком, который пристально вглядывался в своего визави. — А вот ты кто такой, парень?

— Я твой король, деревенщина! — высокомерно ответил Добрята. — У меня грамота от самого Папы, которая возвращает мне королевство отца.

— Засунь ее себе в задницу, сопляк, — презрительно сплюнул граф. — Я служил королю Теодориху, и прекрасно помню молодых королей. И очень многие в этом городе их помнят. Королю Хильдеберту сейчас было бы двадцать пять, он родился в один год с моим старшим сыном. А у моего Рольфа борода уже доросла до груди. Так кто ты такой, мальчик? Ты решил устроить мятеж, как Гундовальд? Если так, иди и поговори с умными людьми, они расскажут тебе, чем для него все это закончилось. Я вот хорошо об этом знаю, мой дед был в том походе.

И граф, смачно харкнув под копыта коня самозванца, развернулся и поскакал к воротам. Добрята думал недолго. Он вытащил лук, и уже через секунду тяжелая стрела с хрустом пробила затылок старого воина. Граф упал на гриву коня, который шагом зашел в городские ворота, неся на себе тело хозяина.

— Сжечь тут все! — сказал Добрята хану Октару, пугая окружающих перекошенным от ярости лицом. — Скажи воинам, что эти земли мы берем по праву войны. Пусть их мечи сегодня отведают крови.

— А город? — спросил хан.

— А город мы возьмем немного позже, — многообещающе сказал Добрята. — Собаки живой здесь не оставлю.

Два месяца спустя. Январь 629 года. Вилла Клиппиакум (совр. коммуна Клиши-ла-Гаренн, предместье Парижа). Нейстрия.

Король Хлотарь слушал доклад очередного гонца. Они мчали к нему один за другим. Лион, Вьенн, Марсель, Арль, Тулуза… Богатейшие города юга присягнули новому королю. Заюрские земли опустошены. Граф Шалона убит, а окрестные земли разграблены аварской конницей. Опять ромеи, это их происки. Они нашли беглого мальчишку-короля, пригрели его, и теперь он служит слепым орудием в их руках. Это они дали ему золото на этот поход. Чудес не бывает, неизвестные босяки не приходят требовать трон с целой армией. А грамота от епископа Рима? Хлотарь даже представить себе не мог всю мощь этого оружия. Знать юга пишет ему, что боится отлучения, и вынуждена присягнуть тому, на кого указал Бог. Безумие какое-то! Все, что он делал долгие годы, рушится на глазах. Вся система противовесов из знати и церкви, римских горожан и свободных франков, все это сломано в один миг. Он соберет войска Нейстрии и Австразии только к концу марта, потом они пойдут пешком на юг Бургундии, где окажутся только к маю. Все земли по дороге будут разорены дотла, ведь франки никогда не жалели имущества римлян. Безусловно, они разобьют новоявленного родственничка, но такая победа станет хуже поражения. Половина страны, причем самая богатая ее половина, будет лежать в руинах. Хлотарь обхватил голову и застонал.