Возвращение - Езерская Елена - Страница 5

— Там, кажется, собаки, я боюсь, — побледнела Анна, цепляясь обеими руками за доху сторожа.

— Не боись, барышня. Митька! Собак запри! А ты, Матюха, веди госпожу в комнаты, пусть посидит, отдохнет. А где карета-то?

— Там, за пригорком, я через лес бежала, заплутала, — Анна склонила голову на скрещенные руки.

— Устала, поди ж ты, — посочувствовал сторож. — Ладно, мужики, пошли мужа ейного из-под кареты извлекать. Вдруг, неровен час, это знакомцы нашего барина, будет потом попрекать, что не помогли.

— Вы не думайте, — словно очнулась Анна. — Муж заплатит вам за работу. Только помогите ему!

— Вот, водички принес, — Матюха подал стакан Анне.

— Спасибо тебе, милый, — улыбнулась она и отпила глоток. И, едва сторожа ушли, бросилась к дальнему от входа окну и открыла его.

— Господа, — позвала Анна в темноту двора, тотчас же откликнувшуюся голосами Репнина и Корфа. — Добро пожаловать в поместье Забалуева, господа!

— Да… — протянул Корф, оглядывая коридоры и гостиную забалуевского дома.

— Неужели здесь можно жить? — с недоумением воскликнула Анна.

— Жить, конечно, нельзя, а вот изображать жизнь можно, — усмехнулся Репнин, стараясь не задевать запыленных и покрывшихся паутиной вещей.

— Теперь понятно, почему господин Забалуев так хотел переехать в наше имение — свое-то изгнило от ветхости.

— Ты прав, Владимир, — кивнул Репнин. — Забалуев — мошенник, всех водил за нос, рассказывая о своих богатствах.

— Мошенничество еще ничего не значит. Нам надо доказать его участие в убийстве отца. Анна, вот свечи. Помогите посветить здесь, — попросил Корф. — Ага, здесь шкафчик с аптекой. У нас в доме такой же, там хранятся лекарства.

— Похоже, здесь сто лет никто не был и ничего не открывал, — покачал головой Репнин.

— Только не этот шкафчик. Смотрите — его точно открывали, и не так давно. Везде полным полно пыли, а на шкафчике — следы рук!

— И, правда, что это здесь? — Михаил пошарил рукой по полочкам и извлек несколько пузырьков.

— Кажется, вот это лекарство от облысения, — прочитала одну надпись Анна.

— А это что? Какие-то яды.

— Мышьяк, стрихнин. Я видел такие же баночки у Варвары на кухне, — определил Корф. — Но зачем ему столько?

— Не знаю, — задумчиво произнес Репнин. — Только все равно, того самого — чем отравили Ивана Ивановича — здесь нет.

— И что нам это дает, вся эта авантюра? Мы ничего не нашли, — рассердился Корф.

— Не спеши! — остановил его Репнин. — У меня появилась идея. Давайте выберемся отсюда и вернемся в табор. А я скажу, что мы сделаем дальше.

По дороге Михаил изложил свой план, и он показался Корфу удачным. Репнин предложил оставить Анну в таборе, а самим поутру отправиться к Долгорукой. Они убедят княгиню поехать с ними к Забалуеву, и пусть Мария Алексеевна сама увидит, что Забалуев ее обманывал. Михаил был уверен, если удастся разрушить этот союз, Забалуев запаникует и чем-то обязательно выдаст себя. Корф с ним согласился — на том и порешили.

Когда утром Анна проснулась и спустилась из распряженной кибитки, Корф и Репнин уже давно уехали. Они не стали тревожить Анну, каждый втайне надеялся вернуться к ней победителем. Анна хотела поговорить с Репниным еще до отъезда. Она подошла к кибитке, приютившей Михаила, и позвала его. В ответ из-за приоткрывшегося полога выглянула Рада.

— Что так смотришь на меня? — улыбнулась цыганка. — Не тебе одной князья нравятся.

— А мне не важно — князь или раб, — ответила ей Анна. — Главное — сам человек, его душа.

— Видать, ничего-то ты в душе не понимаешь, если так барину сердце надорвала. Извела его, да все попусту.

— Почему это попусту?

— Вижу я, все вижу — от цыганки не спрячешься. Не нужен он тебе, другой в твоем сердце, только ты сама себе в том признаться боишься. Вот и мучаешь князя. Оставь его, освободи!

— Я не понимаю, о чем ты, — смутилась Анна, — я люблю Михаила, и он любит меня. Несмотря ни на что. Он простил мне обман и помогает мне.

— Разные у вас пути. Это я тебе и без карт, и без руки скажу, потому что чувствую — думаешь о другом. Рядом твой любезный, но не князь. Не князь! — Рада спрыгнула с облучка кибитки.

— Нравится он тебе, вот ты и морочишь мне голову, — сказала Анна.

— А я и не скрываю того. Я все, как есть, говорю. Видишь, честно выхожу, не прячусь, — Рада гордо откинула со лба волосы.

— Так ты здесь ночью была… — прошептала Анна.

— Я думала, ты жестокая, а ты и слепая еще! — усмехнулась Рада.

— Незачем тебе меня оскорблять, так мужчины не добиваются.

— А мне и добиваться не надо — он сам меня позвал.

— Если звал, значит, его воля. Михаил Александрович — свободный человек, и не мне его судить, — Анна повернулась, чтобы уйти.

— Отпусти его! — Рада схватила ее за руку. — Не мани больше. А я утешу князя — боль быстро пройдет, потому что и не боль вовсе, так — баловство.

— Я не цыганка, чтобы колдовать, привораживать, отвораживать. Прогонит он меня — уйду. А пойму, что не любит — уйду и того раньше. Но ты мне не мешай, я сама решаю, как мне поступать следует, — Анна хотела было уйти, как вдруг услышала, что ее позвали. Она обернулась на голос. — Лиза?

— Аня! — бросились они друг к другу.

— Лиза, что вы делаете здесь?

— Я приехала узнать у цыган о гибели отца. Они ведь прошлым летом стояли возле озера.

— А разве гибель вашего отца — не трагическая случайность?

— За последние дни раскрылось столько странных обстоятельств, что я поняла — маменька скрывает правду.

— Лиза, а вы не слишком торопитесь с обвинениями?

— Я сказала барышне, что слышала в тот день выстрел и женский крик, — пояснила Рада.

— Да-да, — кивнула Лиза. — Но кто кричал и кто стрелял — загадка. Анна, может быть, и вы что-нибудь знаете?

— К сожалению, нет. Мы тогда почти все лето были в Петербурге, правда, Иван Иванович получал иногда письма от вашего папеньки. — Анна задумалась. — Впрочем, подождите! Однажды — как раз в те дни! — пришло письмо от Петра Михайловича… Да, да, точно. Мы сидели в гостиной, барон прочел письмо и тут же уехал в деревню, сказал, что по какому-то срочному делу.

— А что это было за дело, он не объяснил?

— Нет, — покачала головой Анна. — Но, когда Иван Иванович вернулся, он сообщил нам, что отец ваш погиб на охоте. Барон тогда приехал вместе с отцом Георгием, они закрылись в кабинете и долго-долго о чем-то разговаривали.

— А потом?

— Потом отец Георгий просто уехал и все, — закончила свой рассказ Анна.

— Отец Георгий… Вы не первый человек, кто упоминает его в связи с этими событиями. Я сейчас же еду к нему!.. А вы, — спохватилась Лиза, — вас куда-нибудь отвезти? Вы, наверное, гадать приезжали?

— Это раньше в табор за гаданием ехали, а сейчас — за суженым, — усмехнулась Рада.

Лиза с недоумением посмотрела на Анну.

— Рада шутит, — успокоила ее Анна. — Но вы должны знать — я беглая!

— Что?

— Я крепостная, Лиза. Барон воспитал меня, как свою дочь, и никто в округе не знал об этом. Но теперь в имении хозяйствует ваш муж, и меня ищет управляющий.

— Вы — крепостная?! — растерялась Лиза.

— Погодите-ка, — прервала их Рада. — Слышу, нам знак подают. Опять вблизи табора ваш немец появился. Прятаться тебе надо, Анна. Поднимайся в кибитку, а я присмотрю, чтобы он чего не разнюхал.

— Как же так, как это? — шептала Лиза.

— И вы, барышня, тоже идите — не думаю, что вам стоит тому человеку на глаза показываться.

— Тому человеку?

— Это Карл Модестович, — пояснила Анна, забираясь в кибитку.

— Господи! — воскликнула Лиза. — Вы правы, мне надо поторопиться. Прощайте и помните — вы были и останетесь моей подругой, Анна. И, если честно, между нами нет разницы. Я тоже не принадлежу себе. Моя маменька распорядилась моей жизнью по-своему. Вы — крепостная, меня продали Забалуеву.

— У нас еще будет другая жизнь, не отчаивайтесь!

— Простите, я сейчас совсем не могу вам помочь. Может, когда разгадаю тайну смерти отца, то смогу разговаривать с матушкой и моим мужем уже по-другому. А сейчас — берегите себя и будьте осторожны.