"Девочка в реакторе" (СИ) - Котова Анастасия - Страница 61

“Коты” наградили друг друга насмешливыми взглядами.

На настырного репортера надели свинцовую манишку, сверху защитный костюм, шапочку и капюшон, закрывающий лоб и плечи. Выдали десять пар перчаток, респиратор-”лепесток” и специальные ботинки на свинцовых прокладках.

Камеры вложили в свинцовый бокс.

— Как только я досчитаю до двадцати, ты немедленно вернешься на чердак. Понятно?

— Вполне.

— Вперед!

Игорь поднялся с чердака по хлипкой металлической лестнице на кровлю третьего блока, приготовив заранее камеру.

— Раз!

Съемка началась.

Больно хлестнул порыв ветра.

— Два!

Игорь осторожно направился к жерлу реактора.

— Три!

При этом он держал одну из своих тяжелых камер, пытаясь зафиксировать все, что попадется в объектив.

— Четыре!

Обломки графита поблескивали от света солнечных лучей.

— Пять! Шесть!

Оставалось всего ничего до реактора.

— Семь!

Сердце нещадно билось о ребра, грозя выпрыгнуть из груди.

— Восемь!

Вот и жерло реактора.

— Девять! Десять!

Увиденное заставило фотографа охнуть.

— Одиннадцать! Двенадцать!

Перед этим пасть разрушенного реактора ему удалось видеть с высоты птичьего полета.

— Тринадцать! Четырнадцать!

Игорь включил камеру, занеся ее над чернеющим жерлом.

— Пятнадцать! Шестнадцать!

Он старался записать все детали увиденного, понимая, что для этого понадобится больше времени.

— Семнадцать! Восемнадцать!

Фотограф, прервав съемку на самом интересном месте, побежал обратно к чердаку.

— Девятнадцать! Двадцать!

Игорь пролез в отверстие и скатился по лестнице.

— Ну?

— Все прошло на “ура”, но этого недостаточно, чтобы снять интересный фильм. Мне придется снова просить вас пустить меня на крышу.

— Знаешь что…! С меня хватит! Ты рискуешь не только своей шкурой, но и моими ребятами, ставишь под удар всех нас, чтобы снять дурацкий фильм! Такого ненормального я еще нигде не встречал!

Тебя что, в детстве головой роняли? Ты хоть понимаешь, насколько это небезопасно? Я пошел тебе навстречу, а ты решил сесть мне на шею?!

Ладно, черт с тобой! Даю тебе еще двадцать секунд! И больше — не проси!

Вернувшись, Игорь, нисколько не смущаясь и мысленно приготовившись к бурному потоку брани, попросил еще раз подняться на крышу.

Тем временем на крыше третьего энергоблока бурлила работа.

— Так, товарищи солдаты, — скомандовал генерал-майор Тараканов, обводя крепких мужчин в плотных защитных костюмах, — делаем все как и вчера — заходим на крышу по восемь человек, берем специальное снаряжение и сбрасываем заранее намеченный обломок графита в реактор. Даю вам сорок секунд. Как только прозвучит сирена, тут же возвращаемся обратно. Марш!

Восемь солдат, подхватив лопаты, побежали на кровлю по хрупкой металлической лесенке.

— Вы ждете особого приглашения, товарищ репортер?

Игорь, оцепенев от увиденной картины, лишь растерянно кивнул.

На крыше он был девятым.

Одна из фотокамер тут же защелкала.

Восемь бравых ребят, подцепив лопатами выброшенные из реактора обломки графита, потащили их к обрыву.

Неподалеку Игорь заметил дозиметриста. Его он тоже сфотографировал.

Прозвучала оглушающая сирена.

— Благодарим вас за помощь родине!

Солдатам вручили благодарность и денежную премию.

— Завтра же поедете домой. Вы уже достаточно накопили свои дозы. А вас, товарищ репортер, я попрошу остаться.

Игорь с недоумением обернулся.

— Командование попросило вас сделать панорамную съемку. Так они быстрее запомнят, где какой обломок лежит. И запомните: нужно заснять все обломки, даже самые мелкие. Вы меня поняли?

В двадцать ноль-ноль на столе у командования уже лежала панорама кровли третьего блока.

“Победа?

Нет, поражение.

Какую глупость я допустил, не засняв человека у развала реактора — доказательство того, что все под контролем”

Глава XX

И так Сергей ездил до конца маршрута, желая, изнемогая и не смея.

И — терзаясь!

“Что, муки неразделенной любви? По сравнению с этим муки неразделенной любви утонченное наслаждение жизнью!..”

Его кидало из жара в холод, из стороны в сторону на ухабах и кочках, из холода в жар, покрываясь испариной от невероятных усилий.

Сергей трясся внутри бронированной машины всю дорогу.

Когда тяжелый военный броник ехал уже вдоль трассы мимо АЭС и на Чернобыль, он лихорадочно прикидывал, глядя на обочину — то на левую, то на правую:

“Здесь? А какой там уровень? А вон там?.. Уже проехали… А тут — голяк, ни кусточка! Ладно… Там? Людей много… Машин по трассе до черта!”

Лейтенант что было сил сцепил зубы, иногда, если позволяли силы, проглатывал слюну, ибо в животе яростно бурлило и давило ниже спины.

И его раздражало невероятное спокойствие спутницы.

— Ну ты же женщина! Войди в мое положение!

Марина усмехнулась:

— Я тоже обязана обсираться?

— Ну хоть капельку любви… сочувствия…

— Терпи, казак, атаманом будешь.

Сергей едва не расплакался.

К его небольшой компании, состоявшей из него самого и золотоволосой молодой девчонки, примкнул еще и дозиметрист, один из “крышных котов”.

— Я кое-как добился, чтобы мою службу продлили! — он приземлился рядом с Мариной у костра — лейтенанта мучило несварение желудка, и он бегал через каждые пятнадцать минут в сортир и обратно. — Я Андрей. Я работаю здесь дозиметристом. Сначала погнали на крышу третьего блока, сейчас несу службу на земле.

— Тебе что, жить надоело? — простонал Сергей.

— Меня просто дома никто не ждет.

И каждое утро все начиналось по-новой.

Кто-то из советских фигуристов жаловался (даже не жаловался, а скорее обращал внимание): когда штангист толкает штангу, ему позволительна любая гримаса, рык и прочее. А фигурист, толкая вверх свою партнершу — тоже, отнюдь, не невесомую — и которую, в отличие от штанги, уронить нельзя, — должен наигранно улыбаться, светясь от счастья.

Вот так и лейтенант, тратя сто пять процентов имеющихся сил, чтобы мышцами живота брюшины давить, ежемгновенно держать эту клятущую периодически взрывающуюся гранату в животе — давя, мня, жмя внутри этот взрыв, — одновременно ходил, залезал в машину, спрыгивал с нее, получал приказания, отдавал приказания, улыбался где надо, чувствуя себя как фигурист, завидующий штангисту.

И желание, одно-единственное — спустить штаны и сидеть в любом скрытом от людского взора месте, пусть даже в самом загаженном сортире…

И млеть от счастья…

Где тут поблизости?!!!

И спутница как назло куда-то подевалась.

Марина ускользнула под шумок, скрывшись за густыми, покрытыми яркой салатовой зеленью, ветвями. Она раздвигала листву руками и шла вперед. Бронированная машина стояла в паре шагов от деревни, где они с Сергеем и его командой остановились, чтобы измерить уровень радиации.

Марина услышала тихий, на самой грани восприятия, жалобный писк.

“Если там какая-то скотинка, как я ее тут брошу? Роте все объясню. Они хорошие, все поймут”

Девушка сбросила с плеча хвост кое-как собранных в спешке волос и, надвинув респиратор на лицо, медленно продвигалась вглубь лесной чащи, прищурившись, словно хищница, высматривая дичь средь плотной зеленой занавесы. Она вздрогнула и резко обернулась, услышав подозрительные шорохи за своей спиной.

Потом свободно выдохнула.

“Показалось”

Марина поплотнее закуталась в накидку.

“Не верю я этой обстановке. С виду все спокойно, будто ничего не случилось, а если заглянуть в саму суть, то тут такие ужасы творятся… даже обычному человеку не поздоровится…”

Неподалеку раздались крики и чьи-то голоса.

“Это меня ищут! Они, видимо, вовремя спохватились!”

Марина невольно завизжала, когда путь ей преградил огромный дядька в темном защитном костюме и с противогазом на голове, свалившийся с крыши ближайшего заброшенного домика.