Драконова Академия. Книга 4 (СИ) - Индиви Марина - Страница 29

Бесполезно.

Я заперта в этом теле и в этом сознании, как когда-то она.

Как раз в ту минуту, когда я в ужасе, тщетно, снова и снова пытаюсь почувствовать себя или свою магию, Ленор надоедает прыгать. Она слезает с кровати — раскрасневшаяся, растрепанная, подходит к зеркалу. Смотрит на свое-мое отражение и с ехидной улыбочкой произносит:

— А вот теперь, Лена, мы повеселимся.

Глава 13

Некоторое время спустя

В прошлый раз на открывающем балу я была с Люцианом. В этот раз — с Валентайном. Хотя, наверное, сказать, что я была с Валентайном нельзя, потому что с ним пришла Ленор. Я это отмечала уже философски, рассматривая украшенный бальный зал ее глазами. Встречая взгляды окружающих через ее восприятие. К этому я привыкла: не сразу, конечно же. Первые несколько дней я вообще сходила с ума, металась по клетке сознания, пытаясь из нее вырваться, но темную магию блокировали браслеты, а светлая, видимо, с этим не помогала. Или не помогало в принципе ничего, но Ленор решила подстраховаться и с браслетами не расставалась. Она с ними спала, ела, купалась, даже трахалась с Валентайном.

Ну что я могу сказать? К этому я тоже привыкла относиться философски. За время пребывания в глубинах моего подсознания она неплохо меня изучила. Я бы сказала, изучила очень хорошо, у нее был мой словарный запас, мои воспоминания и опыт моих поступков в самых разных ситуациях. Она слышала все, что я говорила, и все, что говорили мне, и, судя по всему, конспектировала. Ленор даже жесты мои копировала настолько точно, что я одраконевала.

Конечно, одраконеть сильнее, чем после ее удачного выселения меня на задворки сознания было сложно. Или после того, как эта скромница, «любящая» Люциана, принялась весело зажигать с Валентайном, используя все, что было в ее распоряжении, а он… а он тоже ее не узнал. И все-таки да, первое время у меня было много поводов для одраконений. Теперь, на второй месяц заточения в башенке в стиле «Ленпунцель и злобная ведьма Ленорища», я уже ко всему относилась с большой долей пофигизма.

Если сначала было больно и обидно: в частности, от того, что Валентайн ничего не почувствовал, то сейчас стало уже почти все равно. Соня, кстати, тоже ничего не почувствовала, и Ярд, и Макс. Но с ними Ленор мало общалась — предпочитала одиночество или общество Валентайна, мотивируя это тем, что у Сони же своя жизнь, потому что она вышла замуж за Сезара, а Макс взрослый мужчина, пусть сам строит свое новое будущее.

Она реально использовала мои слова! Никто бы даже не подкопался, но слова — это слова, а чувства — это… это нечто другое. Если первое время я верила, что Валентайн ее раскусит, вытащит меня отсюда, то потом уже и на это надеяться перестала. Смирилась.

Ленор больше не разговаривала со мной: ни через зеркало, ни тем более через подсознание. А что самое смешное, теперь, когда она засыпала, я пребывала в темноте. Не знаю, как было у нее по первой, но я не могла перехватить контроль над телом. Ни пошевелить пальцами, ни открыть глаза. Впрочем, я все равно пробовала — снова и снова, но безуспешно. Она засыпала — и я погружалась во тьму. Она это знала, потому что по утрам довольно улыбалась.

Бонусом я теперь слышала ее мысли: например, что эта тварь Лена получила по заслугам, или что трахаться с Валентайном ей даже нравится, хотя, конечно, это не навсегда. Она развлекалась и ждала удобного момента, чтобы с ним расстаться. Потому что быстрое расставание, конечно, сразу же вызвало бы вопросы, ну и… ей нравилось, что я на это смотрю. Ей реально нравилось мстить мне таким образом и заставлять наблюдать, как любимый мужчина занимается сексом с другой. Хотя и не знает об этом.

А еще она поразительно быстро привыкла к моему имени. Ни разу не продраконила, когда ее называли Леной.

— Я ненадолго тебя оставлю, — произнес Валентайн, касаясь губами ее руки, и она улыбнулась моей улыбкой.

— Разумеется. С твоим новым назначением никто не поймет, если ты будешь проводить все время со мной, а не рассказывать адептам о перспективах светлого будущего.

Что самое мерзкое, так бы могла сказать я! А Валентайн, помимо архимагической должности, внезапно еще и получил предложение стать заместителем ректора. Когда предыдущий решил, что ему пора на покой, Эстре, разумеется, подсуетилась и быстренько подтянула его поближе, а он взял и согласился. Чтобы быть поближе ко мне. То есть к Ленор. То есть ко мне!

Ненавижу это все!

Как же я ее ненавидела первое время. Я не знала о том, что она тут сидит, а она знала. Знала — и все равно делала все то, что делала. Сначала я просто кипела, сжигая себя изнутри этим чувством и невозможностью что-либо изменить, от всей тщетности своих попыток ненависть разгоралась во мне с каждым днем все сильнее, пока я не поняла одну очень простую вещь: да, Ленор посадила меня сюда намеренно, хотя сама через все это прошла. Да, она знала, что я «познакомилась» с ней относительно недавно и пыталась как-то это решить, но в ее планы это не входило. Да, она делала мне больно нарочно, но убивала я себя сама. Этой ненавистью. И, когда я это поняла, я перестала ее ненавидеть. Ну как… не сразу, конечно же. Порой меня выбивало в крайности, вот как сейчас. Но это чувство было скорее мимолетным, эмоциональным, вспышкой, а не кислотой, разъедающей меня изнутри.

Я училась радоваться простым вещам: в частности, когда Ленор просыпалась, темнота заканчивалась. Наступало новое утро, светило солнце, пели птицы, а ночами было невероятно прекрасно смотреть на звезды даже ее глазами. Я искала в себе любовь там, где ее не должно было остаться, и это стало моим единственным утешением. Потому что ни спать, ни плакать я не могла — это телу нужен отдых, это у тела есть слезные железы. Я искала саму себя в этом заточении, и понимала, как часто игнорировала такие простые вещи. Как, например, возможность поднять руку, сжать что-то в своей ладони или коснуться любимого мужчины. Обнять подругу. Прижаться губами к стакану с водой…

— Я ненадолго, — повторил Валентайн, улыбнувшись. Мне.

И от этой улыбки сердце в очередной раз разлетелось осколками. Он затерялся в толпе собравшихся, а Ленор с улыбкой помахала Максу. Он был с Алиной. С этой мерзкой, невероятно меркантильной девицей, которая вытягивала из него деньги на побрякушки, новые наряды, дорогие места, а потом всем этим хвасталась. Он же ничего этого не замечал, а Ленор… Ленор было плевать. Сколько раз я пыталась ее дозваться, но тщетно: она то ли меня игнорировала, то ли реально не слышала.

Соня еще не приехала, поэтому Ленор направилась к столу с закусками и дорнар-скар, возле которого застыли вышколенные слуги.

— Ты слышала, что Женевьев Анадоррская будет у нас преподавать? — донеслось до меня.

Две девушки, проходившие мимо, увлеченно обсуждали новый преподавательский состав.

— Женевьев? Серьезно?

— Да! Да-а-а! Представляешь?

Ленор пошла дальше: Женевьев ее мало интересовала, а я вздохнула. Мысленно, ментально — как это там называется?

Анадоррские, к слову, уверенно набирали позиции, а Ферган нервничал. Это было заметно по тому, что он все чаще появлялся в проекции, демонстрируя свою силу, но, кажется, медленно но верно терял позиции. У Анадоррского было много сторонников, а еще было неоспоримое преимущество: наследник, который никого не насиловал и который не отказывался от престола на глазах у всех.

Погоняв циничные мысли туда-обратно, я вернулась в реальность. Ленор как раз собиралась потребовать у слуги бокальчик дорнар-скар, когда по залу пронесся громкий слаженный вздох. Обернувшись к дверям, она застыла, как та статуя в пошлом стишке. Моргая и пытаясь справиться с нахлынувшими на нее чувствами, потому что в зал вошел не кто иной, как Люциан Драгон.

Ленор сейчас не была исключением: вместе с ней застыли и все остальные. Кажется, даже негромкая музыка притихла еще сильнее, потому что каждый шаг Люциана сейчас раздавался в воцарившейся тишине невероятно громко. Волосы у него окончательно отросли, и он стянул их в небрежный хвост. Эта небрежность, пожалуй, была единственной деталью, которая напоминала о прошлом Люциане, потому что резкость его черт, жесткость и выправка в сочетании с военной формой создавали совершенно иной образ.