Прощай, Германия - Прокудин Николай Николаевич - Страница 41

— Да не стони ты так громко, — увещевал Эдик разошедшуюся, страстную партнёршу, чуть закрывая ей рот кончиками пальцев. Девушка и не пыталась сдерживать нахлынувшие эмоции, наоборот, укусила пару раз кавалера за ладонь, и даже изогнув руку, попробовала царапнуть спину Эдика. От глубоких шрамов спасла рубашка. Пролетело несколько минут страсти, деревце уже едва стояло, ствол берёзки угрожающе трещал, а пожелтевшая листва, опадая от ритмичного сотрясения, густо усеяла траву вокруг них.

— Ой-ой-ой! Мамочка, — пискнула на финише Анжелика.

— Что такое? Больно?

— Дурачок! Не больно, мне хорошо! Ты что… в меня?..

— М-м-м… вроде… чуток… Не удержался, не успел…

— Подлец! Придется тебе на мне жениться… если что…

— Ну, разве если что… — ухмыльнулся Эдик и закрыл хлынувший поток беззлобных бранных слов очередным горячим поцелуем. — В следующий раз будем завершать по-другому…

С этими словами Эдуард просунул язык в жадный ротик свидетельнице, но она коварно усмехнулась и покачала головой.

— Я подумаю. Мы ведь почти не знакомы!

— Я тебя тоже мало знаю, — засмеялся Громобоев. — Но это не повод для отказа. Пойдем к машине, а то молодые лопнут от зависти…

Когда они вернулись к машине залитой шампанским, Сашка посмотрел на раскрасневшуюся свидетельницу, на взъерошенного Эдика и неодобрительно покачал головой.

— Громобоев, ты свинья! Сегодня чья свадьба? Моя или твоя? Прёшь поперёд батьки в пекло! До вечера никак не потерпеть?

— А зачем? Народная мудрость: дают — бери, бьют — беги! Вдруг к вечеру будут бить? Деревенская свадьба без драки, сам знаешь — редкость!

— Ладно, чёрт с тобой, тебе наглеть можно… И как она? Доволен? Хорошо дала? — ухмыльнулся Саня похотливо.

— Расскажу — обзавидуешься! Лучше я скромно промолчу…

— Может и мне попробовать!

— Иди-ка ты… к жене…

— И чёрт с тобой, жадина, ладно, пользуйся пока бесплатно! — Афоня громко заржал, порадовавшись своей циничной шутке, и поспешил к покинутой супруге, успевшей надуть губки.

— Дорогая, я тут! Я не потерялся! Не сердись, мы уже едем домой. Гости нас наверняка заждались, пора к столу…

Свадьбу гуляли в поселковом кафе, вернее в столовой птицефабрики. Зал был переполнен гостями, на праздник собралось примерно сто человек. Сельское торжество протекало именно так, как и ожидал Громобоев: бесконечные поздравления, здравицы, вопли «Горько!», песни, пляски, игры и для остроты ощущений небольшая драка. Трое каких-то дальних родственников, которых никто не пожелал признавать своими (а может просто подвыпившие забулдыги-проходимцы), начали бузить, перевернули свой столик, кто-то ударил в лицо Сашкиного троюродного брата.

Афанасьев скинул пиджак и кинулся в гущу событий, размахивая пудовыми кулаками, а Эдик, как и положено свидетелю — следом. Давно Громобоев не работал с таким удовольствием руками и ногами. Дебоширов быстро, но усердно отмутузили и вышвырнули за двери.

А потом случилось похищение невесты. Само собой увлекшийся свидетельницей Эдик прошляпил этот ответственный момент, за эту провинность ему пришлось выкупать Татьяну за четвертной и выпить водку из её туфли по очереди с мужем. Выпивку подавала аппетитная кареглазая молодуха, которая шепнула свидетелю, что ей после такой веселой свадьбы, было бы скучно спать одной.

«Ого, вот это номер! Явно наклевывается неплохой второй вариант! — ухмыльнулся Громобоев. — Н-да! Не ожидал, что в деревне за него будет ещё и конкуренция. И эта тоже хороша! Аппетитные сиськи и попка! Так и до потасовки между девицами может дойти…»

— Саня, где я буду спать? — спросил Эдик ближе к ночи у захмелевшего и разгорячённого приятеля. — Как я понимаю, гостей много, а кроватей у вас мало. Хорошо было бы найти уютное местечко заранее.

— Клавка сказала, что тебя приютит…

Эдик тряхнул опьяневшей головой пытаясь собраться с мыслями, и удивленно поднял бровь.

— Кто такая Клавка? И в честь чего она собралась меня приютить?

— Ну, та, которая поила тебя из туфли. Хорошая бабёнка, боевая, весёлая, живет одна, муж по пьянке на машине разбился. Она больше года как вдова.

Громобоев непонимающе посмотрел на ухмыляющегося друга и произнёс недовольным тоном:

— Совсем сбрендил? А куда девать Анжелику? Она меня сразу кастрирует, у нас ещё с катания на машинах уговор — спать вместе…

— Спите втроём, кровать у Клавки широкая! Или боишься не справиться с двумя?

Афоня словно молодой жеребец радостно заржал во весь голос, половина гостей, те, кто был трезвее, повернулись к ним, пытаясь понять причину бурной радости жениха.

— Что ты орёшь! — прошипел Эдик. — Не ссы, справлюсь, но как-то неловко…

— Не ловко — это когда на потолке! Как-нибудь устроитесь и договоритесь. Ну, да это уже не моя печаль. Бери с собой побольше водки и вина, постепенно всё устаканится.

Так и сделал. Понятное дело ситуация вначале, действительно, была крайне неловкой. В квартиру Клавы пришли глубоко за полночь, разговор поначалу не клеился, но выпили по сто граммов, и постепенно женщины свыклись с мыслью, что спать придется всем вместе. Пошептались, посмеялись, перемигнулись.

— Чур, я в центре, — попросил Эдик.

— Конечно! — одобрила его желание хозяйка. — Неужели приличные и нормальные девушки лягут рядом друг с другом…

— Раздеваемся? — вновь уточнил Эдик.

— Нет, одетыми завалимся, а ещё и в тулупы завернёмся… — хихикнула Анжелика.

Клава хлопнула очередную рюмку, на посошок, включила торшер в дальнем углу, погасила верхний свет и шустро скинула всю одежду.

— Ох, и соскучилась я по мужику!

И Анжела, в свою очередь, тоже не задерживаясь, разделась, а потом, весело хохоча и не сговариваясь, накинулись на чуть опешившего и растерявшегося Эдика, принялись стягивать с него брюки и рубашку, отдирая пуговицы «с мясом»…

Утреннее пробуждение было неимоверно тяжелым, но не только от выпитого: ломило все кости, ныли мышцы, словно ночью не наслаждался, а разгружал вагоны с картошкой. Громобоев явно переоценил свои силы, вернее сказать — недооценил способности противника. Уснуть удалось на рассвете, а до первых лучей солнца эти чертовки не шли ни на какие сделки и призывы к совести, не поддавались на уговоры и увещевания даже о передышке. Им явно понравилось резвиться и экспериментировать, использовать молодого капитана в качестве подопытного кролика. Девицы, конечно, тоже немного умаялись, хотя виду и не подавали, лишь согласились прерваться на несколько часов и передохнуть до обеда…

Эдик воспользовался их оплошностью — позорно бежал с поля битвы полов. Пока одна ещё спала, а вторая принимала душ, Громобоев быстро оделся, написал записку Анжелике, с адресом как его найти, если вдруг понадобится (не давать же телефон военного коммутатора), заскочил к Сашке за своими орденами и, не прощаясь с разбитными подружками, отправился домой.

Это оказалось делом нелёгким, в субботу между деревнями транспорт почти не ходил: редкие попутки тормозить не желали. Эдик даже принялся махать червонцем — это действие тоже не произвело никакого эффекта.

— Чёртова глухомань!.. мать! — выругался Громобоев. — Ладно, пойду пешком, хоть и до самой станции, лишь бы остаться в живых! Второго такого сеанса кувыркания мне не выдержать!

Капитан не спеша потопал по обочине шоссе, насвистывая весёлые мотивы и прокручивая в голове самые интересные и увлекательные моменты прошедшей ночи. Пару километров Эдуард осилил пешком, а потом улыбнулась удача, его нагнал рейсовый автобус. Едва спина и зад коснулись жесткого дерматинового сиденья, силы окончательно покинули его и он провалился в сон. На станции водитель крепко тряхнул Эдика за плечо, пытаясь разбудить.

— Вот, блин, разморило… — потряс головой Громобоев. — Извини, друг, выхожу…

Возле перрона стоял ларёк, капитан купил две бутылки пива, чтобы чуть опохмелиться. Утолив жажду целительной влагой, он сел в подошедшую электричку и проспал ещё два часа кряду до самого вокзала.