Черная смерть (СИ) - Коган Мстислав Константинович - Страница 2

— К полудню должны быть в малых рифах, — кивнул торгаш, — Это небольшая прибрежная деревушка, совсем недалеко от Эвенфолла, — Там ещё пару часов на выгрузку и тут же двинемся к столице. Мне хотелось бы оказаться за крепкими городскими стенами до наступления темноты.

— В окрестностях опасно? — поинтересовался я, оперевшись на борт и рассматривая очередной небольшой островок, мимо которого мы проплывали. По большому счёту это был даже не островок, а затянутая мхом и ковром из мелкой травы кочка-переросток, в самом центре которой росла старая раскидистая плакучая ива, полоскавшая свои косы в тёмных водах серебрянки.

— Разные слухи доходят, — покачал головой торгаш, — Говорят, что в окрестностях города свирепствует какая-то чума, превращающая людей в кровожадных упырей. Что мол, заболевший такой дрянью полностью теряет человеческий облик. Кожа его сохнет, трескается, теряет цвет и больше напоминает потухшие угли в костре, меж которыми сочится кровь и гной. Глаза заволакиваются белой плёнкой. Как, впрочем, и разум. Человек перестаёт быть собой и превращается в кровожадное чудовище, которое думает только о том, кем бы ещё сегодня набить себе брюхо.

— Пепельная хворь, — задумчиво протянул я, вспоминая сон, который видел ещё в Риверграссе. Там эти твари перелезли через стену и начали сеять хаос на городских улицах. Если всё окажется так, то боюсь внутри «прочных городских стен» будет куда опаснее, чем за её пределами. Людей больше, заражённых, соответственно, тоже, — Да, слышали о ней, когда ещё были в Вестгарде.

— Слухи есть слухи, — пожал плечами Янош, — Россказни кметов. Сам знаешь, как обычно они любят преувеличивать. Но осторожность всё равно не помешает.

— Она никогда не бывает лишней, — пожал плечами я. Янош в ответ многозначительно хмыкнул, взял с ящика небольшую подзорную трубу и принялся сверлить взглядом затянутый серой туманной дымкой горизонт.

Я ещё немного постоял, разглядывая проплывающие мимо нас островки, берега которых заросли кувшинками и тростником. На некоторых из них росло по несколько деревьев. Другие же представляли собой обычные скалы, на которые намыло ил, тину и мелкий речной песок.

Наше долгое путешествие подходило к своему логическому концу. И от этого на душе было приятное чувство. Несмотря на все трудности, все лишения, все потери и всё то дерьмо, которое вылилось на нас по дороге мы сделали это. Мы всё-таки добрались до столицы. Сейчас она находится от нас буквально в четырёх-пяти часах пути. Вот только с другой стороны росла и тревога. В голове крутился и жужжал, словно рой разъярённых пчёл, целый ворох непростых вопросов. Найдем ли мы там ответы на интересующие нас вопросы? Устроят ли они нас или породят ещё больше вопросов? А может и вовсе, нам не следовало во всё это лезть, а двинуться на север, в вольную марку? Туда, где нет ни ордена, который спит и видит, как бы подпалить наши задницы на кострах, ни «волчьего лорда», который либо совсем лишил себя личной жизни, перекачавшись настолько, что стал одной из заметных политических фигур на здешней доске, либо получил какие-то плюшки напрямую от корпорации. Хоть Айлин и говорила, что она не может напрямую вмешиваться в здешние события, но честно сказать, верилось в это как-то слабо. Впрочем, наверняка в вольной марке нас ждал бы не меньший набор неприятностей. Разве что с немного другой спецификой.

Впрочем, все эти проблемы меркли и казались сущими пустяками перед главным вопросом. Что дальше? Да. Мы дошли. Достигли цели путешествия. Вот только сомневаюсь, что у нас получится теперь спокойно вернуться домой с двумя сундучками золота и мирно жить до глубокой старости. К большому сожалению, это не детская сказка, где достаточно было дойти, победить злого дракона и весь мир оставит тебя в покое. У нас тут и дракона то нет. Только куча дерьма, сотворённая людьми, разгребать которую можно вечно, ведь каждый день в неё «подкладывают» своего всё новые и новые энтузиасты. Да и возвращаться нам по большому счёту некуда.

— Вот, а значица когда мы склеп открыли, они оттудова и полезли, — до ушей донёсся густой бас Тура. Не отрываясь от борта я покосился краем глаза туда, где сидел здоровяк. Тур, по своему обыкновению расположился возле кормы с удочкой в руках. Рядом с ним стояло большое деревянное ведро, в котором уже билось несколько небольших серебристых рыбёшек. Именно благодаря ему мы узнали, что оказывается есть вещь ещё более мерзкая, чем опостылевшее безвкусное кашло с салом и солониной. Достаточно просто было заменить в нём эту самую солонину на варёную речную рыбу и…

Меня передёрнуло. Да уж. Этот вкус мы точно не забудем никогда. Впрочем, выбора особого всё равно не было. Запасы солонины и мяса уже подходили к концу, так что приходилось довольствоваться тем, что есть. Всё лучше, чем жрать совсем уж пустой и безвкусный клейстер.

Единственным кому действительно было по нраву дело, которым здоровяк убивал время, оказался Трухляш. Обожратый котяра вдоволь натаскавшись рыбы, развалился прямо возле ведра пузом к верху. Сейчас он дремал, приоткрыв один глаз и ожидая, когда Тур закинет в ведро ещё что-нибудь интересненькое.

— А выглядели то как? — поинтересовался караванщик, сидевший на бочке рядом и внимательно следивший за поплавком.

— Да как-как, — задумчиво почесал затылок Тур, — Как обычные трупоеды. Упыри, значит. Только бледные и тощие. Руки словно палки, ноги тоже. Вот только быстрыми и вертлявыми, сучьи дети оказались, страх.

— А, так это тощаки, — со знанием дела ответил караванщик, — Нам такие встречались в северных землях. Ежели упырь долго ничего не жрёт он со временем и обращается в такого вот тощака. Ваши видать долго были заперты в склепе, все кости обглодали, а больше там харчеваться то им и нечем.

— Ну вот такой тощак нашему командиру рожу и разодрал, — прогудел Тур, — Правда он там тоже в долгу не остался. Порубил сукина сына, пока остальные мужики говно из порток вытряхивали.

— Немудрено. Я сам бы штаны обделал, еслиб на меня такая бестия кинулась, — пожал плечами караванщик, — Ну а командир ваш, храбрый видать мужик. Впрочем, прозвище, которое он получил, само об этом говорит.

— А есть ещё какие-нибудь виды этих тварей? — поинтересовалась Айлин. Девушка стояла рядом с ними крепко держась за корму. Лица я её не видел, но по голосу и сутулящимся плечам было ясно — чувствовала она себя не очень хорошо. Качку, даже речную, она переносила плохо.

— Есть и немало, — снова со знанием дела кивнул караванщик, — Помимо тощака, есть обыкновенный упырь. Он же трупоед. Этот пусть и немного медлительнее своего тощего собрата, зато заметно сильнее. Есть и ужорец. Здоровенная тварь, в холке аж с человека ростом. Такие вырастают из обычных упырей, ежели тварь набредёт на поле недавней битвы и как следует отожрётся свежей трупятинкой. Говорят, бывают ещё и болотники. Размером они с крупную собаку или с небольшого человека. Шкура у них жёлто-зелёного цвета и пупырчатая, словно у какой старой жабы, а поверх шкуры, значит, ядрёная слизь. Ежели голой рукой до такой дотронешься, кожу разъест в момент. А жрут они значится, тех, кто в болоте заплутал или в бочаге утоп. Хотя бывает, что голод и таких страховидл на тракты и хоженые тропы выгоняет. Ходят слухи, что есть ещё какая-то горная разновидность. То ли скальники, то ли утёсники. Хрен их разберёт. Те вроде как за счёт серой шкуры умеют маскироваться под камни, но честно признаться в их существование я не верю. Кого в горах то жрать? Разве что заблудившихся путников или горных козлов.

— А вот… — Айлин хотела ещё было что-то спросить, но тут над речной гладью прокатился крик, донёсшийся откуда-то со стороны с первой барки.

— Малые Рифы впереди. Правьте к берегу!

По палубе забегали люди. Некоторые бросились к уключинам вёсел. Двое налегли на кормовой руль, заваливая его влево. Оставшиеся столпились на носу, вглядываясь в горизонт, затянутый белёсой туманной дымкой. Похоже Янош немного ошибся в своих рассчётах. Мы были на месте.