Крепостная навсегда - Езерская Елена - Страница 4

— И что я должен сделать?

— Ты был свидетелем при подписании документа, подтверждающего выплату мною долга князю Долгорукому. Помнишь?

— Да, помню. Присутствовал.

— Поклянешься ли в том перед княгиней и Андреем Платоновичем Забалуевым?

— Вы обвинили меня в краже этого самого документа. А теперь хотите, чтобы я свидетельствовал в вашу пользу? Не странно ли это?

— Ты можешь доказать свою невиновность, а я перестану подозревать тебя в воровстве. И, если после всего ты пожелаешь уйти, то я выплачу тебе достаточное выходное пособие и напишу наилучшие рекомендации.

— Что же, — после некоторого раздумья сказал Шуллер. — Княгиня Мария Алексеевна думает, что все ее будут слушаться только потому, что она так желает. Но я честный человек, поверьте! И несправедливости не допущу.

— Вот и славно, а теперь ступай.

— На конюшню?

— Отправь кого-нибудь за доктором Штерном. Мне необходимо срочно переговорить с ним, — барон махнул рукой, отпуская управляющего, и тот удалился, затаив в усах недобрую улыбку.

Вот теперь-то они у меня все попляшут! — думал Карл Модестович. Долгорукая сама мне все денежки привезет, на коленях ползать будет — умолять, чтобы свидетелем не шел. Ишь, как оно — стал барону нужен, и про наказание тут же забылось. Карл Модестович — то, Карл Модестович — это! Без него — как без рук. Будет все по-моему! Будут у меня деньги!..

А Забалуев тем временем велел гнать к Долгорукой. Княгиня с дочерьми сидела в столовой и собирала приданое.

— Простых салфеток — пятьдесят восемь, вышитых — тридцать две, — считала Соня.

— Ножей серебряных — сорок восемь, а вилок с позолотою — сорок пять, — в тон ей без выражения говорила печальная Лиза.

— Куда же три вилки подевались? Никак, у нас домашний вор завелся. Глаз да глаз нужен во всем, особенно за Танькой за твоей!

— Маменька, Татьяна — честная девушка, она ни за что чужого не возьмет.

— Выйдешь за Андрея Платоновича, станешь хозяйкой в своем поместье — вот там сама и будешь про честность слуг рассуждать… Андрей Платонович?! Какими судьбами! Не случилось ли чего?

— Мне надо поговорить с вами, Мария Алексеевна. С глазу на глаз.

— Разговоры мне сейчас, конечно некстати — сами видите, к свадьбе готовимся. Но если дело серьезное… Или умер кто? — с понятной надеждой спросила Долгорукая.

— Никто не умер, Мария Алексеевна, однако одно важное дельце остается незавершенным. И в нем открылись непредвиденные обстоятельства, — Забалуев перешел на еле слышимый шепот, и по его тону княгиня поняла, что Забалуев не рисуется.

— Оставьте нас все! — строгим тоном приказала она, и, дождавшись, когда дочери уйдут, подозвала к себе Забалуева поближе. — Рассказывайте, Андрей Платонович. Что еще произошло?

— Боюсь, я принес вам дурное известие…

— Да не тяните вы! — подтолкнула Забалуева княгиня.

— Барон решил представить двоих свидетелей!

— Ох, напугали! — с облегчением рассмеялась Долгорукая. — Это новость не страшная. Два свидетеля! Да вы знаете, о ком речь?! Один — наш милейший доктор Штерн, а второй — управляющий Корфов. Я сама их подписи на расписке читала.

— И впрямь хорошо, — согласился Забалуев. — Доктор Штерн, я думаю, будет с нами солидарен — не захочет же он, право, терять практику в нашем уезде. А Карл Модестович…

— Им я займусь сама. Вы на который час снова встретиться с бароном договорились?..

Благословив Забалуева на разговор с доктором Штерном, княгиня кликнула Дмитрия.

— Скачи к Корфам. Привези ко мне этого разбойника Шуллера. Да так, чтобы барон не видел. И никто из его людей.

— Так ведь недавно пускать его не велели?

— Тогда не велела, сейчас велю по-другому. Чего разговорился-то? Делай, что сказано!

— А что, если не захочет Карл Модестович? Обиделся, небось, за грубое обращение.

— А ты ему скажи, что барыня денег обещала. И приедет, как миленький…

И то правда — этого визита Карл Модестович ждал. Он все рассчитал — не дала тогда Долгорукая денег, пожадничала, зато теперь выложит всю сумму сразу, тянуть не станет. Сейчас от его молчания и содействия зависело еще больше, чем прежде. И на радостях после разговора с бароном он направился к Полине — захотелось ласки и понимания.

Полина же, напротив, пребывала в отвратительном расположении духа. Она только что закончила работу на кухне под присмотром вредной Варвары и теперь отмывала свои нежные пальчики в охлажденном ромашковом отваре.

— Вы обещали мне, Карл Модестович, что я не буду знать тяжелой работы, — обиженно поджав губу, сказала Полина.

— Потерпи, душечка, — управляющий с наслаждением поцеловал ее в жилку на высокой и стройной шее. — С минуты на минуту я жду вестей от княгини, и все пойдет так, как я тебе обещал.

— С чего бы это она раскошелится, если до сих даже на порог вас пускать не хотела? — Полина капризно выгнулась, избегая так и сыпавшихся на нее поцелуев.

— А я придумал кое-что, — заверил ее Модестович. — Ну, не упрямься, авансируй, так сказать.

— Надоело мне тебя в долг принимать, — нахмурилась Полина. — Ты уж сколько тому назад говорил — новое платье куплю!

— Будет тебе платье и драгоценности, какие твоей Анне и не снились. Не упрямься, поцелуй меня, я скоро стану богатым.

— Вот, когда станешь, тогда и приходи, — Полина плеснула в лицо Модестовичу отварной воды с пальчиков.

Управляющий засмеялся, принимая это за игру, и снова потянулся к Полине. Но она ловко увернулась и при этом пребольно ударила Карла Модестовича по руке.

— Ты что же это творишь, Полька?! — крикнул на нее управляющий. — Ладно, приду потом, когда успокоишься.

— Только с деньгами приходи, — кивнула Полина. Модестович усмехнулся и отправился на конюшню, проверить, как поживает его любимый жеребец.

— Карл Модестович, — позвали его из темноты у стойла.

— Кто там? — управляющий схватился за плетку, — Я это, Дмитрий, барыня велела вас привезти — рассчитаться желает…

Утром Полина решила навестить барона. У нее был свой план, и она хотела попытаться осуществить его. Дождавшись, пока Варвара пойдет к Корфу с завтраком, Полина заскочила на кухню и быстро налила чаю с лимоном. А потом, поставив чашку на поднос, направилась в библиотеку.

— Что? Кто здесь? — спросил барон, заметив фигуру, метнувшуюся навстречу ему от книжных шкафов.

— Это я, Полина. Вот принесла вам — здесь чай, сахар и лимон, все как вы любите.

— Поставь на стол и уходи, — равнодушно сказал Корф.

— Иван Иванович! Смею ли я сказать вам кое-что? — робко промолвила Полина.

— Говори, — смягчился барон.

— Я хочу извиниться перед вами и Анной. Я так виновата. Каюсь, завидовала ей. Обида грызла, покоя не давала.

— А насчет вольной повиниться не хочешь?

— Нет, поверьте: никакой вольной в руках не держала! Ужасно, что вы меня подозреваете в таком грехе! — залепетала Полина.

— Впрочем, теперь это не имеет никакого значения. Я напишу новую вольную. А тебя хвалю за раскаяние, — рассеянно сказал барон.

— Пожалуйста, позвольте мне помогать вам! Я готова абсолютно на все! Скажите только, что нужно сделать… — попросила Полина.

— Я подумаю, — отозвался Корф.

— Если Анна не успеет вернуться из Петербурга, я могу заменить ее в спектакле…

— Так вот за чем ты пришла! Неужели ты думала, что меня так легко обмануть?

— Я не думала…

— Думала, думала, — с раздражением прервал ее Корф. — Ступай прочь, негодная! И не показывайся мне больше на глаза!

Полина ушла, но настроение было испорчено. И все же барон пересилил себя и сел за стол в кабинете. Он решил как можно быстрее подготовить все документы — вольную для Анны, прошение на имя императора с просьбой помиловать сына, письмо для Владимира, завещание… Возможно, стоило подумать об изменении завещания — Владимир не успел жениться, детей у него нет, но пока от сына не было вестей, барон продолжал надеяться на лучшее.