Крепостная навсегда - Езерская Елена - Страница 35

— Если вы так хотите открыть правду, почему просто не сказать всем? Для чего надо устраивать это представление?

— Но ты же не просто крепостная. Ты — крепостная актриса. Вот и откроешь истину со сцены!

— Это жестоко — устраивать из чужого несчастья спектакль! — воскликнула Анна.

— А обнадеживать Мишу — не жестоко? — в тон ей повысил голос Владимир. — Ведь вы прекрасно знали, что у вас не может быть будущего!

— У нас могло быть будущее! Иван Иванович написал мне вольную. А вы предпочли оставить меня крепостной!

— Ты так уверена, что достойна свободы? — надменно спросил Корф.

— А почему вы так уверены, что вправе судить, кто достоин свободы, а кто — нет?!

— Потому что я твой хозяин!

— Владимир, я уже спрашивала вас, но вы не ответили мне. За что вы меня так ненавидите? Ответьте! Я сделаю все, чтобы искупить свою вину, если она есть. Только, Бога ради, откажитесь от идеи устроить этот ужасный и бессмысленный спектакль. Неужели вы не понимаете, насколько тяжело будет для князя Репнина видеть это представление? И если вы действительно ему друг, то почему так жаждете подвергнуть его душу страданиям?

— Неужели Мишель так много для тебя значит?

— Да.

— Хорошо… — Корф на секунду задумался. — Тогда, пожалуй, я предоставлю тебе выбор. Можешь не танцевать нынче Саломею, не унижаться и жить дальше, как ты привыкла. При одном условии.

— Что же это за условие?

— Сегодня ты скажешь Михаилу, что тебе больше нет до него никакого дела. Скажешь, что будет лучше, если он навсегда забудет тебя. А затем ты встанешь и уйдешь не оборачиваясь. Или ты танцуешь за обедом танец семи вуалей, и Михаил все узнает сам. Выбирай.

— Вряд ли это называется выбором — я в любом случае потеряю Михаила.

— Но если ты примешь мое условие, то останешься жить здесь, в поместье, и как раньше сможешь продолжать изображать из себя дворянку.

— Вы имеете в виду, что я должна жить здесь с вами?

— Вы невероятно высокого мнения о себе, мадмуазель! Жить не «со мной» — но в моем поместье! Иметь все, что вы имели раньше. Согласитесь, это вполне сносное существование в сравнении с жизнью служанки! Хорошенько подумайте. Не часто крепостным доводится слышать подобные предложения. И что же вы выберете? Танцевать Саломею или продолжать жить в довольстве, как прежде? — Владимир подошел к Анне вплотную, словно перекрывая ей пути к отступлению.

— Мне пора идти, у меня слишком много дел… — тихо, но твердо сказала она. — Пропустите меня. Пожалуйста!

— Не раньше, чем вы ответите мне, — не уступал Корф.

— Владимир, вы действительно ничего не знаете о любви. Я не могу променять любимого человека на «жизнь в довольствии»!

— Минуту назад вы утверждали, что вас волнуют чувства Михаила! Если вы расстанетесь с ним по собственной воле, это ранит его гораздо меньше, чем…

— Чем мое унижение?

— Не упускайте свой шанс, Анна! — раздраженно воскликнул Владимир, отступая перед ее самоотверженностью — Какой бы хорошей актрисой я ни была, мне никогда не удастся, глядя Михаилу в глаза, сказать, что я не люблю его! Пропустите меня — я должна репетировать танец Саломеи.

— Аня! — вырвалось у Корфа.

— Когда-нибудь вы пожалеете о том, что делали, — последние слова Анна произнесла, почти как приговор, и вышла из библиотеки, сохраняя в осанке и выражении лица привитые ей бароном достоинство и гордость.

Владимир пытался ее остановить, но усилием воли сдержал порыв раскаяния. Анна была так прекрасна в своем праведном гневе и вместе с тем столь же ненавистна ему в своей неприступности и верности своим чувствам. Наверное, если бы она вела себя иначе и не бросалась в глаза благородством манер и нравственным поведением, Владимиру удалось бы избежать сцен, подобных этой, и избавиться, наконец, от того невыносимого чувства неловкости, которое он испытывал, унижая Анну.

«Господи, до чего она меня довела! Я готов извиняться за свои поступки перед крепостной! Я изощряюсь в политесах и смущаюсь говорить ей „ты“. Я сошел с ума — отец! зачем ты это сделал со мной?!» — мысли Владимира путались.

Выходя из библиотеки, Анна столкнулась с Репниным. Она вздрогнула и заметалась — ей было невыносимо больно видеть его сейчас. Анна даже испугалась, не услышал ли Михаил хотя бы часть их разговора с Владимиром, проходящем на весьма повышенных тонах. Но Репнин искренне обрадовался ей и бросился навстречу с той радостью, которая обычно свойственна людям, пребывающим в совершенном неведении того, что их ждет. «Бедный мой Миша! — успела подумать Анна. — Ты счастлив… Ты еще не знаешь, что уготовила нам судьба, и я не могу уберечь тебя и не могу помочь себе избежать беды».

Репнин остановил ее, взял ее руки в свои, нежно сжал ее пальцы.

— Анна! Я рад, что успел увидеться с вами! Это очень важно.

— Что-то случилось? — заволновалась она, заподозрив, что Михаил уже все знает — но тогда, тогда… Если ее тайна раскрыта, а Репнин все еще с ней и держит ее за руку — значит, он простил ее, значит, он любит ее по-настоящему и готов принять такой, кто она есть.

— Похоже, появилась надежда, что мне удастся узнать правду о смерти барона. Я говорил с Забалуевым, и он согласился встретиться со мной, чтобы прояснить кое-что.

— Вот как? Прекрасно. — Анна поняла, что обрадовалась преждевременно и совершенно напрасно.

— Вот именно — прекрасно! Я загадал, что увижу вас прежде, чем сообщу об этом Владимиру. Теперь я уверен — встреча пройдет успешно, вы — мой счастливый талисман.

— Михаил, — Анна старалась говорить ровно, ничем не выдавая своего ужаса перед ожидавшей их катастрофой. — Я хочу, чтобы вы знали — вы и ваши чувства изменили мою жизнь. Неизвестно, что с нами будет дальше, но я счастлива, что мы встретились. Я буду думать о вас и молиться о вашем благополучии.

— Анна! — растроганным голосом произнес Репнин. — С первой минуты нашего знакомства я только и думаю о вас. И я приготовил вам сюрприз.

— О, нет! — воскликнула Анна. — Сюрпризов на сегодня довольно.

— Не знаю, кто внушил вам отвращение к новостям, но я намерен по возвращению весьма серьезно говорить с вами.

— Не тревожьтесь ни о чем, — успокоила его Анна. — Идите, и да поможет вам Господь.

— Анна, знайте, я запомнил, на чем мы остановились в прошлый раз. И мы обязательно продолжим тот разговор, что начали в столовой.

Анна кивнула и быстро оставила его, так уже не могла больше сдерживать подступившие слезы. Репнин истолковал ее поведение по-своему, приписав эту нервность артистической впечатлительности и книжности, в которой пребывали многие благородные девушки и дамы его круга. Он незаметно для Анны послал ей вслед воздушный поцелуй и прошептал:

— Родная, чудная, любимая…

— Владимир, я тебе не помешал? — спросил счастливый Репнин, улыбаясь своим мечтам об Анне.

— Входи, Мишель! — Корф сидел за столом в кабинете и просматривал какие-то бумаги. — Правда, я жду управляющего, но не думаю, что его присутствие может нам серьезно помешать.

— Ты так и не отказался от мысли оставить его здесь? — спросил Репнин, присаживаясь в кресло у стола.

— Оставлю. До поры.

— А тебе не кажется, что пока Карл Модестович находится в твоем поместье, он может навредить?

— Помилуй, кому?

— Анне!

— И ты с этим шел ко мне? — помрачнел Корф.

— Нет, но…

— Навредить, Мишель, может сама Анна. Тебе!

— Что за глупости? — с негодованием воскликнул Репнин. — Чем Анна может мне навредить? Ты заклинаешь меня против нее, точно она ведьма!

— Поверь мне, она для тебя хуже, чем просто ведьма.

— Мне надоели твои загадки! Тебе, как будто, доставляет удовольствие мучить меня неведением.

— Неведение, друг мой, тебе покажется Раем, когда ты узнаешь правду.

— И когда же откроется мне эта ужасная правда? — саркастически поинтересовался Репнин.

— Скоро, — мрачно ответил Владимир. — Скорее, чем ты думаешь. Однако у нас есть дела поважнее… Я просмотрел все бумаги отца — ничего, ни одной, даже крошечной зацепки. А тебе удалось узнать что-нибудь о Забалуеве?