Три принца (СИ) - Селютин Алексей Викторович - Страница 6

Но торговля специфическим порошком — слишком выгодный бизнес. Мне указали моё место, когда я решил, что пора замахнуться на большее. На меня объявили охоту. Ликвидировали некоторых моих друзей, а затем отыскали меня. Устроили засаду и изрешетили машину. А когда я ещё дышал, истекая кровью, передали привет от дона. Передали привет и подожгли.

***

Я открыл глаза. Моя голова лежала на чём-то мягком. Встрепенувшись, я обернулся и испуганно вскочил — голова опиралась на ногу бедолаги Томмазо. Я машинально вытер затылок, будто опасался, что налипнет чужая кровь, и скосил глаза вниз.

— Прости, шестой аниран, — искренне произнёс я. Я насытился его воспоминаниями и теперь знал о нём всё. — Твоя жизнь на Земле была безрадостна. И лишь здесь ты обрёл истинное счастье. Мне очень жаль, что я стал причиной того, что это счастье длилось так недолго. Но обещаю тебе, обещаю Лусиль, что позабочусь о вашем сыне. Я позабочусь о Фабрицио.

Имя мальчугана я тоже знал. Я помнил всё, что Томмазо рассказывал ему. Помнил те сказки и ту любовь, которую он дарил сыну. Помнил наполненные счастьем глаза Лусиль, когда она смогла избавиться от бремени. Помнил её влюблённый взгляд, когда Томмазо подарил ей то, чего она уже не надеялась испытать — счастье стать матерью. Я помнил моменты, когда Фабрицио сделал первый шаг, когда начал разговаривать, когда впервые произнёс слово "папа". Я помнил это всё. И теперь, своими руками, первое настоящее чудо Астризии я лишил родителей. Я сделал это чудо сиротой.

Я думал над тем, как всё исправить в течение долгих минут. Я стоял над мёртвыми телами, проигрывал в голове варианты и вспоминал счастливые семейные моменты, которых теперь бедный ребёнок будет лишён. Возможно, когда он очнётся, я смогу убедить его в том, что это дурной сон. Придумаю что-нибудь. Расскажу сказку, где папе и маме пришлось срочно уехать за лекарем. Не колеблясь совру что-нибудь. Память у четырёхлетнего ребёнка как у рыбки — он обязательно забудет всё плохое. Забудет, если плохие воспоминания из его памяти вытеснят воспоминания хорошие. А поскольку теперь за него отвечаю я, я обязан наполнить его память хорошими воспоминаниями.

И, кажется, я знал, как это сделать.

Приняв решение, я бросил прощальный взгляд на творение своих ужасных рук. Сцепил зубы, называя себя бессердечным мерзавцем, и сурово выдохнул: этот путь — единственный! Ничего иного меня не ждёт. Лишь кровавый и жестокий путь, где мне придётся так поступать ещё ни раз. Ведь если я не пройду этот путь, его пройдёт кто-то другой. Возможно, куда более жестокий и бессердечный аниран.

В зародыше подавив жалость к самому себе, я перешёл к более важным делам. Я посмотрел на свою левую ладонь и не увидел новой метки. Расположение всех меток я знал наизусть, а потому едва не запаниковал, когда не рассмотрел новой. Хоть дар я забрал, активировать его было нечем.

— Так, спокойно! — сам себе я отвесил подзатыльник. Затем собрался с духом и мизинчиком коснулся метки у края ладони.

Мысль, промелькнувшая долю секунды назад, оказалась верной. Вокруг моего предплечья закружилось оранжевое кольцо. Оно появилось мгновенно и брызнуло энергией вдоль руки до самых кончиков пальцев. Плотно укутало и отдавалось едва слышным гулом.

— Так вот что всё это значит, — прошептал я, вращая рукой и рассматривая сплошную энергию без единого стыка. — Энергетическая перчатка от Гуляева… Наруч от Ди Дио… И, в итоге, они стали одним целым. Слились в едином организме.

Я крутил рукой, рассматривал сплошную энергию и думал о том, что меня ждёт дальше. Только сейчас я начал приблизительно понимать, что должен сделать. Что собрать и во что превратиться. Из дара двенадцати, цельным дар станет лишь собравшись в одном. Ведь дар этот, эта божественная сущность — и есть единое целое. Получается, та самая перчатка, которой обладает тот, кто живёт в Серекосо и кого называют Карающей Дланью Фласэза, сольётся в единое целое с моим правым наручем. С тем даром, который я забрал у Джона Казинса.

— Двенадцать частей, — пробормотал я. — Похоже, я должен собрать доспехи. Божественные энергетические доспехи, в коих буду достоин встретить спустившееся с небес божество… Иначе оно не захочет встречаться с анираном… Я ли это буду, или повезёт кому-то другому.

Я ещё пару секунд размышлял, а затем направил руку на печь. Капли крови портили белизну, но меня это совершенно не волновало. Я решил провести тесты прямо здесь и прямо сейчас.

Едва я успел сжать пальцы левой руки в кулак, в голове промелькнули слова:

— Подумай… Направь… Сожми…

Так я и поступил. А затем увидел, как в стену ударил энергетический болт. Или гарпун, как я подумал изначально. Он оставил в стене обожжённый след, а на пол посыпалась крупная крошка. Хоть добротную печь он не пробил, след остался, как от попадания из подствольного гранатомёта.

Болт, как и моя энергетическая игла, левитировал. После атаки он завис в воздухе и ждал моих указаний. Тончайшая нить, пульсировавшая энергией, пребывала в лёгком натяжении.

Я опять получил подсказку и несколько раз быстро сжал пальцы в кулаке. Практически мгновенно болт вернулся в наруч, а в голове промелькнуло слово, сообщавшее, что он напитался энергией и вновь готов к использованию.

— О-бал-деть… Просто обалдеть, — прошептал я. Даже почувствовал, как на лице появляется улыбка. Несмотря на всё, что я натворил, я чувствовал удовлетворение. Некоторую радость от того, что неожиданно смог получить нечто очень важное. Я даже пожурил себя за то, что наркотическим дымом заставил Голос пробиваться сквозь разум. Что закрывался от него. Ведь Голос всего лишь хотел мне помочь. Он направлял меня по верному пути и подсказывал, чтобы я стал сильнее. Он — мой путеводитель. Он — мой помощник. Не кукловод, а союзник.

Улыбаясь и раздумывая над тем, что, вероятно, не стоит баловаться перед сном наркотой и дать Голосу возможность контактировать со мной, я вышел на двор. Солнце ослепило, а потому я не сразу заметил Эриамона, который колдовал в карете над бесчувственным малышом. Он сложил мокрую тряпку в несколько слоёв и прикладывал её к детскому лбу.

— Аниран, ты в порядке? — обеспокоенный Иберик перегородил путь. Он испуганно разглядывал меня и сочувственно скривился, когда обнаружил весьма заметные изменения.

— Да, Иберик, — я машинально прикоснулся к уху. Переставать болеть оно и не думало. — Собирайтесь. Скоро отправляемся. Отправимся обратно в Обертон.

— В Обертон?

— Да, — подтвердил я, а затем обратился к вознице, который не видел, что происходило в избе. — Бенал, тебе задание: возьми лошадь Сималиона и догони обоз. Скажи Бертраму, что мне нужно сопровождение. Пусть возьмёт пару десятков гессеров, самую вместительную карету — сборщиков податей пусть выгонит — и скачет сюда. Остальным передай приказ анирана: разбить лагерь у тракта и ждать его возвращения. Аниран постарается вернуться быстро.

— Понял. Исполняю, — в Бенале мне всегда нравилось то, что он не задавал лишних вопросов. Все мои указания он выполнял с порядочным рвением.

— Иберик, Сималион.

— Да, аниран?

— Как отъедем, вернётесь и сожжёте дом дотла. Чтобы поле не зацепило, а от дома осталось лишь пепелище. Чтобы все, кто потом найдёт это место, были уверены, что выжить не смог никто. Ясно?

Иберик и Сималион переглянулись: обоим приказ показался очень странным.

— Выполним, — первым сориентировался Сималион.

Я поблагодарил его кивком головы и направился к карете. Мальчик всё ещё был без сознания и лежал на подушках, а Эриамон пытался привести его в чувство. Получалось плохо, отчего эстарх выглядел растерянным и испуганным. Он часто прислонял ухо к маленькой груди и прислушивался. А затем осторожно тряс за подбородок и похлопывал по щекам.

— Возможно даже сотрясение, — предположил я. — Бедняга… Несладко ему придётся какое-то время… Святой отец, — я взял Эриамона под руку и приблизился, чтобы не услышали другие. — Очень прошу никогда и ни с кем не говорить о том, что здесь произошло. Никаких баек, которые ты так любишь травить. Ни с кем-либо другим, ни, тем более, с малышом. Это крайне важно.