Третий лишний (СИ) - Черемис Игорь - Страница 20

Я повернулся.

Там стоял очень импозантный мужчина, одетый по последний моде этого времени. Широковатые внизу джинсы, цветастая рубаха с большим воротником, кожаная куртка, длинные волосы и небрежно поднятые на лоб противосолнечные очки, на левой линзе которых я разглядел этикетку — сейчас их старались беречь до последнего.

Мужчина быстро подошел ко мне.

— Я Вадим, — представился он и протянул мне руку.

***

Если бы я знал самбо или что-нибудь типа дзюдо, я бы обязательно воспользовался доверчивостью Вадима. Схватил бы его за протянутую руку, сделал бы с ней что-то очень болезненное, перевел бы схватку в партер с удушающим приемом и начал бы задавать неприятные вопросы. Такая моя реакция объяснялась просто — этот человек явно был тем самым Вадиком, который расспрашивал нашего комсорга про мою персону, и мне было очень интересно, зачем он это делал. Версия про вмешательство старика была уже опровергнута, а моё любопытство требовало удовлетворения.

К счастью для Вадика я пока не успел выполнить данное Валентину обещание, так как решил отложить занятия боевыми искусствами хотя бы до поездки на родину. Там у отца был знакомый тренер в ДЮСШ, к которому он меня пытался запихнуть ещё в школе; тогда я отбился, но теперь готов был напроситься к тому мастеру сам, чтобы получить хотя бы начальное представление о том, что мне предстоит. И, возможно, поиметь у него какие-нибудь контакты в столице. Совсем недавно советское государство неплохо прижало всяких каратистов, загнав неплохих в целом мужиков в подполье. И хотя несколько лет назад на всех экранах страны махал ногами артист Еременко, на легализацию вражеских единоборств тот фильм про пиратов никак не повлиял. Сейчас в доступных секциях изучали не самое боевое самбо и такое же выхолощенное дзюдо. Мне же нужно было что-то, что сразу нацелено на самозащиту. Ещё я думал заняться бегом, но потом отказался от этой идеи. В некоторых случая бегать нельзя — умрешь запыхавшимся.

Кроме того, в этой же комнате находились две тётки, которые наверняка подняли бы крик, если бы я напал на их коллегу — к Вадику они обе явно дышали очень неровно. И ещё тут же присутствовал Саша, который легко мог скрутить меня, если бы заметил, что я начал чудить.

В общем, я просто пожал руку Вадима и слегка потряс её.

— А я Егор, Егор Серов. Очень приятно, — сказал я. — А почему в комитет берут именно таких, как я?

— Ты выглядишь достаточно рассудительным, — вмешалась Анна. — Мы постоянно ищем активных ребят и девушек, которые не боятся трудностей, которые готовы хоть на край света ради великих целей… на Целину, на БАМ.

Меня поразило, что Анна была предельно серьезной и говорила, кажется, искренне. Ну или твердо верила в сказанное. В моём будущем таких девушек называли фанатичками. Я где-то читал, что они так компенсируют различные детские психотравмы и недостаток внимания со стороны мужского пола. Впрочем, это была лишь одна из теорий, которая, кажется, ни разу не была подтверждена практикой.

— Я тоже попал в комитет комсомола на первом курсе, — добавил Саша. — Правда, я уже отработал комсоргом группы, что-то делал и по комитетским делам. А в середине года один из парней вынужден был перевестись в вуз в своем родном городе, появилось свободное место… Сейчас у нас целых три свободных места, одно из них предлагаем тебе. Комитет комсомола — это не только ответственность, это и возможности разные… стройотряд, агитбригады факультетские, если талант есть… в общем, всегда можно сделать что-то для студентов своего факультета… да и для других тоже.

Я вспомнил про Стаса, который как раз был студентом «другого факультета» и очень обрадовался бы банке концентрированной азотной кислоты. Мне стало весело, и я поспешно сказал:

— В принципе, я согласен, конечно. Только я без понятия, что там делать надо, буду признателен, если подскажете.

— Конечно, подскажем! — воскликнул Вадим. — И поможем на первых порах. Без поддержки не оставим, не сомневайся.

[1] зарплата освобожденного секретаря первички в 80-е составляла около 150 рублей, а всякие комсомольские функционеры районного звена получали около 170 рублей. У завотделом ЦК ВЛКСМ оклад был 360 рублей, у первого секретаря большого города — 310. Всем работникам, правда, полагались различные добавки — например, плюс оклад к отпуску и до двух окладов в год в качестве премии. В общем, жить можно, и даже неплохо. Напомню, что средняя зарплата по стране было 175 (столько, кстати, официально получал водитель какого-нибудь грузовика или таксист), а инженер на производстве мог иметь 400–500 рэ и больше.

Глава 9. Хуже татарина

Домой я вернулся на автопилоте и в состоянии глубокой задумчивости, даже Аллу поцеловал как-то смазано, что она отметила и не преминула тут же озвучить. Пришлось рассказывать про визит в райком и про предложение, от которого я отказываться не стал. Она внимательно выслушала мою историю и — что меня безмерно удивило — даже одобрила моё согласие на работу в институтском комитете. Я почему-то считал Аллу нонконформистом — ходит на подпольные концерты, одевается у лучших спекулянтов Москвы, знакомства водит соответствующие. Но нет — оказывается, для неё комсомол был вполне живой организацией, ещё не заваленной перестроечным дерьмом по самую макушку.

В этот момент я осознал, что новые времена, наступившие с приходом Горбачева, лучше всего приняли именно те, кто активничал и при предыдущих Генсеках. Ну а те, кто тихо плыл по воле волн и весело жил от сессии до сессии, потом стали ярыми сторонниками всего советского. Я не знал, к кому я отношусь; активистом в институте я не был, но и в фаната СССР не превратился, понимая, что моя ностальгия имеет вполне конкретное объяснение — молодость, которая по большей части прошла при застое. Но вот после попадания я снова стал молодым, и снова начал вести себя, как и прежде. И если бы не настырные комсомольцы, которые по какой-то причине решили затащить меня в свой клуб, я бы и дальше жил тихо и стараясь не отсвечивать.

К тому же комсомольскую карьеру я уже рассмотрел со всех сторон и признал её негодной. Если история снова покатится по прежним рельсам, комсомольцы, конечно, побегут впереди паровоза строить капитализм и переодеваться в малиновые пиджаки, и быть в их рядах будет даже выгодно, хотя одновременно — хлопотно и опасно. А вот если мои слова, сказанные неделю назад двум обитателям советского властного Олимпа, упадут на благодатную почву, то комсомол превратится в пожирающую время и силы общественную нагрузку, за которую никто платить не будет. Саша четыре с лишним года тянул этот воз, но он инвестировал в своё будущее, и его вложения оправдались — должность освобожденного секретаря была первой ступенькой в его несомненно длинной карьерной лестнице. Года через два-три его обязательно заберут в горком комсомола, там быстренько примут в партию и переведут его усилия в нужное КПСС русло. В общем, у него всё будет хорошо — если, конечно, Михаил Сергеевич сумеет как-то справиться со своим тёзкой.

У меня был неплохой шанс тоже отправиться по этому пути. Правда, с учетом моих контактов с двумя высокопоставленными советскими чиновниками и нашей общей тайны тактика скрытности была, пожалуй, лучшим решением. Но в этом я уверен не был.

***

Моя сессия начиналась с достаточно легкого экзамена — «Историю КПСС» я, в принципе, вспомнил, а заодно заставил себя забыть наиболее одиозные перестроечные разоблачения недавнего прошлого. Конечно, я мог бы спутать решения 23-го, 24-го или 25-го съездов, которые были пустой говорильней, но насчет 20-го и 22-го был уверен в своих силах. Вопросы, которые нам раздали, никаких подводных камней не содержали.

Но я на всякий случай взял учебник и улегся на диван, надеясь прочитать главу-другую перед сном. Алла ушла на кухню и там ожесточенно гремела посудой, пытаясь приготовить ужин. Я понимал, что где-то через час мне придется идти вслед за ней, чтобы самому жарить картошку и разогревать вчерашние котлеты, но пока этого не требовалась. Недавно она призналась, что хочет научиться готовить сама; пока бабушка не уехала на дачу, Алла училась под её бдительным присмотром, но сейчас эта опция исчезла. Я лишь надеялся, что она не спалит в своем рвении весь дом.