Шотландия и Англия в первой половине XV в.: высокая политика и региональные амбиции - Игнатьев Сергей Валерьевич - Страница 32

Что касается главы клана Сомерледов, то лорд Александр «в том же 1427 году получил королевское помилование и был освобожден из-под стражи»[448]. Едва ли тут сыграли роль родственные чувства, похоже, Джеймс предпочел лишить своего своевольного родственника возможности стать символом борьбы с Эдинбургом и попытаться сделать его своим сторонником. Однако, как свидетельствуют «Хроники Шотландии», лорд Александр поддался влиянию своего окружения, внушавшего ему мысль, что король должен держать ответ за убийство Джона Мора[449], а также, что в этой мести он будет поддержан многими северными кланами Хайленда.

Дождавшись возвращения короля в Лоуленд, все в том же 1427 г. Сомерлед, собрав своих вассалов, стал организовывать нападения на владения лордов — сторонников Джеймса. Общую численность войска, собранного во владениях Александра, хронист оценивает в 10.000 человек[450] (цифра, несомненно, завышенная). Затем все это воинство выступило в Лоуленд. Вероятно Александр полагал, что ситуация будет разворачиваться по сценарию 1411 г., но с более благоприятным, чем тогда, исходом[451]. Однако страх, внушенный королем на последнем парламенте, внес существенные коррективы в поведение союзников лорда Островов. Когда армия Сомерледов была встречена королевскими войсками, а на утро должно было произойти сражение, многие бароны Хайленда «с наступлением темноты оставили лагерь лорда Александра»[452], чтобы перебежать к королю и молить его о прощении. Среди отступников, в частности, фигурируют кланы Камеронов и Чаттанов[453].

На утро, обнаружив бегство многих лордов со своими отрядами, советники лорда Александра стали уговаривать его отправить к королю послов с просьбой о мире[454]. Однако Джеймс предложения Сомерледа о переговорах отверг, объявив того вне закона[455]. Решение короля давало право преследовать лорда Александра в любом уголке королевства, как простого беглого преступника, невзирая на его происхождение. Едва начавшийся мятеж горцев в 1427 г. был пресечен, а сам Александр Сомерлед был вынужден скрываться. Мятежи в Хайленде после этих событий практически прекратились до 1431 г.[456]

Спустя несколько месяцев Сомерлед тайком пробрался в Эдинбург, где в Холирудской церкви во время какого-то праздника, «предстал перед королем коленопреклоненным с обнаженным мечом в руке, прося у короля прощения»[457]. Джеймсом прощение было даровано, но лорд Александр был заточен в Тантоллонский замок под надзор графа Энгуса. Мать Александра, графиня Росс, также была отправлена в заточение, но в аббатства Инкольм, расположенное на острове в проливе Ферт-оф-Форт. Уже спустя год после этих событий оба пленника были освобождены и восстановлены в своих правах[458].

У. Дикенсон, со ссылкой на шотландские хроники, отмечает, что, не дав горцам вторгнуться в Лоуленд, король приобрел определенную популярность — «правда, на весьма короткий срок» среди местного населения, особенно у тех, что страдал от регулярных набегов хайлендеров[459].

В самом Хайленде после событий 1427 г. вся реальная власть оказалась у королевского наместника — Александра Стюарта, графа Мара. Как пишет М. Браун, граф Мар стал «реальным противовесом лорду Островов и, вместе с тем, самым крупным землевладельцем в Хайленде»[460]. Он был женат на наследнице графов Баченов и Мори; а графство Росс досталось ему по традиции, как наместнику в этой части королевства. Вероятно, не лишены основания слова М. Брауна о том, что «было ясно, что политическое влияние короны в Хайленде погибнет вместе с графом Маром»[461], поскольку влияние прокоролевских сил в регионе часто, хотя и не во всем, строилась на авторитете и родственных связях самого графа Мара.

Покончив с делами в Хайленде и, вернувшись в Эдинбург, в начале 1428 г. король организовал расследование возникновения заговора и произвел новые аресты. Среди лордов Лоуленда, арестованных по подозрению, оказались племянники короля: Арчибальд Дуглас, пятый граф Дуглас и сэр Джеймс Кеннеди из Кассиллиса. Надо полагать, что последующее за этим арестом бегство Кеннеди из-под стражи указывает на его причастность к заговору против короны — по крайней мере, так трактует этот побег хронист Боуэр[462].

Несмотря на известные успехи Джеймса в деле покорения Хайленда, королю так и не удается обуздать рост недовольства его политикой в Лоуленде. В 1428 г. проявило себя охлаждение отношений между парламентом и королем: король стал созывать парламент крайне нерегулярно[463]. Ни хроники, ни документальные источники не дают оснований полагать, что те или иные начинания Джеймса получали сколько-нибудь широкую поддержку у представителей сословий. Так, по словам Пласкардена, на заседании парламента весной 1429 г. одно из предложений короля, хотя и было принято, но реакцией на него в парламенте было молчание[464].

Черные Дугласы по праву сами себя считали самой значительной силой в Шотландии: их владения, превышали по размерам королевский домен, они могли выставить вдвое больше войска по сравнению с армией, которой располагал Джеймс[465]. Дугласы не раз игнорировали или даже оскорбляли своих королей. Но при этом они, как гласит традиция, никогда не помышляли занять их место[466]. Сам Роберт Олбани относился к графам несколько настороженно, поскольку видел в них реальную помеху в борьбе за шотландский трон. Несмотря на близкие отношения с Олбани, граф Дуглас поддерживал не менее тесные связи с принцем в плену и, поэтому, в какой-то мере, мог рассматриваться как гарант прав Джеймса Стюарта на престол. Длительные связи с Олбани, тем не менее, предопределили настороженность Джеймса по отношению к Дугласам и те, очевидно, не рассчитывая на милость короля, активно формировали свой лагерь, вербуя сторонников из числа крупной знати.

Между тем, внутриполитические проблемы не затмили собой важность внешнеполитических факторов для политики Джеймса. В отличие от состояния дел на англо-шотландском пограничье, где ситуация фактически не изменилась — традиционные набеги на сопредельные территории активно продолжались, положение дел во Франции поменялось существенным образом и, вместе с этим, активизировались франко-шотландские контакты.

Весной 1428 г. дофин Карл отправил в Шотландию представительное посольство во главе с Рено Шартрским, архиепископом Реймским. В составе французской делегации находился командующий шотландским корпусом дофина сэр Джон Стюарт из Дарнли, потерявший во Франции глаз, но приобретший там земли и королевскую лилию на своем родовом гербе за верную службу. Цель посольства состояла в том, чтобы добиться возобновления военной помощи Шотландии в войне против Англии.

Джеймс I встретил делегацию с большим почетом, и вскоре был подписан предварительный договор, ознаменовавший возрождение активных отношений между двумя королевствами, которые были фактически приостановлены на протяжении четырех лет. В договоре шла речь о браке дочери Джеймса I и сына дофина Карла Людовика. В договоре наряду с «брачным блоком», был и внешнеполитический. Карл передал Джеймсу права на графство Сентонж (Saintonge). В случае предоставления корпуса, дофин также обязался позже предоставить взамен графства Сентонж, графство Эвро или даже Бурже[467]. Таким образом, в дальнейшем шотландские короли могли держать от французской короны земли во Франции, как это делали англичане, владея Гасконью.