Змеюка на груди - Евпланов Андрей - Страница 21

Сеньора приехала через два дня. Дон Мигель ей ничего не сказал о гостях, да она и не спрашивала. Целыми днями она была на пляже, а вечера проводила в ресторанах в обществе «секретаря». Это все, что испанская полиция передала в Вену. Следствие зашло в тупик.

Но похищение имело неожиданный резонанс по ту сторону океана. Мексиканские газеты негодовали по поводу того, что австрийцы не уберегли чужое национальное достояние. Дело передали в Интерпол, и оберлейтенанта Кучку решено было направить в Москву.

Рассказ Клауса, внес красочные штрихи в картину, которую Фима и без того представлял достаточно хорошо. Змей порхает по свету и оставляет после себя смуту в сердцах и трупы. Сейчас он где-то затаился, может в Испании, может в России, а может там, где даже трудно представить… Но рано или поздно он вылезет из своей норы, и первый же его контакт с людьми закончится новым трупом, это уж как пить дать. Он не терпит забвения, он желает славы и новых жертв. Спрашивается, на кой хрен тогда его искать? Нет, искать, конечно, можно, если конечно работа будет оплачена, но вот находить вовсе необязательно. Марксисты со всеми своими индейскими заморочками, похоже, не такие уж крутые, как представляется Ласточке. Ни в Вене, ни в Испании, ни в Москве, они никого не замочили, охрану не убирали, свидетелей не трогали. Не в их интересах сейчас следить. Что им какой-то иностранец, который случайно перебежал дорогу, им нужны массы, которыми можно растопить пожар революции.

Вот только Машку жалко, если даже сейчас обойдется, то после все равно пропадет. Может ее в Харьков отправить? А что, выдать замуж за какого-нибудь Моню-плановика, научить готовить кошерные кушанья, подрубать пеленки и утирать сопли детям. По виду так она вполне может сойти за еврейку. Никому и в голову не придет, что она родилась в Мехико, а не в Хацапетовке. А впрочем, какая тут разница. Надо сегодня же все обсудить с Розой Марковной. Кстати, где ее носит? Уже восьмой час…

Но ни в восемь, ни в девять Роза Марковна дома не появилась… Звонил Самвел, интересовался, почему Роза-джан не пришла в собес. Она хотела отвести его к чиновнику, который берется за небольшую мзду оформить для его матери российскую пенсию. Самвел прождал ее целый час, но она так и не появилась. Может заболела? Узнав, что ее и дома нет, он забеспокоился, сказал, что будет звонить каждый час, и справляться, не появилась ли она, а в случае чего тут же готов приехать.

Фима не склонен был паниковать. За время совместного проживания он изучил свою родственницу. Она чувствовала себя в столице как рыба в воде и не могла просто так потеряться. Ей невозможно было запудрить мозги, и втянуть в уличную авантюру, у нее был стойкий иммунитет против всякого рода кидал. Она никогда не переходила дорогу на желтый свет, а тем более на красный. Но когда она не пришла и в двенадцать, Фима решил, что пора уже что-то предпринимать и позвонил в скорую. Женщины старше шестидесяти, среднего роста, в темно синих плащах и черных шляпках с балконов не падали и под машины не попадали. Тогда он позвонил в милицию, там тоже Роза Марковна не засветилась.

Самвел не выдержал пытки неизвестностью и в половине первого заявился к Фиме. Они сидели на кухне, пили чай и молча ждали звонка. Они надеялись услышать в трубке голос Розы Марковны. Телефон зазвонил в половине третьего, когда Самвел уже спал, положив голову на стол, а Фима клевал носом.

— Если вам дорога жизнь вашей родственницы, — сказала трубка голосом женщины, которая зажимала пальцами нос, чтобы не быть узнанной, — оставьте под скамейкой справа от памятника Чернышевскому пластиковый пакет с десятью тысячами долларов. Если вы хоть кому-нибудь сообщите, то никогда больше не увидите Розу Марковну.

— Постойте, а почему десять тысяч? — спросил Фима, чтобы еще раз услышать голос похитительницы.

— Потому что так надо, сука. Если не перестанешь задавать глупые вопросы, мы ее прирежем прямо сейчас.

— А умный можно? Где это памятник Чернышевскому?

— У Покровских ворот, дебил, — сказала женщина и положила трубку.

— Похитили, да? — догадался Самвел, которого разбудил звонок. — Сколько просят?

— Десять тысяч зелеными.

— Давай джип продадим. Контора нету, все равно милиция будет забирать. Когда деньги отдавать?

— Через три часа, — сказал Фима и невольно улыбнулся. Ему нравилось, что он ошибся, когда принял Самвела за уголовника.

— Что ты улибаешься, — разозлился шофер. — У тебя души совсем нет. Такой человек, такая женщина может умереть, а тебе ни жарко, ни хольодно.

— Ну почему же, довольно холодно. Надевай куртку, поедем за тетей, — сказал Фима.

— У тебя оружие есть, — деловито осведомился Самвел. — Я возьму монтировку.

— Не нужно оружия. Нам ее так отдадут.

— Ты знаешь, кто ее похитил?

—Да, конечно — моя бывшая жена.

Нинель не ожидала, что ее так быстро разоблачат. Она совсем растерялась, когда к ней в квартиру на Чистых прудах ворвались Фима с Самвелом. У нее даже не нашлось обычных терминов, вроде «идиот» и «урод» для бывшего супруга. Она стояла в прихожей в одной рубашке, и ошарашено взирала на то, как мужчины хозяйничают в ее квартире.

Фиме достаточно было только заглянуть в комнаты, чтобы понять, что Розы Марковны здесь нет, а Самвел лазил под кровати, открывал шкафы. Фима его не останавливал, он по себе знал, какие чувства может вызвать суровый вид армянина у тех, кто его не знал. Как раз таких чувств Фима желал для Нинель.

— Где тетка? — приставив палец к спине Нинель, спросил Фима, как ему казалось зверским голосом.

Но его устрашающий маневр произвел совершенно неожиданный эффект.

— Уйди, зараза, щекотно ведь, — завизжала Нинель. — Ничего я не знаю.

— Слюшай, женщина, — сказал Самвел сладчайшим голосом, как могут говорить только армяне, когда они хотят показаться вежливыми и воспитанными.

— Ты, почему пожилого человека украла? Тебе нечего есть да? Я тебя не буду резать, стрелять, вешать, я тебя гладить буду. Ефим-джан, дай, пожалуйста, мне утюг.

— Нет, — взвилась Нинель. — Не вздумайте меня мучить, я не переношу боли. Я умру, а вас расстреляют. Вы что, шуток не понимаете? Никто вашу Розу не похищал, просто Леня пригласил ее на дачу к детям. У них нет бабушек, им полезно общаться с людьми пожилого возраста. Это во всех журналах пишут. Даже, такой дебил, как ты Блюм, должен это знать. А я решила тебе напомнить о твоем отцовском долге.

— Воспитательница ты моя, Песталоцца несчастная, одевайся, нечего тут сиськами трясти, поедешь с нами на дачу.

— Хам, при чужих людях свою жену такими словами… — завела было свою привычную песню Нинель, но заметив, что мужчины не расположены ее слушать, пошла одеваться.

Дача Колобасова находилась в Фирсановке. Через полчаса джип был на месте. Фима и Самвел ворвались в дом, перебудоражив его обитателей. Сначала навстречу им выскочили перепуганные дети в пижамах, потом вышел заспанный Колобасов в майке, такой же мятой как и его лицо, с надписью «Boss». Увидев Фиму, он попятился назад, но Самвел загородил ему дорогу.

— Я говорил Нине, что так нельзя, но ты же ее знаешь… — сказал Колобасов и достал из шкафчика початую бутылку водки и два стакана. — Мне с тобой, Ефим нужно серьезно поговорить.

— Где Роза-джан? — голос Самвела был, как камнепад в горах.

— Наверху, в спальне, где ж ей быть, — пожал плечами Колобасов, но Роза Марковна уже и сама спускалась по лестнице.

— Ефим, Самвельчик, такую рань, что случилось? Разве Нина не предупредила, что я приеду утром.

На ней были полосатые шерстяные носким, войлочные тапки и халатик в цветочек, от нее веяло спокойствием и уютом, и Фима не решился ее расстраивать.

— Да мне срочно понадобилось переговорить с Леней, а Самвел меня подбросил. Вы собирайтесь потихоньку, а мы с Ленчиком поболтаем в саду, — сказал Фима, взял со стола бутылку и вышел в сад. Колобасов поспешил за ним со стаканами.

— Рассказывай, Ленчик, — сказал Фима, когда они расположились на бревнах у сарая.