Жизнь и приключения Заморыша - Василенко Иван Дмитриевич - Страница 58

- Орео! - воскликнул черный. - Орео, кириэ Мимоходеяко! Прислить сюда вас мальчик, я буду говорить с ним.

Тогда я вышел из-за перегородки и сказал:

* Плохо (греческ.).

** Тише (греческ.).

- Папа, я согласен. Я все слышал. Я согласен.

- Ты согласен? - в удивлении отступил отец. - Согласен?

- Да, - твердо повторил я, - согласен. Я буду каждый день заходить в монастырь... обедать и учиться петь по-гречески.

Черный хлопнул в ладоши:

- Орео!.. Орео, поликари!.. Орео!..

МОЛОТОЧЕК

У отца был деревянный ящик, в котором он держал разные инструменты: стамески, буравчики, плоскогубцы, отвертки, молотки. Отец редко пользовался ими, только в случаях, когда надо было забить гвоздь или выправить осевшую дверь, но, если он замечал, что какого-нибудь инструмента в его ящике не хватает, нам всем доставалось на орехи. И все-таки я этот ящик вытащил из-под конторки и долго в нем рылся, отыскивая маленький молоточек. Нет, молоточка в ящике не было. Большой молоток был, а маленький, который можно бы незаметно держать в кармане, куда-то исчез; наверно, Витька затаскал. Оставалось одно - идти к Ильке: в кузнице есть все на свете инструменты. Конечно, Илька будет расспрашивать, зачем мне понадобился молоточек. Что ж, пусть спрашивает: на этот раз я ему ничего не скажу.

Смеркалось, когда я подходил к кузнице.

- Эй, пономарь, лезь сюда! - донеслось до меня откуда-то сверху.

Я поднял голову и увидел на закопченной крыше Ильку. Одной рукой он держался за трубу, а другой показывал мне на деревянную приставную лестницу.

- Лезь, не бойся!

Не такая уж высокая крыша, чтоб я побоялся взобраться на нее.

Но, взобравшись, я чуть не свалился - такая она была покатая.

- Ты что тут делаешь, Илька? - спросил я и тоже ухватился рукой за трубу.

- Звезды считаю.

Я обвел глазами небо. На нем светилась только одна звезда, да и та величиной с наперсток: ведь было еще рано.

- Сколько ж ты насчитал? - спросил я недоверчива.

- Семь тысяч девятьсот одиннадцать, - не моргнув глазом, ответил Илька.

Вот и опять он разговаривает со мной так, будто я сую нос не в свое дело.

- Ладно, считай дальше, - сказал я небрежно, - только сперва дай мне маленький молоточек. У вас в кузнице, наверно, всякие есть.

- У нас всякие есть, - подтвердил Илька. - А нет, так нам ничего не стоит сделать. Тебе зачем молоток?

- Мух бить, - ответил я в отместку.

- Му-ух?! - несказанно удивился Илька. - Какой же дурак бьет мух молотком?

- А какой дурак звезды считает на пустом небе?

Некоторое время Илька таращил на меня свои зеленые глаза, потом закричал:

- Э, врешь, врешь!.. Говори, зачем тебе молоток! Говори, а то не дам.

- А ты признайся, зачем сюда залез, тогда скажу.

- Залез и залез, кому какое дело! Ну, говори! Говори, а то сейчас же полетишь с крыши.

Мы долго спорили. Потом Илька презрительно сказал:

- Подумаешь, очень мне интересно, зачем ему молоток понадобился! Хоть грабли попроси, я и не подумаю спрашивать. Сиди тут, я сейчас принесу. Настоящий парень всегда выручит товарища. А то есть такие прижимистые ангелочки, что у них и старого перышка не допросишься. - Он полез было с крыши, но затем вернулся и строго предупредил: - Ты сидеть сиди, да не зевай. Как увидишь, что кто-нибудь остановится тут и навострит свое свинячье ухо, сейчас же постучи три раза по крыше. Да и сам не заглядывай.

Он прикрыл куском толя какую-то дыру в крыше и ушел.

Мне, конечно, было очень обидно: то "пономарь", то "ангелочек". И когда это было, чтоб я не одолжил ему перышка? Но все равно я решил терпеть до конца, лишь бы добиться того, что задумал. А вот почему я должен стучать кулаком по крыше, если кто остановится около кузницы, я не понимал. Одно было ясно: в кузнице делалось что-то такое, о чем никто не должен догадываться. Снизу доносился звон железа, какие-то шорохи и частые вздохи меха для раздувания горна. Ну и что ж?

Это всегда несется из кузницы на улицу. Вдруг я заметил, что какойто человек, шедший по пыльной дороге, оглянулся раз, другой - и прямиком направился к воротам кузницы. Я сейчас же застучал кулаком по крыше.

Человек подошел к воротам и тоже постучал, сначала три раза подряд, а потом, с маленьким промежутком, еще раз. "Кто?" - донесся глухой голос из кузницы. "За подковой для коня Стрекопытова пришел", - ответил человек. "А деньги принес?" - "Принес. Два пятиалтынных". Ворота скрипнули, потом заскрежетал засов: значит, человека пропустили, а ворота крепко заперли.

Прошло немного времени, и к воротам зашагал еще какой-то человек. Тот был в сапогах и в синей фуражке, а этот в ботинках, в соломенной шляпе и в очках. Я, конечно, опять застучал. Вероятно, человек услышал, потому что поднял кверху голову и смешно показал мне язык.

Потом и сам постучал. Его тоже впустили, но только после разговора о коне Стрекопытова и двух пятиалтынных.

Илька притащил молоток чуть поменьше той кувалды, которой бьет по наковальне Гаврила. Я сказал:

- Илька, ты пристукнутый? Я ж у тебя просил молоточек маленький, чтоб можно было в кармане спрятать, а ты что принес?

- Детских не держим, - важно ответил Илька. - Что тебе молоток, игрушка? Не хочешь, не бери. - Я так огорчился, что Илька пожалел меня: - Ладно, сделаю тебе маленький. Сам выкую. Выкую и принесу завтра в класс. - Он прищурился. - А ты задачи порешал?

- Порешал, конечно.

- Дашь списать?

- Дам. Только, знаешь, Илька, ты лучше сам решай.

- Сам, сам! Такое скажешь! На крыше сиди, молотки ему делай, да еще и задачи для него решай! Жирно будет. - Наверно, поняв, что перехватил, Илька тут же смягчился: - Между прочим, ты парень ничего, исправно в крышу отстукивал.

В это время возле кузницы остановился еще какой-то человек.

Илька уже поднял молоток, чтоб стукнуть, но всмотрелся и не стукнул. Человек тоже сказал, что принес два пятиалтынных. Когда и он вошел в кузницу, я спросил:

- Илька, а почему они все по два пятиалтынных приносят?

Илька подозрительно глянул на меня.

- А по сколько ж им приносить? Стоит подкова тридцать копеек, они столько и приносят. Мы лишнего не берем: - И испытующе спросил: - А ты думал, зачем? - Я пожал плечами. То-то. Не знаешь, так и молчи.