Жизнь и приключения Заморыша - Василенко Иван Дмитриевич - Страница 53

Подплыл Куркумели к русскому флоту и говорит графу, Орлову: так, мол, и так, желаю со всей своей командой на вашей стороне с турками драться. Ежели угодно, могу даже указать, где он прячется, турецкий флот. В Чесменской гавани прячется, вот где. Проверил Орлов - правильно, в Чесменской и есть. Ну и давай его топить.

Узнала про то Екатерина и пожаловала разбойника Куркумели званием почетного гражданина Российской империи. В придачу земель она ему надавала множество и всяких рыбных промыслов в Астраханском крае. Разбойнику и своего награбленного добра девать было некуда, а тут еще несметное богатство подвалило. И что ни день, то богаче и богаче делался он. Но чем время ближе к смерти, тем страшней ему становилось: как-то дело обернется на том свете, не придется ли раскаленную сковородку языком лизать? И вот задумал он откупиться от грехов. Понастроил богу часовенок да кампличек разных от Астрахани до самого Саратова. А в нашем городе, куда он переехал на постоянное жительство, даже выстроил агромадную церковь на греческий манер и монастырь на двадцать монашеских персон греческой нации.

Однако все на бога не истратил, а на всякий случай оставил себе пуда два золота да целую кубышку драгоценных камней. Замуровал в монастыре в стенку, а куда именно, пo старческому слабоумию, и сам забыл.

Так и помер, не отыскав своего богатства. А чтоб монахи не вздумали растаскать золото и камни и загубить свои души в разврате жизни, он на сокровище запрет наложил: кто, мол, тронет, того собственной рукой отведет на том свете к диаволу на расправу. Вот монахи и сидят на богатстве, как собака на сене: и сами не пользуются, и другим не дают.

Что еще тряпичник рассказывал, я не знаю: прибежал Витька и сказал, что отец меня зовет.

- Ага, набедокурил! Вот тебе будет теперь!

"Значит, дознались, кто цесаревича вымазал в зеленое", - мелькнуло у меня в голове.

Порог в нашу комнату я перешагнул ни жив ни мертв, Оба батюшки сидели у стола, покрытого по-праздничному новой скатертью.

Перед ними стояли тарелка с остатками голландского сыра и пустые уже рюмки. Отец строго сказал:

- Целуй у батюшек руки.

Я покорно поцеловал сначала руку белую с золотистыми пучочками волос на пальцах, потом смуглую с черными пучочками.

- Проси у батюшек прощения, - приказал отец. - Знаешь, за что?

- Знаю, - тихонько сказал я.

- Вот, батюшки, я же говорил, что он мальчик, в общем, хороший и всегда признает свою вину. Ну, скажи, Митя, в чем ты виноват, покайся батюшкам.

- В том, что вымазал... в зеленое... - выдавил я из себя.

- Что-что? - удивился отец. - Какая чушь! При чем тут зеленое! В том, что на уроках закона божьего задаешь батюшке глупые вопросы и будоражишь весь класс. Понял? Вот и покайся батюшкам. Скажи: простите, батюшки, я больше не буду.

Но у меня будто язык прилип к гортани. Во-первых, почему я должен каяться не только перед нашим батюшкой, но и перед чужим?

Во-вторых, я глупых вопросов нз задавал. И, в-третьих, что ж это получается? У нас общество трезвости, а батюшки в один присест выдули целый графин водки.

- Что же ты молчишь? - с досадой спросил отец.

- Я думаю, - ответил я.

Наш батюшка развел руками:

- Слышали, патер Анастасэ? Он думает. Как вам это нравится?

- Ца-ца-ца-ца!.. - укоризненно покачал черный своим клобуком.

Не знаю, откуда у меня взялась смелость, только я сказал:

- В "Ветхом завете" написано, что от сотворения мира до рождения Христа прошло пять тысяч пятьсот восемь лет. И батюшка нам это говорил. Я подсчитал, и выходит, что бог сотворил мир семь тысяч четыреста тринадцать лет назад. А наш Алексей Васильевич объяснял на уроках географии, что Земле уже много миллионов лет. Кому ж верить?

Отец растерянно моргнул и уставился на батюшек. Те взглянули друг на друга, и каждый укоризненно покачал головой. Не дождавшись от них ответа, отец сказал:

- Обоим надо верить, обоим! На то они и учителя. Понял?

Я не понимал, как это можно верить обоим, если они говорят невпопад, но покорно ответил:

- Понял.

- Батюшка наложил на тебя эпитимию, - продолжал отец. Ты знаешь, что такое эпитимия? Эпитимия - это церковное наказание. Ты утром и вечером будешь класть перед иконой по двадцати поклонов и читать покаянную молитву, а в воскресенье придешь к батюшке в церковь и пропоешь перед всеми молящимися "Символ веры". - Боясь, наверно, что я задам еще какой-нибудь вопрос, отец поспешно приказал: - Теперь иди.

- Подождите, господин Мимоходенко, - встрепенулся наш батюшка, - вы же не сказали самого главного: он должен до воскресенья приходить каждый день после уроков к нашему регенту на спевку.

- Да-да, - подтвердил отец, - будешь каждый день после уроков приходить в церковь к регенту на спевку.

Вечером, когда я уже хотел юркнуть в постель, отец велел мне стать на колени перед икдной, делать земные поклоны и повторять за ним слова покаянной молитвы.

Он раскрыл молитвенник и, запинаясь, начал читать:

- "Множество содеянных мною лютых помышляя окаянный, трепещу страшного дня судного; но надеясь на милость благоутробия твоего..." Да тут язык поломаешь, - сказал он и отодвинул молитвенник. - Не покаянная, а прямо-таки окаянная молитва. И без покаяния обойдемся. Было бы в чем каяться, а то напутают сами, а ребенок отвечай.

- Да вот же, - сказала и мама. - Где это видано, чтобы на ребенка эпитимию налагали? Подумаешь, грешника нашли! Лучше бы за собой смотрели. Черти патлатые!..

Мама моя попов не любила. Она была донской казачкой и часто пела:

Пусть меня не хоронят

Ни попы, ни дьяки,

А пусть меня похоронят

Донские казаки.

Все попы и дьяки

С копеечки бьются,

Донские ж казаки

Горилки напьются.

- Я им поставил графинчик для приличия, а они весь вылакали, - пожаловался отец и тут же рассказал, как за столом на чьих-то именинах спросили у дьякона: "Отец дьякон, вам что налить - водочки или винца?" - а дьякон ответил: "И пива".

Этот анекдот отец рассказывал часто и, рассказав, сам же смеялся. Так, под смех, я и заснул, довольный, что все обошлось благополучно.

"АНГЕЛ"

Утром отец сказал: