Измена. Её выбор (СИ) - Волк Саша - Страница 4

Черт, а я-то дура захотела, чтоб хоть один гребанный раз было хорошо именно для меня, а не для кого-то другого , а уж тем более для всех.

— Зря я начала этот разговор, Мил, — честно сказала ей я.

А ещё я не расскажу тебе, что в телефоне у меня давно уже сохранен корявенький перевод Маяковского, именно для него. Для моего — Кристофера Хиддлстона.

— Еще кофе? — но всё же через секунду вежливо интересуюсь у подруги.

— Не-а. Пойду я. Мы в кино идем, — Милка встает. — Держись Алис. И не огорчай Егора. Ты просто с жиру бесишься. А он у тебя хороший. Лучше устрой ему романтический ужин. Глядишь после секса с мужем тебе полегчает. И отпустит тебя.

И вот Мила идет к выходу, а я сижу и чувствую себя оплёванной. Егор хороший. Его любят все: мои родители, мои друзья. О, да он просто ангел без крылышек, куда ни глянь! А я — кто я? Я — та идиотка, что влюбилась по уши кумира тысяч и тысяч женщин по всему миру, привыкшему, наверное, к любым проявлениям любви. И вот я влюбленная дурочка Алиса перевела ему на английский язык коротенькое стихотворение о том, что если звезды зажигают — значит это кому-то нужно.

А затем я жму «отправить», сижу и улыбаюсь — дура-дурой.

Я живая! Слышите все? Живая… Только бы умом не тронуться. На радостях, что осмелилась ему написать и отправить перевод стиха.

Глава 4. Мне и надеть нечего!

— Что такое есть грамматическое время Present Perfect Continuous? — эффектным жестом указывая на доску позади себя, отчеканиваю я как по писанному, — Настоящее длительное совершенное время. Употребление Present Perfect Continuous уместно для выражения действий, которые начались в прошлом и длились до сих пор. Это время используется в речи сравнительно нечасто, но тем не менее есть случаи, в которых обойтись без него не получится. Правильное употребление предложений в Present Perfect Continuous подтверждает высокий уровень знаний языка говорящего. Exempli gratia: I have been falling for 30 minutes!

Такую затравку мои студенты глотают сразу и с придыханием. И дело-то не в словесных моих изысканиях, нет. И не в том, что я сделала попытку скопировать всем известное идеальное произношение и даже где-то экспрессию героя.

Дело в том, что свечусь я как новый пятак. Сама до сих пор не верю во все вокруг и внутри меня происходящее. И тем не менее — Кристофер Хиддлстон, написал мне в ответ и у нас завязалась онлайн общение.

Правда общение наше с Крисом было во всей красе классических британских языковых норм и искусства эпистолярного жанра. Каждый раз я радуюсь, что дед мой, регулярно переписываясь с друзьями еще военных между прочим лет, научил и меня — совсем еще малявку — красиво и правильно писать письма.

И, хоть формат мессенджера не предусматривает этого, но я каждый раз не могу сдержаться, чтоб не козырнуть перед иностранцем своим скромным умением держать беседу в переписке. В начале письма я всегда держу некий короткий спич ни о чем, по типу small talk — хотя и распирают меня чувства, пока собственно мною самой не идентифицированные — затем в обязательном порядке интересуюсь его, Криса, делами, немного пишу о себе, будто ему все еще есть до этого дело. Завершаю обычно искренними пожеланиями и короткой смешной надеждой на ответ.

Вот и сейчас, объяснив тему своим студентам и раздав короткие задания, я обращаюсь к мессенджеру. Ответ от Криса скорее всего не несет никакой нагрузки — как и обычно в последнее время. Он нейтрален и складывается у меня ощущение, что Крис прощупывает какую-то, пока одному ему ведомую почву. Ну ладно, Бог с ним. Можно ведь понять его. Он и так, видимо, позволил себе лишка со мной — вот и зашифровался. Но если так трепыхательно ему со мной переписываться то, почему не перестать отвечать? Зачем же на крючке держать? Пока я мысленно обсасываю эту жалкую мысль, телефон снова коротко тренькает — надо, блин, все-таки ставить его на беззвучный, потому что кое-кто вон уже поднял головы как гончие.

— Не отвлекаемся, — одергиваю я любопытных, ощущая при этом жгучий стыд.

И все-таки не могу остановить себя саму. Смотрю на сообщение.

«Милая», — вновь возвращается к своему душераздирающему обращению мистер Хиддлстон, —«я бы был рад увидеть тебя на рождественских каникулах в Лондоне. И снова встретиться с тобой. Если ты, конечно же, не против».

Крис, естественно, рассыпается в изящных выражениях — это просто я мысленно сократила основной посыл его сообщения. Он раз за разом использует обороты «If you would be so kind», «Если будет на то твое желание» и «если ты не против».

У меня уже глаз начинает дергаться от такой его предупредительности. И все-таки, на какую-то секунду я задумываюсь. Оглядываюсь на кабинет, на его серого, спокойного цвета стены, на головы, склоненные над тетрадями.

Покой, зона комфорта. Дождь, монотонный, такой же серый — за окнами. Это всё моя привычная зона комфорта.

Встаю из-за стола, делаю пару шагов по паркету класса. Были бы каблуки на мне, стучали бы как дождь по крыше, но я сроду не ношу обувь на каблуке — только родные сношенные конверсы. Вспоминаю мельком выражение мамы, что в моем возрасте носить такое как-то неприлично даже.

И вот она — женская логика и её чудеса! — вскидываюсь, от того, что пожелай я принять приглашение мистера Хиддлстона провести их Рождество у него в гостях, в Лондоне на секундочку, то мне и надеть нечего!

Отбрасываю эту мысль. Веду лекция у меня дальше — только письмо жжет карман и ждет, ждет моего ответа Том. Или мне хочется, невыносимо хочется, чтобы он его ждал?

***

Я еще немного сопротивляюсь, гуляю по городу. Сегодня суббота и мои мальчишки, как всегда дома. Хотя сын мой, вполне себе мог смотать удочки и тоже сейчас где-то мокнет в компании друзей…

Но о чем это я? О том, что если я соглашусь, то лететь мне в Лондон недели через две, хотя кто его знает, чего там хочется мистеру Хиддлстону. Может приглашение будет оформлено на сам канун Рождества? Да и, елки, на что оно мне? Гардероб не подходит ни к Лондону, ни к Рождеству, ни к Крису! В полнейшем раздрае прохожу мимо витрин. И тут вижу его — платье моей мечты.

Неужели мне вселенная подкидывает нетривиальные задачки — или я просто сошла с ума? Кидаю робкий взгляд на ценник, на ткань. Фасон — мой, однозначно мой. Цвет, густой, синий — тоже. Прямо к моим чёрным волосам.

Не долго поборовшись с собой иду к нему. Хотя, наверняка и размера моего нет.

Ещё раз, теперь уже в тёплом свете магазина рассматриваю мечту поближе. Рубашечный, свободный крой, расширяется книзу, отложной благородный воротник, вшитые карманы, трапеция формы, любимое макси почти по щиколотку. Оно и легкое — и тяжелое из-за коттона ткани.

Проформы добавляют закатанные на три четверти рукава. Но лёгкое, лёгкое же! Льется подол — весь сплошь нежность. Как хорошо оно рисует — внезапно — самого Криса. Внешняя мягкость, строгость физического совершенства, легкость улыбки, и тут же глубокий, разрывающий, режущий сердце хирургом, голос.

Фух! Надо сморгнуть наваждение, но оно идет сплошной волной: Крис нетерпеливо, порывисто, выуживает меня из этого самого платья… А еще: на нем такой же синий костюм — и я с ума от этого схожу, и выуживаю, выуживаю его из его рыцарских лат…

— Вам помочь? — выдергивает меня из тумана моих горячих фантазий продавец и улыбается. И я улыбаюсь, кидая взгляд на него. Молодой, вихрастый парень, наверно на стажировке. Скоро и мой сын будет устраиваться на стажировку…

— Да, — прокашлявшись произношу в ответ, — Я хочу это платье.

— Конечно, — парень сияет просто нестерпимо и я отчего-то тушуюсь тут же. Смотрю на витрину еще раз. Оно, платье, крошечное. Ну никак не под мои габариты…

— У вас, наверное нет моего размера? — оглядываю себя.

— Ну что вы! — вскидывается парень, указывая куда-то в сторону и смеется незлобно, — На витрину всегда зачем-то выставляют вот такие, не на нормальных и красивых женщин.