Паук раскинул сеть (СИ) - Романовская Ольга - Страница 15

  Мужчина разочарованно вздохнул, недовольно покосился на соэра, но смолчал. Приколотый к парадному сюртуку орден свидетельствовал о том, что с Брагоньером лучше не связываться.

  - Как прошла беседа с королём?

  Гоэта всматривалась в мрачное лицо соэра и пыталась понять, что же так вывело его из себя. На её памяти он всегда оставался спокоен.

  Брагоньер неохотно признался:

  - Отправил в отпуск. И это тогда, когда в Тордехеше объявился некромант!

  - Но ты же не один на весь Тордехеш, - попробовала возразить Эллина. - И тебе действительно не помешает отдохнуть.

  - Мне лучше знать, что мне не помешает, - отрезал соэр. - Но раз его величеству угодно, я выполню приказ. Пусть даже он абсурден и во вред королевству.

  Брагоньер тут же взял в себя в руки, скрыв эмоции под привычной маской ледяного спокойствия, и повёл Эллину танцевать. Хорошее настроение к нему так и не вернулось, поэтому двое излишне наглых дворян, пожелавших близко познакомиться с гоэтой, натолкнулись на грубый ответ соэра и предпочли ретироваться.

  Заметив графа Алешанского, Эллина подошла, чтобы поздороваться. На этот раз он приехал с супругой, но Анабель Меда тоже блистала туалетами на королевском балу. Подруга сама нашла Эллину, восхитилась её украшениями и посетовала, что Брагоньер не любит светские увеселения.

  - Даже теперь, когда с ним такая красавица, сидит и что-то пишет. Разве так можно?

  Гоэта кивнула, соглашаясь, хотя знала, что Брагоньер покинул её по уважительной причине: он составлял распоряжения на время своего отсутствия.

Глава 4. Тьма за спиной

  Широко распахнув полные ужаса глаза, Сирил смотрел на женщину в свободном синем платье. Напевая весёлый мотивчик, она мыла ножи. Казалось бы, ничего особенного, но вода в тазу потемнела от крови, а женщина всего пару минут назад стояла там, где кричала Аника. Стояла и делала страшные вещи, пока тот, другой, благодетель, сидел на поваленном дереве и лениво давал указания, как именно резать. И взгляд у него казался таким... безумным, что ли. Сирил даже не думал, что у людей такие глаза бывают. Как у демона, которыми пугали воспитательницы. И пальцы как у паука: скрюченные, цепкие. Сирил вспоминал, как те же руки мимоходом гладили по голове - совсем другие. Он не вытерпел, сбежал, опасаясь, что его тоже положат на камень и начнут резать.

  Сирила била дрожь, даже зубы стучали. Майя этого не замечала. Опьянённая чужой силой, преисполненная странного физического влечения, она тщательно мыла ритуальные ножи и мечтала о той минуте, когда окажется в кровати с некромантом. Майя хотела жёсткого обладания, поцелуев, срывавших с губ крики боли, и бесконечного блаженства от ощущения конкретного мужчины внутри. Баланс её энергии тоже сместился, хотя она, по сути, только подготовила девочку к ритуалу. Учитель же и вовсе вернётся полным тьмы. Майя окажется рядом, подарит освобождение. Порой она не знала, что ей нравится больше: некромантия или принадлежать Эльесу без остатка. Майя ненавидела всех женщин, которых он покупал или насиловал после ритуалов. Физическая близость помогала вернуть ясность мысли и уравновесить Свет и Тьму внутри некроманта. Как и любой чёрный маг, он становился безумен и смертельно опасен, накопив определённое количество тёмной энергии. Майя не раз видела Эльеса на грани, на пике могущества, и даже она боялась его в такими минуты.

  На улице что-то полыхало, будто разразилась гроза. Но Сирил точно знал, небо ясно, зато Аника и Петер никогда не вернутся. Их увёл человек с перстнем на мизинце, тот самый, который забрал из приюта и поручил заботам Майи. Та детей недолюбливала, постоянно шпыняла старших и ворчала на крикливых младенцев, а мэтр Карен, как просил себя называть мужчина, кормил конфетами. Только смотрел странно. Порой Сирилу казалось, будто мэтр мёртв: не бывает у человека такого отсутствующего взгляда.

  Они жили в одиноком домике на опушке леса. Мэтр Карен позволял детям гулять под присмотром Майи, собирать ягоды, играть в догонялки. Сначала Сирил решил, будто их усыновили, но потом понял, что ошибся.

  Всё началось с Петера. Мэтр Карен разбудил его поздно вечером, перекинул через плечо и вынес на улицу. Выглядел он странно: весь в чёрном, за поясом - острый нож. Тот самый, который мыла сейчас Майя. Сирил родился любопытным мальчиком и решил проследить, куда забрали Петера. Как любой приютский ребёнок, он не доверял людям, хотя тут едва не привязался к мэтру Карену. Тот всегда говорил мягко, не ругал, даже сдержанно улыбался Анике, доверчиво протягивавшей в подарок веточку с ягодками. Только в город никогда не брал, по имени не называл и людям не показывал. Петер же и вовсе считался любимчиком мэтра. Тот разрешил как-то карапузу вскарабкаться себе на колени и полистать газету. Разумеется, Петер читать не умел, ему нравилось шелестеть листами и разглядывать картинки.

  - Майя, найди ребёнку книгу, - распорядился в тот вечер мэтр. - Такую, какую не жалко. Только ничего страшного!

  - Стоит ли тратиться? - напоминавшая хищную птицу женщина стояла в дверях кухни, уперев руки в бока. Рыжеватый локон спускался на плечо, превращая её в глазах детей в ведьму.

  - Их надо чем-то занять, нельзя сразу всех, - пояснил мэтр Карен и усмехнулся. - Обычно женщины любят детей, а ты ненавидишь. От своих сама избавляешься?

  - Я не довожу до их появления, - улыбнулась Майя, подошла и, не стесняясь ребёнка, поцеловала учителя в губы. - Но если тебе захочется, я рожу.

  - Потом, - вернул улыбку мэтр. - Не беспокойся, я наполню твой живот жизнью и прослежу, чтобы плод развился.

  Сирил, вместе со всеми слушавший этот странный разговор, понял ровно половину. Пусть приютские дети и осведомлённее сверстников в подобных вопросах, трудно в пять лет сообразить, почему стонет по ночам Майя.

  И вот Петера унесли. Спустя пару минут за мэтром Кареном тенью скользнула Майя. Когда она проверяла, спят ли дети, Сирил старался дышать реже и сопел. Дело нехитрое, в приюте он частенько обманывал нянечек.

  Выждав немного, мальчик откинул край одеяла и осторожно сполз с топчана на пол. Аника так и посапывала у стеночки. Сирил на цыпочках прокрался к двери, приоткрыл её и выглянул в душную июньскую ночь. До него долетел шёпот голосов. Беседовали мэтр Карен и Майя, вроде, на тордехешском, но Сирил ничего не понял. Потом и вовсе пошла какая-то абракадабра. Мальчик решил подобраться ближе, когда темноту прорезал сдавленный крик. Петер! Расшибив коленку о попавший под ноги сук, Сирил побежал через жгучую крапиву на крик и замер, увидев мэтра Карена с ножом в руке. Он навис над камнем, который дети принимали за стол. Обнажённый, привязанный за руки и за ноги Петер дёргался внутри пульсировавшего светом рисунка: пентаграммы, вписанной в овал и три треугольника. А мэтр Карен безжалостно резал его, будто поросёнка. Майя же, распустив волосы, рисовала на тельце кровью непонятные знаки и нараспев читала заклинание.

  Сирил не выдержал, не досмотрел, опрометью кинулся прочь и ещё долго не мог прийти в себя. Взрослым соврал, будто приснился кошмар.

  В ту ночь за дверью спальни долго стонала Майя. Сирил решил, будто её тоже убивали, но нет, утром она ходила такой счастливой, даже приголубила детей.

  И вот теперь Аника...

  - Ну, что вылупился, крольчонок? - Майя, наконец, заметила мальчика. - Ножичек нравится? Скоро познакомишься. У Эльеса рука лёгкая, лучше врача.

  - Спать пошёл! - рявкнула она.

  Сирил, спотыкаясь, кинулся в комнату и забился под топчан.

  Бежать! Эти люди не любят их, это не папа и мама.

  За окнами загрохотало. Полыхнуло так, что Сирил зажмурился.

  Через пару минут громко хлопнула входная дверь, и мэтр Карен прорычал:

  - Майя, прибери там.

  Женщина кивнула и бочком проскользнула мимо учителя. Тот зыркнул на колыбельки с орущими младенцами и, нахмурившись, коснулся лба каждого камнем перстня. Дети тут же затихли.