Что-то между нами (СИ) - Резник Юлия - Страница 10

– Эмилия! Ты меня слышишь?

– Да. А мне обязательно уходить?

Господи, Миля! Что за детский сад? Ты еще заплачь!

– В каком смысле?

– Мне некуда идти. – Все-таки слез не сдержать, я не железная. Лижу губы и плачу, пряча нос у себя на плече. – Юлий Валентинович, а у вас не найдется для меня работы? Санитаркой, а? Я слышала, как вы жаловались, что их не хватает. Мне нужно учиться, но я могу брать ночные смены.

Идеальный план! Тогда я смогу жить в больнице. Здесь есть душ и комната отдыха. На первое время хватит. А там я непременно что-нибудь придумаю. Не помня себя, вцепляюсь отросшими ногтями в руку зава.

– Эмилия, – теряется тот, – ты что? Какие ночные смены? Тебе отдыхать нужно. Выздоравливать. А здесь впахивать надо будет. Генеральные уборки постоянно. Тяжелые больные. Их переворачивать, мыть иногда приходится. Как ты собираешься это делать?

Если бы я вернулась на работу в ресторан, тоже бы упахивалась. Но там бы мне в жизни не позволили ночевать.

– Я смогу. У меня просто нет другого выхода. Пожалуйста, Юлий Борисович.

– Ты все мои труды хочешь пусть коту под хвост?! Так и скажи!

– Нет, что вы. Я очень благодарна. Я осторожненько. Правда. Вы никогда не пожалеете. Я буду вашей лучшей санитаркой. Честное слово. Просто период у меня такой. Сложный. Не знаю, как жить.

– А Воинов что?

– Он сделал для меня очень много. Дальше я сама.

– Самостоятельная, значит? Что ж. Поблажек не будет. Увижу, что здоровье подводит – вытурю. Так и знай.

– Спасибо-спасибо-спасибо!

Конечно, зря я, но сдержать эмоции не получается. Они требуют выхода. И я кидаюсь Орлову на грудь.

– Трудовая при тебе?

Отчаянно качаю головой. А та, зараза, кружится. Ничего-ничего, пройдет – убеждаю себя. Я справлюсь. Я все-все вывезу.

ГЛАВА 7

ГЛАВА 7

– Папа! Ну, наконец-то! Есть разговор.

Отвечать не спешу. Смотрю в окно, сунув руки в карманы. С наслаждением подставляю лицо совсем уж по-осеннему холодному ветру, проникающему в распахнутую настежь дверь. Будет дождь. С севера, затягивая прозрачную голубизну, стремительно надвигается темно-фиолетовая полоса. Серо, будто так до конца и не рассвело.

– Опять разговор? Тачку я тебе вроде отдал.

Угу. Еще неделю назад. Надоело Милкино нытье слушать. Особенно в дуэте с Тамарой. Пожизненное наказание сменилось испытательным сроком. Не прошло и двух месяцев. Милана клятвенно обещала быть внимательнее. Плюс я ее отправил на курсы экстремального вождения. А еще предупредил, что в следующий раз не стану ее вытаскивать. Милка покивала, но, естественно, мне не поверила. Да я и сам не очень-то себе верил. Куда ее, дуру, денешь? Своя же.

– Я по другому поводу.

– Это по какому?

– У Юры моего день рождения.

– Поздравляю. И что?

– Не сейчас, – машет Милка рукой. – Через две недели. Он устраивает вечеринку в Дубае, заказывает борт для друзей, апартаменты. В общем, я хочу полететь.

– Исключено. Одна ты никуда не поедешь.

– Я не одна, пап, – закатывает глаза, – в этом весь смысл.

– Когда планируется мероприятие?

– Двадцать седьмого.

– Это же рабочая неделя. Тебе в универ не нужно?

– Универ никуда не денется. Мне в него всегда нужно. Устала – жуть. Отдохнем под солнышком, и снова в бой. Там море, бархатный сезон, папусь. А здесь – сам видишь, – поджимает губы.

– Кто из взрослых будет?

– Ну каких взрослых? Мы сами взрослые. Юре вообще двадцать.

Ага. Как же. Представляю, что это будет за шабаш. Золотая молодежь, алкоголь рекой, наркоту ж наверняка какие-нибудь придурки притащат. А там законы – жесть. И своя юрисдикция – даже я буду бессилен.

– Нет, Мил даже не мечтай, – осекаюсь, отвлекаясь на запиликавший телефон.

– Но…

– Минуту!

Непонимающе гляжу на имя абонента. Кто это? Какой Юлий Борисыч? Имя скользит по экрану бегущей строкой и заканчивается пояснением «зав травмы». Брови невольно взлетают вверх. Свой номер я оставлял Юлию Борисовичу, чтобы он держал меня в курсе состояния рыжей. С тех пор как она выписалась, прошло почти полтора месяца, так с чего вдруг этот звонок?

– Воинов.

– Доброе утро, Роберт Константинович. Извините за беспокойство, но я совершенно не знаю, к кому еще мне обратиться.

– Я вас слушаю.

Оставив Милку одну, шагаю прочь из кухни.

– Ситуация, мягко говоря, нетипичная. И, конечно, к вам уже не относится. Но я не представляю, что мне делать.

– Вы это уже говорили. Можно теперь конкретики? – обрываю Орлова.

– Я касательно Эмилии. Девочки, здоровьем которой вы опекались.

Ах вот как, значит, это называется? Дергаю губы в невеселой улыбке. Ну ладно.

– И что с ней? Какие-то осложнения? Я не очень в теме. Она, кажется, проходила реабилитацию? Что-то пошло не так?

– В том-то и дело, что не проходила. Когда ей? Учится. Пашет как лошадь. В этом, конечно, и моя немалая доля вины, но что мне было делать? Не вышвыривать же девчонку на улицу, – как будто сам с собой спорит Юлия Борисович и замечает, смутившись: – Простите, я, наверное, очень сбивчиво объясняюсь.

– Очень, – не берусь сглаживать я. – Что конкретно случилось, и чем я могу помочь?

– Эмилия упала во время смены. У нее случилось небольшое кровоизлияние в мозг. Не знаю, в курсе ли вы, но после выписки ей некуда было идти. В смысле, ей жить было негде. Вот она и попросилась ко мне в отделение санитаркой. Днем учится, ночью работает. Живет, если можно так сказать, при больнице.

Застываю с комично открытым ртом. Стою. Обтекаю. Это что за поебень я сейчас услышал?

– Та-а-ак. А дальше что? – дергаюсь в поисках сигарет.

– Ну, а что дальше? Ей нужно было себя беречь! А возможности такой не было. Держать девочку у себя я не могу, а куда ее на этот раз выписывать, ума не приложу. Выгонять на улицу?

Подкуриваю. Дым душит, попав не в то горло. Закашливаюсь. Если честно, что с этим делать, я не имею ни малейшего представления. Только забылось все. И вот опять. Кровоизлияние. А там девчонка, девятнадцать лет. Вот чем эта дура думала?! А я? Знал ведь, что на ее родню надежды нет, но почему-то и предположить не мог, что все настолько дерьмово. В смысле, я вообще об этой девке не думал, рассудив, что и так для нее сделал более чем достаточно. Но, сука, недоделал, получается. И вот опять двадцать пять. Все, что улеглось внутри, взвивается. И во рту горчит. Какого черта, спрашивается, сама не позвонила? Что и кому хотела доказать? Гордая до хера, да?

Видно, я слишком затягиваю паузу, погрузившись в свои мысли. Потому что Орлов опять начинает говорить:

– Я понимаю, что это не вашего уровня проблема, Роберт Константинович. Но, может, вы бы меня состыковали с каким-нибудь своим человеком. Ну не просто же так эта девочка лишилась здоровья! Что вам стоит помочь ей?

Да ничего не стоит! Но какого черта она не попросила сразу?! Чувствую себя так, будто меня носом в собственное дерьмо тычут.

– Ей-то много не надо. Крыша над головой и небольшое содержание, пока не окрепнет.

– Она еще в больнице? – с шипением затягиваюсь.

– Да. Готовим выписку.

– Я подъеду. Решим. Раньше надо было звонить, – замечаю резко.

– Раньше беспокоить постеснялся, – оправдывается Орлов.

Стеснительные какие! За мой счет. А ты теперь жри себя за то, что недосмотрел.

Санитаркой она работала. После черепно-мозговой. С ума они там все посходили, что ли?!

Сгребаю пиджак. Иду к выходу.

– Пап, так что, я еду? – догоняет Милка.

– Нет.

– Ну пап! Ты же… ты… мне всю жизнь портишь!

В затылке тянет. Руки подрагивают. Никогда Милку не бил, а сейчас хочется ее как нашкодившего котенка встряхнуть за шкирку. Чтобы мозги вставить на место. Жизнь я ей, видите ли, порчу. Да что она вообще об этой жизни знает? Ее бы на место Эмилии. Хоть на месяцок.