Сумеречное сердце - Петрук Вера - Страница 12

– Я иду спасать кота, – уже спокойнее произнесла вампирша и довольно улыбнулась, поняв, что нащупала то самое место девчонки, на которое в случае чего можно давить. Кажется, Уилли была кошатницей. – Если я не появлюсь вовремя, Фарэл Огнепал сожжет котяру и колдуна в придачу. Ты ведь этого не хочешь?

Девочка отчаянно замотала головой, а потом принялась махать руками в сторону леса. Мол, хватит рассуждать, топай быстрее.

– Будешь ждать меня в воде, даже если я вернусь не скоро и наступит утро? – сурово спросила Эсмина.

Уилли решительно кивнула, а вампирша подумала, что если она вернется так поздно, то девочка точно подхватит простуду или еще какую болезнь. Стоило поторопиться хотя бы по этой причине.

– Если появится кто чужой, что будешь делать?

Уилли набрала в рот воздуха и нырнула в воду с головой.

– Молодец, – кивнула Эсмина и скрылась в зарослях. Девчонка и впрямь смышленая. Надо будет поискать ей меда на обратном пути.

Разумеется, вампирша спешила не кота выручать. Ей неожиданно пришло в голову, что заклинание Ника было нерабочим, а этот Фарэл Огнепал мог оказаться хитрым малым и загнать ее донора в ловушку. Кровь Ника звала ее на безрассудные поступки. Раньше Эсмина и не думала, что отправится кого-то спасать. Пусть та ведьма, что ее прокляла, страдает сейчас от самых страшных мук. А вместе с ней и предатель Кройн! Если Ник прав и девчонка окажется той самой наследницей, как же сладко будет Эсмине, когда клан Кройна погонят из страны.

Теперь вампирша не настолько была уверена, что хочет смерти от меча феи-воина. Ходили слухи, что сражаться с теми феями бесполезно. Какими бы способностями ты ни обладал, но, если в тебе нечистая кровь, фейский меч тебя сразит. Но умирать теперь необязательно. Как и необязательно находить другого донора. Если Доминик-как-там-его-Пятый согласится время от времени делиться с ней кровью, она тоже может отправиться с ним на север в болотные топи. Эсмина не представляла, что там делать, но также не представляла, чем заниматься в любом другом месте.

Потеря клана всегда лишала вампиров смысла существования. Некоторые становились одиночками, но таких насчитывались единицы. Эсмина была не против прилепиться к Нику. Уговорить она его сумеет. Надо только определить его слабые стороны. Если он потребует любви в качестве платы, Эсмина противиться не будет. Наоборот. Ей очень даже хотелось, чтобы он потребовал с нее любви. Она для вида оскорбится, но потом сама к нему явится и поразит его своими способностями. Уж что-что, а талант к плотским утехам у нее определенно есть. Недаром другие вампирши клана Эсмину не переваривали. Кройн в качестве любовника ей надоел в первые же годы вампирской жизни, но приходилось его терпеть, да и льстило, что глава клана приглашал ее к себе чаще других.

Представив, как изумится Ник, когда она придет ему на выручку, Эсмина даже заулыбалась. Совершенно новое действие окрыляло. Она давно уже не чувствовала столько смысла в жизни, как за минувшие сутки. И кровь стояла отнюдь не на первом месте.

Запах гари стал сильнее, а ночное небо подернулось багровыми сполохами. Приближался пожар. Ни Доминика, ни Фарэла, ни других людей Эсмина не ощущала, а ведь обычно человеческую кровь она могла учуять на очень большом расстоянии. А вот что уловил ее нос, так это совсем не похожий на кровь запах. Вернее, аромат, потому что пахло божественно. Перед таким благовонием даже гарь померкла и отползла в сторону.

Эсмина повела головой, все еще двигаясь туда, где рассталась с Ником, но в следующий момент резко повернула, не в силах справиться с зовом. К ней словно привязали веревку и, как корову, повели в другом направлении. И шла она теперь не вдоль реки, а удалялась на запад – в сторону от пожарища. Вампирша давно не чувствовала себя такой беспомощной. Цветочный аромат – а теперь она точно определила, что так пах цветок, – вытеснил из головы даже кровь. Уже вся Эсмина благоухала и парила на благовонных волнах, забыв о своих временно пробудившихся человеческих желаниях – спасти Ника, отомстить Кройну, позаботиться о девочке…

Плыла она недолго, споткнувшись о корягу и едва не выколов глаза о ветки благоухающего куста, который звал ее от самой реки. С трудом поймав равновесие, Эсмина ухватилась за кустарник и очутилась под самым прекрасным дождем на свете. Ароматным водопадом на нее посыпались белые лепестки цветов, которыми был густо усеян куст. Замерев, Эсмина аж задрожала от приятных ощущений.

Разум понимал, что она попалась, как кровосос-первогодка, но поделать Эсмина ничего не могла. Прекрасный аромат жасмина был опасен для вампиров так же, как и одуряющая вонь чеснока. Только если последний отпугивал, вынуждая бежать сломя голову, то первый заставлял терять контроль, действуя как наркотик. Эсмине уже мерещились маленькие девочки, которые выглядывали из цветов и махали ей крохотными ручками.

Учуяв запах жасмина, такой опытный вампир, как она, должен был немедленно сунуть нос в землю, запихать в ноздри пахучую траву или просто нюхнуть какой другой гадости, которая бы перебила цветочный аромат. Но Эсмина настолько увлеклась мыслями о Доминике, что умудрилась пропустить тот момент, когда запах жасмина проник к ней в голову. Рассказывали, что некоторые вампиры так и гибли. Торчали у кустарника, пока он не переставал цвести, умирая от истощения. Болтали, что проклятые жасмины в этих краях цветут все лето.

Неизвестно, сколько бы еще Эсмина вдыхала аромат белых цветов, если бы вдруг не потеряла способность дышать. Удавка, наброшенная на шею, не могла причинить вреда вампиру – но только если речь шла об обычной веревке. Эта же была покрыта серебряными колечками, которые врезались в горло, заставив ее рухнуть на колени и вцепиться в удавку пальцами.

– Попалась, – прохрипел сзади довольный мужской голос. – Этот улов получше твоего колдунишки будет. Вампир! Да еще без клана – таких нечасто встретишь.

Перед глазами Эсмины появилась бородатая физиономия с кустистыми бровями и бакенбардами. Глядя на такого человека, в первую очередь хотелось сказать: у него слишком много волос! А учитывая их ярко-рыжий цвет, становилось понятно, что Огнепалом его назвали не только за любовь к огню.

Удавку чуть ослабили, и она смогла повернуть голову. Второй охотник был не настолько колоритным. Обычный мужлан, каких в том же Ялмаре встречалось с избытком. Если у Фарэла хоть какой-то отпечаток интеллекта на заросшем лице виднелся, то второй был похож на обтесанный топором пенек.

– Будем считать, что нам повезло. – Помощник Фарэла окинул плотоядным взглядом грудь Эсмины и присвистнул: – Даже жалко такую бабу казнить.

– Это не баба, а демон в человеческой шкуре, – сурово произнес охотник на нечистую силу. – Если бы не жасмин и не мой серебряный шнур, она разорвала бы тебе глотку играючи, даже не напрягаясь. И это не везенье, это я молодец. Когда цветет жасмин, я обычно всегда обхожу кустарники. Глядишь, где и встретится какой-нибудь застрявший вампир. Эта на вид опытная, а попалась. Может, голодная, раз так легко отвлеклась. Обычно чем старше вампир, тем он легче от таких ловушек природы уходит.

– С чего ты решил, что она опытная?

– Видишь шрамы на шее и руках? – Фарэл оказался глазастым. – Ее не один раз убить пытались, и она всякий раз уходила. А еще – молчит. Молодые обычно кричат, а эта знает, что я могу ее голос поймать. Правда, детка?

Эсмина молча ему улыбнулась, мысленно проклиная все жасмины на свете. С Раковиной она познакомилась лет десять назад, хотя болтали, что в Готенруг их завезли недавно, едва ли не в последние годы. Видимо, ей тогда попался какой-то прогрессивный охотник, экипированный последними модными штучками. Он и рассказал про Раковину, показав в наглядности, как она действовала. Любое слово, сказанное рядом с этим хитроумным изобретением, попадало внутрь Раковины, оседало там, а позже сводило с ума того, кто имел неосторожность его произнести. Разумеется, действовала Раковина только на нечисть, но особенно на вампиров. Охотники любили «ловить» в штуковину возмущенные вопли молодых и неопытных нечистей, а после изводить их многократно повторяющимся голосом, который то становился громогласным, то превращался в шепот. Никто другой эти звуки не слышал, но, проведя неделю в клетке наедине с собственными воплями, искаженными Раковиной, Эсмина была готова оторвать себе голову, лишь бы их не слышать. С тех пор в присутствии охотников она молчала.