Последний кольценосец - Еськов Кирилл Юрьевич - Страница 81

Сгоревший заживо королевский лесник – это тебе не вшивый виллан, по собственной дурости угодивший под копыта господской охоты, тут концы в воду не очень-то упрячешь. Хотя…

– Вся округа, сэр, полагает, что это браконьеры. Покойный – царство ему небесное – держал их в черном теле, вот они ему и отомстили. Скверная история… Еще вина? – Эти слова молодой сеньор адресовал прибывшему из Харлонда судебному приставу, который – так уж случилось – остановился под его гостеприимным кровом.

– Да-да, благодарю вас! Чудный кларет, давненько не доводилось пробовать подобного, – степенно кивнул пристав – рыхлый сонный старикашка с венчиком серебристых волос вокруг розовой, как деревенское сало, лысины. Он долго любовался на пламя камина сквозь вино, налитое в тонкий стеклянный бокал умбарской работы, а потом поднял на хозяина свои выцветшие голубые глазки, оказавшиеся вдруг вовсе не сонными, а пронзительно льдистыми. – Кстати, та утопленница… Она была из ваших крепостных?

– Какая утопленница?

– Слушайте, неужто они у вас топятся регулярно – через два дня на третий?

– Ах, эта… Нет, она откуда-то с севера. А что, это имеет значение?

– Может статься, что имеет. А может, и нет. – Пристав вновь поднял бокал на уровень глаз и раздумчиво произнес: – Ваше поместье, сударь, радует глаз своей обустроенностью – пример для подражания всем окрестным землевладельцам. По моим прикидкам, не менее двух с половиной сотен марок годичной ренты – не так ли?

– Сто пятьдесят, – не моргнув глазом соврал лендлорд и облегченно перевел дух: хвала Эру – разговор, кажется, перешел в практическую плоскость. – Да к тому же едва ли не половина уходит в налоги… А тут еще закладные…

Что ж, браконьеры так браконьеры. Соответствующую кандидатуру подобрали быстро; провисев должное время на дыбе с жаровнею под пятками, парень сделал все положенные признания и был чин-чином посажен на кол – в назидание прочим холопам. Пристав убыл в город, нежно прижимая к правому боку свой кожаный кошель, отяжелевший разом на сто восемьдесят серебряных марок… Ну что, все? Черта с два – все!..

Лендлорда с самого начала тревожило то, что никаких костей на месте сгоревшего Ранкорнова дома так и не обнаружили. Командир дружины, который лично руководил той ночной акцией, успокаивал хозяина: сруб большой, пол не земляной, а дощатый, полыхало больше часа – труп наверняка сгорел дотла, такое случается сплошь и рядом. Молодой сеньор, однако, будучи – как уже говорено – человеком не по годам осмотрительным, послал своих людей еще разок обшарить пепелище… Тут-то и подтвердились наихудшие его опасения. Оказалось, осмотрительность не чужда была и леснику, в жизни которого хватало всяческих сюрпризов: из погреба у него вел наружу подземный лаз длиною тридцать ярдов, на полу которого обнаружились недавние пятна крови – одна из ночных стрел попала в цель.

– Искать! – распорядился молодой сеньор – негромко, но таким тоном, что выстроенные по тревоге дружинники (парни оторви и выбрось) разом покрылись гусиной кожей. – Либо он, либо мы – назад хода нету. Он пока что, хвала Оромэ, отлеживается где-то в лесу. Если уйдет – я покойник, но вы – все! – умрете раньше меня, эт-то я вам обещаю…

Лендлорд лично возглавил погоню – заявив, что на сей раз не успокоится, покуда не увидит труп Ранкорна собственными глазами. Следы беглеца, ведущие в глубь леса, весь день читались хорошо и четко: тот даже не пытался их маскировать, полагаясь, как видно, на то, что его уже не числят среди живых. Правда, ближе к вечеру командир дружинников нашел в кустах рядом со следовой дорожкой настороженный самострел… Вернее сказать, сам-то самострел обнаружили чуть погодя, когда стрела уже сидела у командира в животе по самое оперение. Пока дружинники базарили промеж собою, столпясь вокруг раненого, невесть откуда прилетела вторая стрела, вонзившаяся в шею еще одному из них. Но здесь Ранкорн сам себя выдал: его силуэт мелькнул среди деревьев ярдах в тридцати чуть ниже по склону лощины, и уж тут-то они всей ватагою ринулись вдогон по узкой прогалине между кустов орешника… Так оно и было задумано – чтоб все сразу и бегом, не глядя под ноги. В итоге в ту ловчую яму угодили единым махом трое – на такое он, признаться, даже не рассчитывал; разбойнички Эгги-Пустельги, что мастерили это сооружение, потрудились тогда на совесть – восемь футов глубины, на дне колья, вымазанные мясной гнилью, так что заражение крови гарантировано в любом случае.

Сумерки меж тем стремительно сгущались. Теперь дружинники сделались очень осторожными: двигались только попарно, а когда, прочесывая лес, заметили наконец затаившегося в кустах Ранкорна, то не стали рисковать и тут же изрешетили его стрелами с двадцатиярдовой дистанции. Увы, приблизившись вплотную (в аккурат под удар пятисотфунтовой колоды, сорвавшейся из соседней кроны), они обнаружили вместо вожделенного трупа сверток коры с одетыми на него лохмотьями… Тут только лендлорд впервые осознал, что даже унести ноги из «укрепрайона» шайки Эгги, куда их так ловко заманил этот окаянный вос, будет весьма непросто: ночной лес вокруг них набит смертоносными ловушками, а четверо тяжелораненых (это плюс к двоим убитым) начисто лишили отряд мобильности. И еще он понял, что их подавляющий численный перевес при создавшемся раскладе не имеет ровно никакого значения и вплоть до рассвета роль дичи в этой охоте уготована им.

ГЛАВА 56

Заняли круговую оборону; место – хуже не выдумаешь (лощина, заросшая орешником, видимость – ноль), но перебираться на другое было еще опаснее. О том, чтоб зажечь костер, и не думали – страшно не то что подсветиться, а хотя бы подать голос; даже перевязывать раненых пришлось в кромешной темноте, на ощупь. Стиснув луки и рукояти мечей, дружинники вглядывались и вслушивались в безлунную ночь, без колебаний стреляя на любой шорох, на любое шевеление в подымающемся от прелой листвы тумане. Кончилось тем, что во втором часу ночи у кого-то сдали нервы и этот идиот с воплем «Восы!!!» пустил стрелу в своего привставшего размять затекшие ноги соседа по цепи, а потом, хрустя кустами, ринулся в глубь оборонительного кольца. Дальше произошло самое страшное, что только может случиться в ночном бою: цепь распалась и началась всеобщая паническая беготня во мраке со стрельбой вслепую – каждый против всех…

Впрочем, в данном случае ни о какой несчастной случайности и речи не было: вышеупомянутый «кто-то», спровоцировавший своим выстрелом по товарищу всеобщую неразбериху, был не кем иным, как самим Ранкорном. Пользуясь темнотою, лесник завладел плащом одного из убитых (благо их-то никто не сторожил), смешался с занимающими оборону дружинниками и принялся ждать. Собственно говоря, всадить стрелу в спину лендлорда и, пользуясь неизбежною сумятицей, беспрепятственно раствориться потом во тьме можно было уже тыщу раз – только не заслужил тот столь легкой участи, и у Ранкорна были иные планы.

Итоги боя незадачливым преследователям стали ясны, лишь когда совсем рассвело: оказалось, отряд недосчитался еще двух бойцов, но самое главное – о ужас! – бесследно пропал сам лендлорд. Полагая, что тот во время ночной неразберихи отбился от своих и затаился в темноте (вообще-то это верное решение: в лесу только полный дурак бросается бежать сломя голову – нормальный человек сядет под куст и не пошевелится, пока об него не споткнутся), дружинники ринулись прочесывать окрестности, аукая своего господина. Нашли они его в паре миль от места схватки – ориентируясь на грай уже слетевшегося воронья. Молодой сеньор был привязан к дереву, а из окровавленного рта его торчали отрезанные гениталии. «Хером подавился», – злорадно шептались потом по деревням…

К облаве на изверга с энтузиазмом подключилось все окрестное население, но с тем же успехом можно было бы ловить и лесное эхо. Дальнейшая карьера королевского лесника, коему теперь не осталось иной дороги, кроме как в разбойники, была совершенно стандартной; стандартным был и ее конец – «сколь веревочка ни вейся, а совьешься ты в петлю». Раненный в схватке с людьми харлондского шерифа и изломанный на дыбе Ранкорн должен был украсить собою тамошнюю виселицу как раз в тот самый день, когда в город прибыл барон Грагер, вербующий пополнение для изрядно поредевшего в боях Итилиенского полка. «О!.. Этот мне подойдет», – обронил барон с тем же примерно выражением, с каким посетительница колбасной лавки тычет пальцем в приглянувшийся ей кусок ветчины («…И, пожалуйста, нарежьте»); шериф только зубами скрипнул.