Сказки о воображаемых чудесах - Датлоу Эллен - Страница 5

Ирония здесь в том, что я сильно сомневаюсь в том, что Гёрни понравилась бы вся эта шумиха вокруг его работ; то, что он создавал, было для такого слишком личным. Особенно после того, как я видела нежность, с какой он гладил изображения своих «малышек» в моей взятой напрокат машине. Как он столь внезапно поделился своей мечтой о том, чтобы уменьшиться до размеров котенка — мечтой, которая завладела им во времена, когда он мальчишкой вычищал сарай, много лет и много дворовых кошек назад. Но все же была для меня и положительная сторона в том, что жизнь и творчество Гёрни стали известны широкой публике. Это дало мне возможность разузнать, что случилось с ним на самом деле, не посещая тот мрачный городок, где мы познакомились, и не заходя в его полупустую, похожую на келью, спальню в доме престарелых.

Полиция обнаружила его тело, почти полностью спрятанное высокой иссохшей порослью, прямо под стенами сарая, на котором он нарисовал своих «малышек»; он лежал на боку, свернувшись клубком, почти в позе эмбриона. Лицо было закрыто руками — поза наводила на мысль о кошке, что заснула или просто прилегла отдохнуть. Предполагали сердечный приступ, но эта версия никак не объясняла ссадин на лице и руках: грубые, алые, похожие на сыпь потертости на коже. Их не приняли во внимание, посчитав за укусы огненных муравьев. Не объясняла «официальная» причина смерти и блаженного выражения на его лице, которое описал полицейский в репортаже на канале A&E; не нужно быть доктором, чтобы знать, как мучителен инфаркт.

Также не нужно быть экспертом по кошачьим — а особенно по крупным, — чтобы знать, что язык кошки может сделать с незащищенной кожей, если животное примется без конца вылизывать ее, уютно устроившись в груде пушистой теплой плоти.

Может, Хобарт Гёрни вовсе и не собирался прощаться в прямом смысле слова, устроив себе тур по местам, где остались его творения; может, его просто охватила ностальгия, после того как я показала ему альбом. Забавно, что он взял его с собой… будто мог забыть хоть одну из кошек, которых когда-то нарисовал. Впрочем, никто не сможет ответить и на другой вопрос: что заставило его превратить работу, за которую он, вопреки боязни высоты, взялся, дабы избежать безденежья Великой Депрессии, в нечто даже большее, чем дело всей жизни? Возможно, именно мое решение создать фотоколлекцию его работ и привело в итоге к смерти Гёрни, о которой я услышала в новостях CNN. Однако, если и так, виноватой я себя не чувствую — в конце концов, он не рисовал кошек уже много лет. Ничто не мешало ему взяться за холст, но, похоже, такой метод просто совершенно ему не подходил.

И разве он сам не говорил, что просто выполнял свою работу; делал то, чего от него ждали? Сомневаюсь, что Гёрни понравилось бы рисовать для себя — это не вязалось с практическим складом его характера. И вряд ли ему пришло бы в голову, что однажды его кошек сорвут со стен, на которых они жили, и эти огромные куски стен отвезут в музеи и на выставки в разные части страны, где их «приручат».

А может… может, он как раз догадывался, что произойдет? Знал, что его кошкам предстоит быть с ним еще совсем недолго?

И еще. Вспоминая надпись на его надгробии — не знаю уж, кто ее начертал, — я сомневаюсь, будто лишь мне известна возможная правда о том, что случилось с Хобартом Гёрни там, в примятых зарослях сухой травы, под «малышками»… Ибо вот что написано на камне цвета серой амбарной стены:

И даже Рай мне будет царством пустоты,

Когда не встретят там меня мои коты.

Могу добавить лишь одно: надеюсь, ему было тепло и мягко. Надеюсь, он чувствовал любовь там, в высокой мертвой траве, рядом со своими «малышками»…

Рассказы А. Р. Морлан (под настоящим именем и тремя псевдонимами) вышли в свет — и еще будут опубликованы — более чем в ста двадцати журналах, антологиях и электронных изданиях в Соединенных Штатах, Канаде и Европе. Автор выпустила сборник «Задушенные куклы» («Smothered Dolls»). Она живет на Среднем Западе в доме, кишащем кошками, которых она называет «детки».

Любовь Морлан к этим созданиям проявилась в том, как она изобразила главного персонажа и его кошек. Когда я впервые прочла ее рассказ (изначально купив его для антологии «ужастиков» «Twists of the Tale»), мне столь запали в душу Хобарт Гёрни и кошки Катца, что я позвонила автору и спросила, был ли у героя прототип; ответом было и да, и нет. Морлан говорит, что ее вдохновил какой-то реально существовавший рисовальщик объявлений (правда, трудился он только над текстами, никаких кошек!). Моделями же для всех животных, описанных в рассказе, стали реальные питомцы автора.

Памяти:

Бини, Минга, Приятеля, Олли, Стэна, Пудинга, Блэки, Капкейка, Смоки, Присси, Миш-Миш, Росинки, Рыжика, Красавца, Пушинки, Лаки, Эрика, Дорогуши, Джека, Эрли Грея, Чарли, Долли, Мейнарда, Вилли, Гвен, Лаи, Огонька, Бель, Полосатика, Страшилы, Коровки, Задиры, Мартышки, Голди, Поко, Толстяка, Призрака, Бархатки, Божьей Коровки, Апельсинки, Ку-ку, Фрости, Симбы, Рози, Миссис Ти, Мистера, Маффина (Буббы), Шустрика, Усатого, Крохи, Мурмишки, Кэй-Ty, Хлои, Биппи, Брутиса, Тедди, Амелии, Элмо, Альфи, Глории, Вуди, Иезавели, Тигра, Пэнси, Оскара, Эйприл, Пеокое, Мег, Эдриана, Сильвестра, Малышки, Марко Поло, Душечки, Кэнди, Лолы, Лейси, Пупи (Вайолет), Квини, Отто, Деточки, Мамаши Кошки, Пышечки, Песчинки, Красотки, Шона, Чуви, Скутера, Митенки, Тэффи, Бу-бу, Клайда, Бейли, Гаммича, Данди, Болтушки, Принцессы, Пинки, Аполлона, Эмбер, Дениз, Келли, Бижу, Пискуна, Си-си, Феликса, Буги, Малыша, Конфетки, Пирожка, Руби, Пенни, Пушистика (II), Тыковки, Каспера, Башмачка, Уголька, Пряничка, Щеголя, Ангелочка, Мэка, Багси, Мисс Китти, Кэти, Майского Жука, Китти, Корички, Типпи, Грейси, Куинн, Грейди, Труди, Печеньки, Мэй и Монго.

Жертва

Нил Гейман

У бродяг и босяков есть особые знаки, которые они оставляют на воротах, деревьях и дверях; так они сообщают друг другу кое-что о хозяевах домов и ферм, мимо которых проходят в своих странствиях. Мне кажется, у кошек тоже есть такие знаки. Как иначе объяснить тот факт, что у нашего порога круглый год появляются все новые кошки — одичалые, голодные и все в блохах?

Мы берем их к себе. Вычесываем блох, кормим, отводим к ветеринару. Платим за прививки и — о, одно унижение за другим! — кастрируем или стерилизуем.

Они остаются с нами на несколько месяцев. Или на год. Или навсегда.

Большинство из них пришло к нам летом. Мы живем в деревне, как раз на таком расстоянии от города, что хозяевам удобно привозить своих животных и бросать их здесь.

У нас, похоже, никогда не было больше восьми кошек, но и меньше трех бывало редко. На настоящий момент кошачье население моего дома составляют: Гермиона и Под, полосатая и черная соответственно — безумные сестрички, что живут в моем кабинете на чердаке и не лезут в чужие дела; Принцесса, длинношерстная белая кошечка с голубыми глазами, — дикарка, оставившая свои лесные привычки ради уюта диванов и постелей; и, наконец, Клубок, — громадная черепаховая дочь Принцессы, напоминающая подушку в рыжих, черных и белых пятнах. Одним прекрасным днем я обнаружил ее (в ту пору она была крошечным котенком) у нас в гараже, запутавшуюся в бадминтонной сетке. Она едва могла дышать и казалась почти мертвой. Выжив, она удивила нас всех и превратилась в самую благонравную кошку из всех, что я встречал.

А еще есть черный кот. Мы его так и зовем: Черный Кот. Он появился на нашем крыльце почти месяц назад. Поначалу мы не думали, что он останется тут, слишком уж он был упитан для бродячего кота, слишком стар и самодоволен, чтобы быть котом брошенным. Он выглядел, как миниатюрная пантера, и двигался, как сгусток ночной тьмы.

Однажды летним днем Кот шнырял вокруг нашего ветхого крыльца; на вид ему было лет восемь или девять, самец с желтовато-зелеными глазами, очень дружелюбный и практически невозмутимый. Видимо, он пришел с соседней фермы или из какого-нибудь дома неподалеку, подумал я тогда.