Комментарии к пройденному (журнальный вариант) - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 21

Невозможно перечислить здесь все поправки и подчистки, невозможно перечислить хотя бы только самые существенные из них. Юрий Флейшман, проделавший воистину невероятную в своей кропотливости работу по сравнению чистовой рукописи романа с детгизовским его изданием, обнаружил 896 разночтений -- исправлений, купюр, вставок, замен... Восемьсот девяносто шесть!

Но это уже был если и не конец еще истории, то во всяком случае ее кульминация. Исправленный вариант был передан обратно на площадь Ногина, в Главлит, и не прошло и пяти месяцев, как рукопись разрешили печатать.

В январе 1971 года закончилась эта история -- поучительная история опубликования развеселой, абсолютно идеологически выдержанной, чисто развлекательной повестушки о комсомольце XXII века.

...Я перечитал сейчас все вышеизложенное и ощутил вдруг смутное опасение, что буду неправильно понят современным читателем, читателем конца XX -- начала XXI века.

Во-первых, у читателя могло возникнуть представление, что АБС все это время только тем и занимались, что бегали по редакциям, клянчили их, ради Бога, напечатать, рыдали друг другу в жилетку и, рыдая,

уродовали собственные тексты. То есть, разумеется, все это было на самом деле -- и бегали, и рыдали, и уродовали, -- но это занимало лишь малую часть рабочего времени. Как-никак именно за эти месяцы написан был наш первый (и последний) фантастический детектив "Отель У ПОГИБШЕГО АЛЬПИНИСТА", начата и закончена повесть "Малыш", начат наш "тайный" роман "Град обреченный", и закончены в черновике три части его, задуман и начат "Пикник на обочине". Так что рыдания рыданиями, а жизнь и работа шли своим чередом, и некогда нам было унывать и ломать руки "в смертельной тоске".

Теперь, во-вторых. Во-вторых, вспомнился мне рассказ писателя Святослава Логинова, как выступал он недавно перед нынешними школьниками, пытался, в частности, поразить их воображение теми невероятными и нелепыми трудностями, с которыми сталкивался писатель середины 70-х, и неожиданно услышал из рядов недоуменное:

"Если было так трудно печататься, что же вы не организовали собственного издательства?.." Сегодняшний читатель просто представить себе не может, каково было нам, шестидесятникам-семидесятникам, как беспощадно и бездарно давил литературу и культуру вообще всемогущий партийно-государственный пресс, по какому узенькому и хлипкому мосточку приходилось пробираться каждому уважающему себя писателю: шаг вправо -- и там поджидает тебя семидесятая (или девяностая) статья УК, суд, лагерь, психушка, а в лучшем случае -- занесение в черный список и выдворение за пределы литературного процесса лет эдак на десять; шаг влево -- и ты в объятиях жлобов и бездарей, предатель своего дела, каучуковая совесть, иуда, считаешь-пересчитываешь поганые сребреники... Сегодняшний читатель понять этих дилемм, видимо, уже не в состоянии. Психологическая пропасть между ним и людьми моего времени уже разверзлась, трудно рассчитывать заполнить ее текстами наподобие моих комментариев, но ведь другого способа не существует, не правда ли? Свобода, она, как воздух или как здоровье, -- пока она есть, ты ее не замечаешь, не понимаешь, каково это -- без нее или вне ее.

Существует, правда, мнение, что свобода никому и не нужна -- нужно лишь освобождение от необходимости принимать решения. Это мнение довольно популярно сейчас. Ибо сказано: "Часто лучший вид свободы -- свобода от забот". Но это, впрочем, тема совсем другого разговора.

* 1969--1973 годы. *

"ОТЕЛЬ "У ПОГИБШЕГО АЛЬПИНИСТА".

Нам давно хотелось написать детектив. Мы оба были большими любителями этого вида литературы, причем АН, свободно владевший английским, был вдобавок еще и большим знатоком творчества Рекса Стаута, Эрла Гарднера, Дэшила Хеммита, Джона Ле Карре и других мастеров, в те годы мало известных массовому русскому читателю.

Разговоры на тему "а хорошо бы нам с тобой написать этакий заковыристый, многоходовой, с нетривиальной концовкой..." велись на протяжении многих лет, но снова и снова кончались ничем. Нам был совершенно ясен фундаментальный, можно сказать -- первородный, имманентный порок любого, даже самого наизабойнейшего детектива... Вернее, два таких порока: убогость криминального мотива, во-первых, и неизбежность скучной, разочаровывающе унылой, убивающей всякую достоверность изложения, суконной объяснительной части, во-вторых. Все мыслимые мотивы преступления нетрудно было пересчитать по пальцам: деньги, ревность, страх разоблачения, месть, психопатия... А в конце -- как бы увлекательны ни были описываемые перипетии расследования -- неизбежно наступающий спад интереса, как только становится ясно: кто, почему и зачем.

В каком-то смысле образцом стал для нас детективный роман Фридриха Дюренматта "Обещание" (с подзаголовком "Отходная детективному жанру"). Требовалось что-то вроде этого, нечто парадоксальное, с неожиданным и трагическим поворотом в самом конце, когда интерес читателя по всем законам детектива должен падать. ЕЩЕ ОДНА ОТХОДНАЯ ДЕТЕКТИВНОМУ ЖАНРУ виделась нам как желанный итог наших беспорядочных обсуждений, яростных дискуссий и поисков по возможности головоломного подхода, приема, сюжетного кульбита. По крайней мере несколько лет -- без всякого, впрочем, надрыва, в охотку и даже с наслаждением -- ломали мы голову над всеми этими проблемами, а вышли на их решение совершенно для себя неожиданно, в результате очередного (умеренной силы) творческого кризиса, случившегося с нами в середине 1968 года почти сразу после окончания работы над "Обитаемым островом".

Собственно, кризис вызван был не столько творческими, сколько чисто внешними обстоятельствами. Вполне очевидно стало, что никакое наше сколько-нибудь серьезное произведение опубликовано в ближайшее время быть не может. Мы уже начали тогда работать над "Градом обреченным", но это была работа в стол -- важная, увлекательная, желанная, благородная, но абсолютно бесперспективная в практическом, "низменном" смысле этого слова.

Писался наш детектив легко и азартно. Дьявольски увлекательно было вычерчивать план гостиницы, определять, где кто живет, тщательнейшим образом расписывать "time-table" -- таблицу, определяющую, кто где находился в каждый момент времени и что именно поделывал... Достоверность изложения -один из трех Китов фантастики и, несомненно, Большая Черепаха детектива. Черновик мы закончили в два захода, чистовик -- в один. 19 апреля 1969 года повесть была готова, а уже в июне с чувством исполненного долга и со спокойной совестью (финансовое будущее обеспечено, по крайней мере, на год) мы вернулись к работе над "Градом...".