Яик – светлая река - Есенжанов Хамза - Страница 51

Прилетели перелетные птицы, разлилась река. Ожил Кентубек с приходом весны, наполнился неумолчным разноголосым гомоном.

Прошло уже несколько дней, как учитель Хален со своим аулом откочевал за Анхату на летнее пастбище, и сыновья хаджи Жунуса Алибек и Адильбек, свободные от занятий, вволю гуляли по зарослям Кентубека. Вчера они целый день удили рыбу на реке, а сегодня пошли собирать утиные яйца. Раздвигая кусты, мальчики медленно продвигались вперед и не заметили, как добрались почти до самой оконечности полуостровка. Здесь они наткнулись на гнезда уток-чирков и чибисов. Утиными яйцами наполнили шапку-ушанку Адильбека, а маленькие веснушчатые яйца чибисов Алибек сложил себе в подол. Вышли из дома они еще утром, а теперь стояла полуденая жара, солнце обжигало плечи и руки, хотелось пить. Усталые, с исцарапанными до крови о колючки тамариска ногами мальчики уныло брели домой. До аула, расположенного на склоне глубокого подковообразного оврага, было далеко. Алибек часто останавливался и всматривался в даль. Аул, казалось, нисколько не приближался, а, напротив, удалялся, затягиваемый знойным полуденным маревом. Мальчики молчали, настроение у них было подавленное. Пройдя с полверсты вдоль берега, они решили идти напрямик, чтобы скорее добраться до аула, и свернули к Большому солонцу. Лощина, по которой они пошли, была густо покрыта сочной травой, местами под босыми ногами хлюпала вода. Издали мальчиков не было видно, только черные головки изредка мелькали над зеленой кромкой трав. Лощина почти вплотную подходила к Большому солонцу и, огибая его, снова сбегала к реке.

– Тише, побьешь яйца!.. – неожиданно крикнул Алибек на братишку, который, прыгая через канаву, оступился и чуть было не упал. – Куда торопишься, осторожней прыгай!..

– Я вовсе не тороплюсь, у меня просто нога поскользнулась, – виновато ответил маленький смуглый Адильбек.

– Давай сюда шапку, а то опять разобьешь яйца, – грубо прикрикнул Алибек. Он отобрал у братишки шапку-ушанку, наполненную крупными матовыми яйцами уток, и переложил ему в подол мелкие яички чибисов. – Эти хоть и побьешь, не жалко…

Адильбек исподлобья недружелюбно глядел на старшего брата:

– Посмотрю я, как ты не расколешь!

Маленький Адильбек уже не чувствовал робости, лицо его потемнело от обиды – ведь он же не упал, а только оступился, почему Алибек так грубо на него кричит? Но Алибек уже и сам думал: «Не надо было так…»

Между Алибеком и Адильбеком часто возникали ссоры, какие обычно вспыхивают между мальчиками из-за пустяков. Адильбек хотя и был младшим, но никогда не уступал брату, проявляя упрямый и непокорный характер. Если случалось братишкам бороться, то и тут Алибек не мог одолеть своего младшего брата Адильбека. Тогда он начинал хитрить, переводил разговор на другую тему и мирно заканчивал ссору.

– Братец Хаким сегодня привезет мне учебники. Он купит их в лавке Байеса. А что он тебе привезет, как ты думаешь, Адильбек? – вкрадчиво заговорил Алибек, делая вид, что совершенно не замечает его надутого и побагровевшего лица.

– И мне он привезет книжку, – охотно отозвался Адильбек, ни минуты не задумываясь. Лицо его как-то сразу посветлело, словно это не он только что обижался на брата и смотрел на него косо и злобно.

– Нет, он тебе привезет карандаш и тетрадку…

– И карандаш привезет, и книжку тоже.

– У тебя же есть книжка, тебе же ее учитель давал.

– Ну и что же?

– А зачем тебе две книжки?

– Папа говорит, что две лучше, чем одна…

– Хаким будет учителем, а потом опять поедет в город учиться и станет таким умным, как Хален-ага, – с гордостью проговорил Алибек.

Адильбек возразил:

– Нет, Хаким писарем будет. Писарь больше учителя!

Мальчики опять заспорили. Они стояли в лощине, в том месте, где она почти вплотную примыкала к Большому солонцу.

Верблюды, пасшиеся у дальних холмов, пощипывая траву, спускались в низину. Их манили к себе росшие по обочинам солонцов сочные лопухи и марь. Верблюды шли медленно, лениво, вразвалку, то и дело останавливаясь, и, спасаясь от мошкары, терли головы о лохматые передние горбы. Впереди стада двигались тайлаки[62]. Они спешили к воде.

– Может быть, среди них есть и наша верблюдица с порванными ноздрями? Давай угоним ее домой, – предложил Алибек, из-под ладони разглядывая сошедшее на солонцы стадо.

– А ну ее, верблюдицу…

– Ойбой! – неожиданно воскликнул Алибек. – Бура!..

Голос его прозвучал так пронзительно и панически, что Адильбек вздрогнул от испуга. Он посмотрел в ту сторону, куда указал старший брат. В центре верблюдиц и тайлаков, шедших вразброд по солонцам, отчетливо выделялся крупный темно-бурый самец – предводитель стада. Охваченные страхом, мальчики опрометью кинулись бежать к реке.

Стадо двигалось им наперерез. На полуостровке Кентубек в этот полуденный час не было никого, кто бы мог защитить мальчиков от буры. Это хорошо понимали Алибек и Адильбек, они торопились поскорей добраться до воды, переплыть на противоположный берег и скрыться в камышах, пока еще бура не заметил их и не погнался за ними. Но мальчики побежали не по лощине, по которой они шли и которая могла бы хорошо скрыть их от зоркого взгляда буры, а напрямик, через косогор. Их белые рубашонки раздувались на ветру и были отчетливо видны на зеленом фоне травы.

Обычно весной, обуреваемые половой страстью, буры или леки[63] сильно дичают, перестают есть, животы их присыхают к позвоночнику. В эту пору они особенно неистовствуют и страшны для человека. Изо рта течет пена, глаза свирепо сверкают. Куцыми, как обрубки, хвостами с волосяной бахромой на конце буры секут себя по бокам и спине, испуская странные клокочущие звуки, напоминающие рев целого табуна, остервенело падают на землю и катаются по ней, иногда ползают на животе, оставляя после себя круглые взрыхленные воронки. Буйное состояние буры с каждым днем все усиливается, он почти совсем не щиплет траву, а все время находится настороже, словно высматривает и подкарауливает кого-то; если увидит человека, глаза наливаются кровью и он начинает бешено мотать головой и бить ногами о землю. Когда весеннее возбуждение доходит до своего высшего предела, они нападают на всех, кто встречается им на пути. Но это состояние бурного проявления инстинктивных потребностей длится не очень долго: через две-три недели, после нескольких случек, начинается спад, буры и леки успокаиваются, но некоторые из них продолжают беситься почти до самого конца лета. Особенно часто гоняются они за беззащитными ребятишками, и бывают случаи, когда дети погибают от ударов тяжелых ног. Бура, которого увидели на Большом солонце Алибек и Адильбек, принадлежал хаджи Шугулу. Зимой и ранней весной он был смирным, хорошо ходил в упряжке. После весенней пахоты его отпустили на волю для нагула жира в горбах. Было у него прозвище – Лохматый Черный бура. Но сейчас он не был лохматый, так как расчетливые хозяева счесали с него всю шерсть. На степном приволье, где много верблюжьего лакомства – сочного молочая, катуна и мари, – бура быстро поправлялся, складки на его коже разглаживались, и она становилась беловатой. Задний горб, почти совсем расплющенный и опавший, как изношенный малахай стариков, вновь наполнился жиром, заплыли жиром ребра и тазовые кости и почти не были заметны под беловатой кожей. Хотя шугуловский Лохматый Черный бура не шел ни в какое сравнение с теми красноглазыми бурами и леками, водившимися в этих местах, мимо которых даже взрослому нельзя было ни пройти ни проехать, все же и он в этот весенний месяц был опасен для людей. Шугуловский бура особенно злобно преследовал детей. В прошлом году в это самое время он чуть не раздавил сына Асана. Хорошо, что мальчик находился недалеко от аула и успел добежать до дому. Охотник Асан так расстроился, что едва не пристрелил тогда буру, – кое-как отговорили его родственники, боявшиеся мести хаджи Шугула.