Запретная. Не остановить (СИ) - Стужева Инна - Страница 10

Снедающая заживо безысходность, боль последних месяцев, все улетучиваются в один короткий миг, выбрасывая меня в здесь и сейчас, при том, что я не могу ни поверить, ни до конца осознать, что он и я… что так близко, что на самом деле…

Чувства затапливают, наотмашь, оглушающе сбивая с ног. Пальцы впиваются в него, бесцеремонно сминают ткань его рубашки.

Его горячие ладони сначала на моих плечах. Замирают, словно выжидая, и вдруг, молниеносный бросок и вот его пальцы уже на моей шее. Сжимают, перекрывая доступ кислорода практически мгновенно, и чуть отстраняют меня от себя. А я… все, что я могу, это вдохнуть последний глоток кислорода, после чего беспомощно смотрю ему в глаза, и… умираю. Тупо смотрю и умираю, умираю, умираю…

Гордей медлит несколько секунд. Несколько долгих, кажущихся мне бесконечными, секунд.

Его дыхание почти на моих губах, его взгляд снова прожигает меня насквозь.

Он смотрит так внимательно, так пристально… Это взгляд пронизывает и оглушает, полностью дезориентирует, лишает воли и сознания.

На него отзывается и начинает так сильно болеть что-то внутри меня…

А потом… не знаю, как так получается, один рывок, инициатором которого становлюсь не я, и вот мы полностью меняемся с ним местами.

Теперь уже я оказываюсь прижатой к твердой прохладной стене, а он нависает, оттесняет, вжимает.

А губы…

Теперь его губы накрывают мои, требовательно и жестко их сминают.

Он целует меня глубоко, но в этом поцелуе нет ни намека на былые осторожность и нежность, и любовь. Целует с какой-то яростной злой одержимостью, словно нарочно стремясь оглушить, подчинить, ударить побольнее.

Я зажмуриваюсь и позволяю ему так целовать. Мне неважно как, главное, что он… Пусть даже так, пусть хотя бы так…

Отрывается также резко, как и начинал, и тут же его руки властно опускаются на мои бедра.

А потом… О боже… он смотрит мне прямо в глаза, а руки тем временем… ныряют под подол и ползут вверх по моим бедрам. Нагло, бесцеремонно, порочно.

Доходят до самых ягодиц и сильно, на грани пошлости, их сжимают.

А ахаю, и тут же его пальцы находят резину моих трусиков, подцепляют и начинают оттягивать их вниз.

— Гордей, подожди, — в панике шепчу я, пытаясь отстраниться, и хоть немного остудить его напор. — Подожди, пожалуйста, стой!

Он отпускает сразу и сейчас же отступает на шаг.

Дышит тяжело, рвано, отрывисто.

А взгляд исподлобья такой, что готов испепелить меня всю.

Глава 8 Мне тяжело принять его условия…

Я отшатываюсь к стене и тут же судорожно хватаюсь за нее вмиг ослабевшими, дрожащими, и не желающими подчиняться ни одной из даже самых простых команд руками. Так и замираю, охваченная удушающим, обжигающим все внутренности, жарким убивающим все живое вокруг себя пожаром.

Дышу, дышу, дышу.

А он все смотрит и разглядывает меня. Прожигает своим тяжелым, пристальным, буквально пригвождающим к месту, глубоким, дерзким, безразлично-нагловатым взглядом. Которым он проходится по мне с головы до ног и медленно, словно сканируя каждый сантиметр, неторопливо ведет обратно.

Я оступаюсь и крепче вжимаюсь в прохладную гладкую стену.

Ноги отказываются держать даже при наличии твердой опоры под ними и вокруг. Кожу на бедрах жжет, словно после многочасового сидения под палящими лучами солнца.

А виной всему то, что происходило сейчас между нами помимо нашего дикого, лишенного и капли романтики, развязного и по животному безудержного поцелуя.

О боже, его руки были сейчас там, то есть, почти там… Не церемонились и с легкостью добрались почти до самых интимных мест.

Он… он… не вел себя так никогда прежде. То есть, пытался, конечно, но ни разу не делал этого так нагло, развязно и открыто. Никогда не позволял себе…

А сейчас… Что же сейчас…

— Нахера ты затеяла все это, если не готова идти дальше? — цедит Гордей и кажется, что спокойствие дается ему с большим, просто огромным трудом.

Я не знаю, что ему отвечать. Не понимаю толком, действительно, зачем все это затеяла? Я просто так безумно сильно соскучилась и… и… очень не хотела, чтобы он проводил время с другой…

— Гордей, извини, я просто…

Замолкаю и пытаюсь собраться с мыслями, буквально возвращаясь в те времена, когда и пары слов от волнения при нем связать не могла.

Вдруг он снова шагает ко мне и мои рецепторы опять улавливают приятный, головокружительный аромат его лосьона и его гибкого, такого желанного для меня тела.

Я крепче вжимаюсь в стену и окончательно перестаю хоть как-то, пусть даже мало-мальски связно соображать. Но он не трогает больше. Он наклоняется и всего-навсего ведет носом по моему лицу, обнюхивая и щекоча своим будоражащим, нетерпеливо прерывистым дыханием.

— Все такая же красивая, — произносит негромко, а я загораюсь новым, опаляющим кожу пожаром.

Это волнительно до безумия. Приятно и очень, просто необычайно и до мурашек нравится мне. Расслабляет немного и помогает хоть на секунду, но представить, что он все еще что-то чувствует ко мне.

Всего-навсего крошечная, буквально еле ощутимая крупица нежности, и я готова признаться ему, что все еще безумно, практически до умопомрачения и дикой, неконтролируемой тоски, отчаянно в него влюблена.

— Если тебе захотелось поиграть со мной, то лучше сразу оставь эту затею, Бельчонок. Либо до конца, либо никак, — шепчет Гордей, едва добираясь до моего уха, а я снова хватаюсь за ткань его рубашки.

— Либо до конца, либо никак, — повторяет он. — Ты ведь понимаешь, что это значит?

Вскидывает руку и сжимает пальцами мой подбородок.

— И к херам романтику, — произносит, оттягивая слегка мою нижнюю губу и приоткрывая тем самым мой дрожащий рот.

Заглядывает в глаза так, будто собирается прочитать всю душу и даже чуточку больше.

— Это будет жестко. Я просто тупо поимею тебя во все места и отпущу на все четыре стороны.

Он говорит, а у меня пульс стучит в висках так, что за ударами я не могу расслышать биение собственного сердца. Но точно знаю, что оно громыхает так, словно его разорвет и вышвырнет из груди вот прямо в этот самый момент.

А он… убивает меня своими словами… Бьет… так точно, прицельно…

Болезненными, отточенными и попадающими по самому живому ударами. Такими, что не выжить мне уже после них.

Рада возникает неожиданно. Дверь распахивается, она застывает на секунду в дверном проеме, сканируя полутемное помещение взволнованным ищущим взглядом.

И пока она стремительным шагом направляется к нам, стуча каблуками и усиленно покачивая бедрами, я радуюсь, что Гордей не требует от меня немедленного, необходимого озвучивать прямо сейчас ответа.

— Вот вы где, Гордей! — наигранно бодро восклицает Рада и подходит буквально вплотную, бесцеремонно оттесняя Гордея от меня.

— А я потеряла тебя, представь? — верещит как ни в чем не бывало, обращаясь исключительно к Гордею и делая вид, что я являюсь всего лишь одним из предметов интерьера.

— Ну, что, пойдем? Ты обещал, что мы потанцуем с тобой, а потом еще разок прокатимся на байке.

Ее согнутая в локте рука ложится на его плечо, длинные тонкие пальцы щекочут его ухо и шею.

Гордей отступает от меня, и позволяет Раде утянуть себя к выходу.

— Думай, Бельчонок, прежде чем подойти ко мне в следующий раз, — невесомо произносят его губы напоследок, после чего они с Радой окончательно исчезают из моего поля зрения.

Как только это происходит, я сползаю вниз, на прохладный пол и обнимаю свои колени. Утыкаюсь в них носом и захожусь в непроизвольном, жалком и некрасивом, но никак не сдерживаемом, громком надсадном плаче.

Глава 9 Я готова