Заговоренный меч - Есенберлин Ильяс - Страница 51

Когда Кара-Оспан с огромным войском вышел к Едилю, то увидел на том берегу множество юрт и бесчисленные дымы, поднимающиеся к небу. Это могли быть только непокорные аулы алчинов, жаппасов и жагалбайлинцев, которые он прибыл усмирять. Не дав даже передохнуть уставшему от изнурительного перехода войску, Кара-Оспан в ту же ночь начал переправу на тот берег. К утру войско уже было на месте, но никаких аулов на западном берегу Едиля не оказалось. Как стало понятно Кара-Оспану, они в ту же ночь переправились на восточный берег и теперь уходили в степь, к Жаику. Разъяренный Кара-Оспан тут же велел переправиться обратно и устремился в погоню. Но слишком уж быстро уходили от него непокоренные аулы. Никак не мог догнать он их и лишь через добрую тысячу километров, в песках Нарына, понял, что гонится не за аулами, а за войском Темир-бия. На свежих конях было оно и легко уходило от погони. Приближалась зима, и возвращаться в Крым для того, чтобы наказать подлинные аулы, было уже поздно. Пришлось возвращаться ни с чем к Абулхаиру…

Этот поход и напомнил сейчас Кара-Оспану злопамятный Темир-бий, на что Кара-Оспан ответил угрозой. Действительно, курук Джаныбека мог оказаться подлиннее, чем у Абулхаира. Слишком уж большим авторитетом пользовался хан Джаныбек, и ему помогали куда охотней, чем Абулхаиру. С этим приходилось считаться.

Вечный межродовой спор разгорался, грозя перейти в открытую схватку. «Этот Темир-бий явно не хочет единения под моей булавой, — лихорадочно размышлял хан Джаныбек. — Алчины и жаппасы находятся на отшибе, и их местоположение заставляет их держаться в стороне. Но все болезни заразны, кроме перелома кости. Что, если за ними потянутся и другие?.. Этого нельзя допустить!»

Он вскинул голову и в упор посмотрел на Темир-бия:

— Твой предок Едиге-батыр думал шире. А ты никак не хочешь вылезти за свои ногайлинские пределы. Да и согласятся ли во всем с тобой сами алчины и жаппасы? Пусть это покажет будущее. Но наш общий враг — Абулхаир, и с ним нужно воевать. Ведь это он зарезал своего деда Казы-бия, сына самого Едиге. Поэтому скажи прямо: выделишь двадцать тысяч воинов для этой войны?

— Да! — твердо сказал Темир-бий.

— Этого пока достаточно, а там посмотрим.

Темир-бий медленно взял с кошмы свою плеть. «Ты, Джаныбек, хочешь ханствовать над всей степью! — подумал он. — Но этому не бывать. Если тебе нужно большое ханство, то нам достаточно маленького — того, какое у нас пока есть. Впереди еще много споров и битв, хан Джаныбек!»

И вдруг все повернули головы, выпрямились.

— Тревога… Тревога!

— Враг!

Всадник на взмыленной лошади мчался с востока прямо к открытой ханской юрте, где происходила сходка. Его отчаянный крик подхватывали джигиты вокруг и передавали дальше. Казалось, вся степь кричит.

Он еле удержал разогнавшегося коня, скатился с него.

— Откуда враг? — спросил хан Джаныбек.

— Кто враг?.. Кто?

Суровые бии и батыры невольно оглядывали чистый горизонт.

Гонец был совсем молодым джигитом высокого роста с едва пробивающимися усами.

— Мой повелитель-хан, враг близко! — крикнул он. — Со стороны Кок-Джингила идут они, посланные Абулхаиром. Старший сын хана Абулхаира Шах-Хайдар и Карачин-багатур над ними. Кони породы ахалтеке и теке-жаумыт — повыше наших. Смушковые шапки на головах у всадников. Вооружение — шашки и пики. Не пройдет и времени на одну дойку кобылицы, как они будут здесь!..

— Сколько их? — спросил Джаныбек как бы между прочим. Ни лицо, ни голос не изменились у него.

— Примерно тысяча клинков!

— А где же наш заградительный отряд?.. Кереи и найманы охраняют с той стороны!..

— Они прошли стороной, через пустыню, оставив в стороне наших! Теперь кереи и найманы у них сзади…

— А им сообщили?

— Мой напарник поскакал к ним!

О всеказахской сходке в урочище Каратауз-Нура хан Абулхаир узнал еще две недели назад через своих лазутчиков, но сделал вид, что ничего не знает об этом. Тем не менее в одну из ночей из ставки Абулхаира тайно выступило десять сотен самых отчаянных головорезов-лашкаров, набранных из туркмен-сельджуков, мангитов и барласов. Во главе с его сыном Шах-Хайдаром и Карачин-багатуром они ехали только ночью, а днем отсиживались в камышах, растущих по берегам степных оврагов. Задача им дана простая: разгромить неожиданным налетом ставку Джаныбека, а прах развеять по ветру.

Хан Джаныбек, которому уже не раз приходилось иметь дело с Абулхаиром, понимал, что тот рано или поздно узнает о сходке и не преминет воспользоваться удобным случаем. Поэтому с четырех сторон были выставлены сильные заградительные отряды. Как раз с востока, со стороны Голубого моря, охрану несли воины из родов керей и найман на боевых верблюдах породы «желмая» — «обгоняющие ветер». Однако опытные лашкары сумели небольшими группами просочиться через кордоны как раз оттуда, где их не ждали. Все же рано или поздно, но их обнаружили…

Ханские лашкары из туркмен-сельджуков были действительно грозной силой и не раз наводили ужас на регулярные части Византии. Сплошной лавой неслись они на высоких мощногрудых и крепких конях и никогда не брали пленных. Абулхаир держал их при себе на особом положении и оставлял им все добытые в бою трофеи. Они были его опорой даже внутри собственной Орды.

Но на сходку съехались лучшие батыры всех казахских родов. Услышав о приближении ненавистных ханских лашкаров, они немедленно облачились в боевые доспехи и сели на коней. И вряд ли бы двинулись дальше лашкары, если бы видели, с кем им предстоит сразиться…

Одна фигура Кобланды-батыра с громадной палицей в руке могла внушить страх самому смелому человеку. Немногим отличался от него и один из сыновей Джаныбека — прославленный во многих схватках Камбар-батыр. Рассказывали, что он во время похода вытащил из колодца упавшего туда взрослого верблюда. Два человека легко умещались на его плечах, но в талии он был строен и тонок, словно девушка. В отличие от нескольких других своих братьев, Камбар-батыр не был честолюбив и корыстолюбив, за что раньше других получил в народе прозвище батыра. Специально для него выковали оружейники особую пику и саблю по руке.

На этот раз Камбар-батыр занял место между могучими Кобланды-батыром и Кара-Оспаном. Они составили нечто вроде клина, к которому пристроились все остальные батыры. Хан Джаныбек остался сидеть на кошме, всем своим видом показывая презрение к приближающемуся врагу. Вместе с ним осталось несколько советников и жырау.

— Коль враг сам пришел к нам, то и получит все, что ему положено! — с усмешкой произнес Джаныбек. — Разве нет у нас достойных сыновей, чтобы проучить его?.. А вы, дед Котан, пока выметут врага от нашего порога, спойте нам песнь о том, как известили о смерти предка моего Джучи. Я давно хотел услышать ее, и мне говорили, что вы хорошо помните это сказание!..

Все жырау и гости стали упрашивать Котан-жырау, словно и не касалось их предстоящее сражение. Старик взял в руки свой вечный спутник — кобыз, тихо тронул струны…

Больше всех своих детей любил Чингисхан старшего сына Джучи. Но тот стал выходить из повиновения, и «Потрясатель вселенной» послал к нему убийц в Улытау. Во время охоты спутники Джучи переломили ему хребет, и весть об этом дошла до Великой Орды.

Но все знали, что Чингисхан очень любит Джучи и поклялся переломить хребет тому, кто сообщит ему о смерти сына. Он хотел дожить до собственной смерти, не услышав этого печального известия. Что же, так поступают все властители, не желающие слушать о неприятных вещах.

Старый певец-жирчи взялся выручить растерянных ханских чиновников и сообщить Чингисхану о смерти Джучи. Во время пира старый жирчи запел:

Море замутилось у истоков.

Кто успокоит волны, о мой хан?

Осину сломило бурей посредине.

Кто срастит ее, о мой хан?

И Чингисхан тоже ответил стихами: