Коллективная вина. Как жили немцы после войны? - Юнг Карл Густав - Страница 54

Мы основываем свою надежду на другом, на том, что было характерно для наших предков на протяжении тысячелетия и что мы не считаем утраченным до тех пор, пока оно ясно проявляется, хотя в настоящий момент весьма незначительно. Без этой надежды были бы бессмысленны политические произведения, подобные моему.

Немцы несут ответственность за свое правительство. Несправедливо сваливать вину за все несчастья на политиков, партии и правительство. Этого правительства не было бы, если бы немцы категорически не хотели его. Говорят, что каждый народ имеет то правительство, которого он заслуживает. Все немцы несут ответственность за то, что Гитлер господствовал в Германии, и каждый виновен в том, что он раньше не сделал всего возможного, чтобы помешать этому. Мы, народ, ответственны за политических деятелей, даже если мы отвергаем их. Мы не имеем права снимать с себя ответственность, заявляя, что такие уж мы, немцы, есть.

Если кто-либо станет утверждать, что весь немецкий народ политически незрелый и не подготовлен к свободной парламентской демократии, то это ничем не подтверждаемый тезис. Если бы дело обстояло действительно так, чего нельзя доказать, то оставалось бы лишь без-ропотное смирение, а для тех немногих, кто достаточно самонадеян, чтобы считать, что они знали это, – это явилось бы поводом презирать дураков и обиженных богом, определяющих политические пути, им осталось бы уда-литься в свою узкую сферу, пока рок не уничтожит и их. Однако кто познает ответственность за свободу, тот не отступит, пока ему встречаются люди, не теряющие мужества на том же пути.

IV. Что можно сделать во внутриполитическом отношении

Мы не можем ответить на этот вопрос выдвижением программы, которую следовало бы разработать в целом и затем механически осуществить. Но, очевидно, можно показать, в каких направлениях могла бы развиваться немецкая политика, направленная на достижение свободы и мира и на сохранение достоинства немцев. Сначала о внутренней политике.

Критикуя существующее положение и тенденции, можно в отчаянии дать ответ, который убил бы всякую надежду. Внушает опасение тот факт, что некоторые люди, может быть, лучшие, эмигрируют. В Америке лучше всего видны и надежды человечества, и угрожающие ему опасности. Для Америки не характерен дух бюрократического государства, авторитарного образа мышления, ей не свойственна иерархическая система власти и подчинения, например в университетах, весь тот провинциализм, против которого должен бороться каждый гражданин Федеративной Республики, потому что этот провинциализм грозит удушить его. Я не осмелился бы порицать или одобрять действия какого-либо немца, намеревающегося эмигрировать. Достаточно сказать, как обстоит дело и какое значение может иметь для эмигранта избранный им путь, чего он лишается и что приобретает, достаточно указать, что он при любых обстоятельствах должен оставаться немцем. Считать невыносимыми нынешнюю обстановку в Федеративной Республике и ее развитие – это не измена немецкой нации. Для того чтобы Федеративная Республика не лишилась своих лучших сил, как это уже иногда случалось в немецкой истории, она должна вступить на политический путь истины и нравственного величия во всемирном масштабе.

Что касается большинства людей, остающихся в стране, то для них критика должна носить иной характер. Возможно, получит распространение плохая критика, смысл которой состоит в заявлении: этого государства не должно быть. Она исчерпывается простыми отрицаниями, довольствуется разоблачениями, как таковыми, выражением возмущения, бранью и находит в этом удовлетворение. Подобная критика становится самоцелью, и поэтому она – зло. Поскольку она во многом правильна, она порождает безответственность и фактически сводится к нулю.

Необходимо сознательное и принципиальное решение. Федеративная Республика существует. Нужно исходить из факта ее существования. Если я считаю ее в принципе абсолютно негодной, а ее существование ошибочным, то вывод таков: необходима подготовка к насильственной революции для уничтожения этого государства. Такое отрицание серьезно лишь в том случае, если за ним стоит какая-то цель, то есть если известно, что последует за насильственным государственным переворотом. Я не вижу никаких признаков такого положения и ничего, что вообще свидетельствовало бы о возможности насильственного переворота в Федеративной Республике. Поэтому предпосылкой к разумному политическому мышлению являются утвердительное отношение к Федеративной Республике и готовность изменить ее изнутри, то есть осуществить революцию во внутреннем поведении граждан, а затем в государстве легальными и законными средствами демократии. Я отрицаю не государство, а пути, по которым идет правительство.

В насильственной революции я вижу зло. Имеется в виду в первую очередь революция сверху, до сих пор единственная опасная революция у нас – такая, какая произошла в 1933 году в конце Веймарской республики и к какой может вновь привести чрезвычайное законодательство. Революция снизу, которой у нас никогда не было, – для нас жупел, нагоняющий страх на всех тех, кто хочет спокойствия и сохранения существующего положения, кто боится за свою собственность и за свою жизнь. Так воспитывается покорность революции или насилию сверху. У нас часто бывало так после освободи-тельных войн, особенно после 1848 года, и даже в 1918–1919 годах. Однако предпосылкой свободы государства и его граждан является возможность «законной революции» снизу, без насилия: она может произойти в форме политической забастовки, массовых протестов, отказа большинства избирателей участвовать в выборах, путем непосредственных легальных акций народа.

Настоящая революция – это революция в образе мышления, цель которой – не насилие, а убеждение. Насилие государства ей необходимо для защиты легальных и законных политических перемен, а не как самоцель. Она действует не против государства, а его именем против правительства.

Мы не хотим, чтобы Федеративная Республика, новое государство, растворялось в поверхностном и временном образовании по поддержанию порядка, беспомощном в морально-политическом отношении, осуществляющем насилие через правительство, которое ошибочно отождествляет себя с государством. Оно могло бы возникнуть лишь случайно и случайно продолжало бы существовать, пока не исчезло бы по воле случая.

Для нового государства необходимо коренное изменение в образе мышления. Одна из величайших опасностей кроется в терпении верноподданных, довольных своим бытием, пока они получают свою долю благосостояния. Они не сознают своей ответственности за политику, они покорны. Вначале они мирятся с едва заметными оковами, а в конце концов оказываются в застенке, из которого уже нет выхода. Всегда найдутся жестокие, энергичные интеллигентные люди, а также те, кто охотно пойдет за ними. Народ становится для них жертвой подобно тому, как это было при национал-социализме в самых широких масштабах, а в других случаях – в иных формах. Стоит дать волю фантазии, пытаясь уже в настоящем увидеть грядущее, как угроза становится вполне ощутимой.

Нам нужно сейчас, во-первых, с одной стороны, понять существующие реальности, и, с другой – осознать прошлое, из которого мы вышли. Почему стал возможен 1933 год? Это был не результат какого-то естественного процесса, не мнимая историческая необходимость, а дело рук самих немцев. Потому со всей определенностью возникает вопрос: в чем же заблуждение, несостоятельность, злая воля, трусость, ложь, зло, одним словом – в чем же заключается вина? Кто виноват, а не что виновато, и в каком смысле?

Нам нужна, во-вторых, готовность сделать выводы. Осознание порождает претензии, которые нелегко осуществить. О них не имеют ясного представления, им противятся, их отвергают, когда кто-нибудь высказывает их, говорят о табу и покоряются ему.

Новое государство возникло из такого состояния, которое не могло дать основы для будущего: сначала, с 1933 года, – из состояния абсолютной морально-политической катастрофы, затем – из тотального военного поражения и безоговорочной капитуляции, наконец, из состояния экономической разрухи. Отсюда жизненно важная проблема – найти новую правильную основу.