Коллективная вина. Как жили немцы после войны? - Юнг Карл Густав - Страница 49

То, что вошло в правила традиционных военных доктрин, больше недопустимо, так как соответствует характеру военной профессии, которая не изменила еще своей сущности в зависимости от новой ситуации и новых задач. Но как она должна измениться – пока еще отнюдь не ясно.

Руководство политикой, решение об осуществлении разработанных военными планов военных операций необходимо изъять из их компетенции. Всем этим должны заниматься государственные деятели, которые знают общую обстановку. И сделать это надо было уже давно. Одна из причин возникновения первой мировой войны и нашего поражения заключается в том, что преимущественное положение у нас занимали военные.

Хотим ли мы с помощью чрезвычайных законов сделать невозможным бунт населения против войны? Хотим ли мы посредством механизма террористического господства исключить какие бы то ни было волнения населения в случае внешнего чрезвычайного положения?

Такой бунт был бы грандиозной акцией, и он возможен. Когда пошли разговоры о плане установки атомных мин на восточной границе страны – они были опровергнуты, хотя никто в это опровержение не поверил, – крестьяне и полиция в приграничных районах единодушно решили: если это случится, мы тотчас же выкопаем мины. Здравый смысл разумного народа может восстать против безответственной военщины и правительства, полиции – против властей, солдат – против генералов.

На этот счет есть хороший пример. 28 октября 1918 г., когда война была окончательно проиграна, флот, насчитывавший 80 тыс. человек, должен был дать «решающий бой», чтобы спасти «честь» нации. Корабли, находившиеся в открытом море, получили сигнал к боевой готовности. Но кочегары загасили огонь в топках и вынудили таким образом командиров вернуть корабли в гавани. Когда команды сошли на берег, находившиеся в милитаристском угаре офицеры попытались восстановить свой потерянный авторитет, отдав под арест 600 матросов. Это явилось поводом к так называемой революции, быстро распространившейся по всей Германии. Данный пример демонстрирует торжество разума в результате отказа подчиниться приказу. Хочется надеяться, что если в будущем кто-либо проявит безумие, то втянутые в войну народы по обе стороны линии фронта поступят аналогичным образом. Даже если это кажется невероятным, абсолютно исключать такую возможность все же нельзя.

Хотим ли мы в случае войны доверить наше будущее военному аппарату и находящемуся у него на службе гражданскому правительству?

Хотим ли мы сразу же, не раздумывая, забить себе голову представлениями, мыслями и законами, которые вследствие их абсолютной несовместимости с новой действительностью окончательно погубят нас?

Не лучше ли нам в чрезвычайной ситуации, если она все же наступит, несмотря на все политические усилия сохранить мир, оставить себе свободу действий и свободу умереть, если уж придется, так, как мы хотим?

Если в случае войны планируемые чрезвычайные законы будут осуществлены, народ окончательно превратится в стадо, гонимое на бойню последними политиками с абсолютистским националистским образом мышления, столь же властолюбивыми, сколь и неразумными. Они сами повинны в том, что у них развилось сознание безысходности, неспособности что-либо изменить; они беспрекословно как подчиняются обычно отдаваемым приказам, терроризируют других, так и подвергаются терроризированию сами.

Разве для сильных мира сего последствия катастрофы должны быть иными, чем для простого люда? Или же все пока еще в равной мере свободные граждане должны в условиях катастрофы принимать собственные сепаратные решения?

Когда речь идет о личной судьбе в условиях катастрофы, право каждого человека на собственное решение нельзя передать правительству, особенно если это правительство хочет надеть на весь народ военные путы.

Тотальная милитаризация народа опустошает его душу. Человек, как таковой, хочет знать свою судьбу и смотреть ей открыто в глаза.

Внутреннего чрезвычайного положения, которое потребовало бы законов, ликвидирующих основные права, в Федеративной Республике не может быть. У народа, у какой-либо партии нет оружия. Нет частных армий, государства в государстве, как это было создано национал-социалистами. Полиция, пока она едина с правительством, в состоянии справиться с любым проявлением насилия со стороны населения. Если же единства нет, в этом повинно само правительство.

Внутреннее чрезвычайное положение существует только в воображении тех, кто либо хочет использовать его для учреждения абсолютной власти, для отмены права на забастовки в интересах предпринимателей, либо испытывает страх перед борьбой, которая необходима для того, чтобы в условиях постоянной неопределенности отстоять свободу вопреки мерам неразумного, не уважающего основные права и законность правительства. Такое правительство прибегает к насилию, чего народ не может терпеть. Поэтому народ должен иметь средства, чтобы защищаться, средства, при помощи которых можно без применения оружия противостоять насилию.

Народ должен иметь право на политические забастовки свое время капповский путч был подавлен с помощью политической забастовки, армия вначале стояла в стороне, затем часть ее поддержала путч (стреляла в немцев), а часть отказалась подчиниться законному правительству («немцы не стреляют в немцев»).

Поскольку Основной закон крайне ограничивает непосредственное участие народа в принятии политических решений и контроле, народ должен иметь возможность воспользоваться оставшимися у него правами, прежде всего правом на забастовку, в котором ему конституция не отказывает.

Знаменательно в этом отношении дело Шлютера в Гёттингене. Партии не могли договориться о кандидате на пост министра культов. Последний должен был быть членом партии. Но поскольку среди таковых не нашлось деятеля подходящего уровня, партии поступили не очень умно, остановившись на Шлютере, который был лишен права занимать пост руководителя школ и университетов. Случай был беспрецедентный. В Гёттингене забастовали студенты, заявили протест профессора, обычно не склонные к таким действиям. Они не могли допустить, чтобы ими руководил подобный министр. Партии были возмущены. Это незаконно, заявили они. Правительство избрано народом и представляет народ. Только оно может по поручению народа назначать министров. Против этого не может быть юридически обоснованных возражений. А профессора позволили себе выступить с такими возражениями, и их следует категорически отвергнуть.

Однако вскоре после того, как выяснилось, что министр совершенно неспособен руководить университетом, гёттингенцев поддержала вся образованная Германия. Правительственные партии вынуждены были снять своего министра. Затем они назначили на этот пост нового члена партии, который был превосходным человеком, но совершенно не был знаком с проблемами университета и не обладал достаточно широким кругозором. Во всяком случае, он сам быстро подал в отставку.

Народ должен сохранить свободу в изъявлении своей воли и своего протеста в прямых акциях. Чрезвычайные законы отнимают у народа оставшееся у него законное право сопротивления – право, которое потом станет уже незаконным. Чрезвычайные законы – орудие порабощения. Вместо чрезвычайных законов нам следовало бы совершенствовать законные средства, с помощью которых народ мог бы в течение четырех лет активно действовать, чтобы ослабить нынешнее чрезвычайное положение, граничащее фактически с отсутствием правительства.

Чрезвычайные законы обеспечивают безопасность не народу, а правящим кругам. Предусмотрительно составленные законы об объявлении внутреннего чрезвычайного положения и о мерах по борьбе с ним в действительности создают гарантии для олигархии партий, их правительственной власти и интересов, даже если последние корыстны и лишены здравого смысла.

Если правительство на основании чрезвычайных законов применит силу против безоружных масс, оказывающих лишь пассивное сопротивление, то насилие по отношению к правительству будет оправдано если не с юридической, то с морально-политической точки зрения. Когда наступит внутреннее чрезвычайное положение, как кое-кто называет волнения и забастовки, правительство должно спросить себя: что оно сделало неправильно? Акты насилия можно без труда прекращать и наказывать полицейскими мерами до тех пор, пока не образовалась армия из народа. Забастовки, массовые демонстрации, речи и статьи, выражения возмущения являются законными средствами, когда злоупотребление властью или отказ в минимуме возможной справедливости влекут за собой обстоятельства, которые народ не может ликвидировать только посредством соответствующего голосования на выборах в бундестаг.