Шесть голов Айдахара - Есенберлин Ильяс - Страница 38

Сразу же после того, как Бердибек задушил отца и сел на трон Золотой Орды, Тюре сказал Бердибеку:

– Крепость или слабость трона зависит от хана, который на нем сидит. Смерть же хана в руках его родственников и потомков. Коль хочешь спокойно сидеть на троне, уничтожь всех, кто ведет свою родословную от Узбек-хана. Только тогда сон твой будет спокоен.

Долго думал Бердибек над словами бия. И выходило так, что Тюре прав. Разве не доказывало правоту его слов то, что он сам ради трона не остановился перед тем, чтобы убить родного отца? Страх черной змеей вполз в душу хана и больше не покидал ее.

Вскоре он пригласил на праздничный той во дворец двенадцать двоюродных братьев – отпрысков пятерых сыновей Узбек-хана от младших жен: Тынышбека, Ырынбека, Туктыбека, Тайтибека, Даулетбека. Ни одному не суждено было уйти с тоя. На рассвете их вынесли из дворца с отрубленными головами.

Замыслив недоброе, Бердибек был последователен. Каждый, кто доводился ему хотя бы дальним родственником, один за другим уходили в потусторонний мир. Смерть у каждого была разной. Один ломал позвоночник, упав с коня на охоте, другому доставалась чаша кумыса с ядом, третий исчезал вообще неведомо куда. Наконец наступило время, когда уже некого было убивать, и тогда снова появился Тюре-бий. Он-то и напомнил, что у младшей жены Джанибека есть восьмимесячный сын. Отступать было некуда. Оставалось убить и младенца.

Сквозь угарный кровавый туман, который застилал разум Бердибека, пробивалась иногда мысль: для чего так упорен в своих советах Тюре? Ему-то какая корысть от того, что хан уничтожит всех своих родичей? Бий уже немолод, он получил то, что хотел, и ему пора было успокоиться. Бердибек гнал от себя сомнения. Тюре всегда был предан ему, и разве не он научил, как стать ханом?

Откуда было знать Бердибеку, опьяненному пролитой кровью, что замыслы Тюре черны как ночь и простираются они так далеко, что даже страшно подумать? Бий один знал о всех делах хана, и не беспокойство о его благополучии толкало Тюре давать ему советы. Бердибек и не заметил, что давно похож на быка, которого ведут на волосяном аркане, привязанном за железное кольцо, продетое в нос. От бия невозможно было уйти, скрыться. Советуя, он давно повелевал.

Однажды, мучимый кошмарами, Бердибек решил убить всех, кто хотя бы что-то знает о его расправах с родственниками. На Тюре-бия обратил он свой взор. Но, когда решил исполнить задуманное, вдруг почувствовал, что сила и ярость покидают его, а на место них приходит страх перед этим человеком.

Вот и на этот раз, незадолго до нынешней поездки в низовья Итиля, все решил за Бердибека бий. Он без приглашения явился во дворец, без доклада, открыв дверь огромным животом, вошел в ханские покои. Крохотные глазки на заплывшем жиром лице настороженно глянули на Бердибека. Но едва Тюре успел сделать шаг, как черный щенок впился зубами в его ногу. От неожиданности бий взвизгнул, попятился к двери, едва не упал. Хан зло захохотал. Страх Тюре обрадовал его. Толстый, большой, хитрый бий испугался маленького щенка.

Раздосадованный Тюре, стараясь скрыть растерянность, выхватил из-за пояса камчу и замахнулся на щенка. Стоящий у дверей на страже туленгит прикрыл собаку своим телом, подставив спину под удар. Щенок принадлежал хану. Схватив его на руки, туленгит выскочил за дверь.

Бердибек продолжал хохотать. Бию сделалось не по себе. Он не любил и боялся, когда смеялся хан, особенно так, как сейчас, – лицо все в морщинках, а глаза холодные и пустые.

– Оказывается, и всесильный бий может испугаться? – сказал Бердибек.

– Еще бы… – Тюре уже овладел собой и пытался происшедшее свести к шутке. – Испугаешься, если в твою ногу вцепится ханский волкодав.

Но не за тем пришел к Бердибеку бий. Последнее время его тревожили поведение и поступки хана. Нутром, привыкший изворачиваться и лгать, Тюре почувствовал грозящую ему опасность. Надо было запутать следы, заставить Бердибека думать о другом, и поэтому, присев на почетное место, рядом с ханом, бий вкрадчиво сказал:

– Щенок – это щенок… Каким он будет, когда станет большой собакой? Сегодня он кусает за ноги, а завтра вцепится в горло…

Бердибек насторожился.

Тюре заметил это и не подал вида. Он продолжал:

– Все зависит от того, чему учат щенка, пока он маленький… Младшая жена твоего отца Тайдолла-хатун… Каким молоком станет кормить она своего сына? Не вырастет ли из него волчонок? Не наступит ли такое время, когда начнет он подстерегать тебя, чтобы вцепиться в горло? Тайдолла-хатун, наверное, думает о мести, ведь она любила Джанибека, а ты…

– Замолчи! – крикнул хан. Глаза его потускнели, он облизнул пересохшие губы. Перед мысленным взором встало давнее, но не забытое.

Это случилось в год, когда он стал правителем Ширвана и Аррана. Бердибек хорошо помнил это время. Он велел тогда привязать голову Мелик Ашрафа на высокий шест и воткнуть его возле главной мечети Тебриза. Знать приходила к новому правителю, чтобы сказать слова почтения, преподнести богатые подарки. Должен был состояться большой той по случаю удачного похода, но Джанибек, сославшись на нездоровье, не остался в Тебризе, а повернул своих коней в сторону Дешт-и-Кипчак. Вместо себя хан оставил свою младшую жену Тайдоллу-ханум – дочь черкесского князя.

После того как закончилось празднество, Бердибек решил уйти из Тебриза в богатые травами степи Деркамазума, так как близ города не оставалось кормов для кипчакской конницы. Обычай велел попрощаться с младшей женой отца. Тайдолла-ханум готовилась к возвращению в Сарай-Берке, но Бердибека встретила приветливо. Он и раньше обращал на нее внимание, но сейчас, в полумраке комнаты, молодая женщина показалась ему прекрасной. Не в силах скрыть проснувшееся в нем желание, Бердибек шагнул к Тайдолле-ханум, протянул руки, чтобы обнять ее, но она, стройная и гибкая, отступила в сторону, сорвала висящую на стене камчу и хлестнула ею по ковру у ног ханского сына.

Тайдолла-ханум не хотела ссоры, но побледневшее ее лицо было гневным и непреклонным и большие темные глаза сделались совсем черными. Пересилив себя, женщина с трудом улыбнулась:

– Я хотя и моложе вас, но по мусульманским законам являюсь одной из ваших матерей.

Бердибек опомнился. Ему, трусливому по натуре, сделалось очень страшно. Что, если о том, что хотел он сейчас сделать, узнает отец?

– Простите, ханум, – сказал он просительно. – Я зашел к вам только для того, чтобы попрощаться. Пути наши расходятся, и, быть может, надолго. Велики владения Золотой Орды, длинны степные дороги…

Они еще поговорили немного, и ни один из них ни словом не напомнил другому о том, что произошло.

Нет, не забыл Бердибек те минуты позора, тот страх, который он пережил тогда в присутствии Тайдоллы. Сейчас память услужливо напомнила ему все детали того события. Ярость тугим комом подступила к горлу. Как смела она, дочь черкесского князька, хлестнуть камчой ковер у его ног?! У ног будущего хана Золотой Орды! Как смела она не допустить его к себе?!

Тюре-бий, наблюдая за Бердибеком, понял, что стрела его попала точно в цель и теперь хан будет думать только об этом. Он мысленно возблагодарил аллаха и старую Токай-хатун за то, что она напомнила о Тайдолле. Бий понимал, что мать хана сделала это не из-за того, что действительно верила, что восьмимесячный сын Тайдоллы когда-нибудь станет угрожать Бердибеку. В это мог поверить только сам обезумевший хан, а потому она и мстила сопернице.

Джанибек взял Токай-хатун в жены, когда ей было пятнадцать лет. Тогда она была чиста лицом, светла и красива. Сорок лет прожили они вместе. Хан брал молодых жен, но по-прежнему любил ее и за советом шел к ней. Так было до тех пор, пока не появилась юная Тайдолла. С этого времени сердце Джанибека больше не принадлежало ей. Очень хорошо поняла это Токай-хатун, когда Джанибек метался в бреду во время болезни. Только имя соперницы повторял он сухими губами, словно напрочь забыл, что у него есть жена, которая подарила ему наследника. И после, когда все-таки пришел в себя, все спрашивал, не приехала ли Тайдолла.