Шесть голов Айдахара - Есенберлин Ильяс - Страница 15

«Был мальчик по имени Акберен, который с детства был наречен мне в мужья. А кто же вы?»

Подписи не было, но догадка обожгла улема – письмо от Сакип-Жамал, и написать это могла только она одна. Лицо Акберена побелело. Он посмотрел на чеканщика, и тот, видимо догадавшись, что нужно улему, кивнул ему на маленькую низкую дверь в глубине лавки.

– Подожди меня, славный юноша… – сказал улем. – Я сейчас вернусь… – Акберен скрылся за дверью.

На низеньком столе в крохотной комнатке, где могло поместиться не более двух человек, он увидел чернильницу и калам – тростниковую ручку. Два слова написал Акберен на письме, принесенном Адильшой: «Это я!»

Вернувшись в лавку, улем незаметно вложил письмо в руку юноши.

– Передай его той, которая послала тебя… – сказал он, и голос его прерывался от волнения. – Если она снова захочет дать о себе знать, приходи сюда. Не будет меня, письмо возьмет этот человек, – указал Акберен на бритоголового, с раскосыми глазами хозяина лавки. – Ему можешь верить так же, как и мне.

– Хорошо, агай… – почтительно прошептал Адильша и, спрятав письмо на груди, за отвороты халата, нырнул в толпу.

Нукеры встретили Адильшу недовольно.

– Где тебя носило, парень? – сердито сказал темнолицый, словно прокопченный в дыму костра, воин.

– Я потерял вас, – виновато оправдывался Адильша. Лицо его еще горело от возбуждения. – Здесь столько народа…

– Базар не место, где разевают рот… – проворчал нукер. – В следующий раз мы уедем без тебя…

Когда Адильша, вернувшись в ставку, отдал письмо Сакип-Жамал и она прочла ту фразу, что написал улем, силы оставили молодую женщину. Она опустилась на ковер и закрыла лицо руками. Сакип-Жамал не знала, радоваться ей или плакать. Она ждала такого ответа, и все же он показался ей неожиданным.

– Иди сюда… – позвала она Адильшу. А когда он несмело приблизился к ней, обняла юношу и совсем как маленького погладила по голове, по непокорным жестким волосам. – Спасибо тебе, братик! Ты принес мне радость.

Адильша опустил глаза:

– Я готов выполнить любой ваш приказ…

С этого дня Сакип-Жамал стала чаще находить причины, чтобы послать юношу в Ургенч, а ему – все труднее объяснять нукерам, почему он постоянно отстает от них на базаре. Особенно подозрительным был темнолицый воин – старший среди нукеров.

– С тобой однажды случится беда, – с угрозой сказал он Адильше, – гнев эмира страшен…

От зорких глаз нукера не ускользнуло то, что каждый раз, вернувшись их Ургенча, юноша спешит к шатру младшей жены Кутлук Темира.

А Сакип-Жамал уже не могла остановиться. Вспыхнувшее к Акберену чувство все глубже затягивало ее, все труднее ей было дождаться очередного письма от любимого.

И никто не подозревал, что близкая беда бродит рядом. Темнолицый нукер уже знал, кого ищет на базаре Адильша и что делает это по велению младшей жены эмира. Но, для того чтобы прийти к Кутлук Темиру с доносом, надо узнать еще больше, потому что словам эмир не поверит, и тогда вместо награды можно потерять голову.

Все имеет конец. Наступило время, когда письма уже не могли удовлетворить влюбленных, и они, презрев страх перед жестокой расплатой, встретились на окраине Ургенча в бедной глинобитной мазанке.

Акберен смотрел и не верил тому, что видит. Сквозь крохотное оконце заглядывала в комнату луна, и в ее серебристом призрачном свете он видел прекрасное обнаженное тело Сакип-Жамал. Женщина лежала на полу, на простой серой кошме, и груди ее, маленькие и крепкие, были похожи на белые бутоны нераспустившихся роз.

Улем смотрел, как шевелились от неутоленной страсти широкие бедра Сакип-Жамал, и думал, что за свои тридцать с лишним лет ему еще не доводилось испытывать такого наслаждения и страсти. Он знал женщин. Но то были просто женщины, случайно встретившиеся ему на пути. Эта же околдовала его, и порой ему начинало казаться, что на свете больше не существует ничего, кроме бедняцкой хижины и огромного счастья, наполняющего его душу.

Акберен приблизил свое лицо к ее лицу и увидел темные огромные глаза, в которых отражались лунные блики. Она протянула руки, и он почувствовал, как обвились они вокруг его шеи. Стало трудно дышать, и снова, в который раз он видел только ее безумные от страсти глаза и чувствовал, как билось, вздрагивало тело Сакип-Жамал.

– Как я могла жить без тебя?.. – сказала через некоторое время Сакип-Жамал, и голос ее ломался, и дыхание прерывалось.

– Я и себя спрашивал об этом, – помедлив, ответил Акберен. – Спрашивал и не нашел ответа… Я не верил, что два человека могут сделать друг друга такими счастливыми…

– Если бы это счастье было вечным!..

– А что может нам сберечь его? Кутлук Темир властен над судьбою, но ведь сердце твое не принадлежит ему…

Сакип-Жамал вздохнула:

– Если бы ты позвал меня за собою, я бросила бы все, я не испугалась бы самой длинной и трудной дороги…

Акберен устало провел рукой по лицу.

– Я верю тебе. Но ты ведь знаешь, что сделать мне это не просто. От рук хана погибли отец и мать. Его меч прервал жизнь моей приемной матери Кундуз; на чужбине, вдали от родной земли, умер Тамдам… Разве можно это забыть? Тысячи несчастных людей ждут, когда я укажу путь, который поможет им вновь почувствовать себя свободными. Только тогда, когда мои мечты исполнятся, я буду счастлив.

Сакип-Жамал прижалась к Акберену, и он ощутил на своей груди ее жаркое дыхание и услышал сбивчивый, молящий шепот:

– Разве нам недостаточно нашего счастья? Давай убежим!.. Нас не сможет отыскать ни Кутлук Темир, ни кто другой!.. У меня все готов для дальней дороги!..

Стараясь не встречаться с глазами женщины, Акберен отрицательно покачал головой:

– Меня ждут рабы… Я дал слово… Отступать поздно…

Сакип-Жамал рывком отстранилась от Акберена, и в низкой комнате наступила тишина. Луна больше не заглядывала в оконце, и сделалось очень темно. Где-то очень близко стоял рассвет…

Темнолицый нукер, едва наступили сумерки, затаился под развесистым урюковым деревом. Отсюда ему хорошо был виден дворец эмира и подходы к нему. От зорких глаз степняка не ускользнет никто из идущих во дворец или уходящих оттуда. Накануне он приказал страже под страхом смерти никого не пропускать во дворец.

Три дня назад приехал темнолицый нукер в Ургенч из ставки. Кутлук Темир приказал ему сопровождать свою младшую жену, которой захотелось побывать во дворце, в котором эмир и его приближенные обычно проводили зиму.

Сакип-Жамал объяснила свое желание Кутлук Темиру тем, что надо проверить, как рабы следят за сохранностью ковров и зимней теплой одежды. Быть может, в другое время эмир что-нибудь и заподозрил бы, но теперь им овладело равнодушие ко всему на свете, и потому он легко согласился. Как и положено, жене эмира был придан отряд для охраны и старшим Кутлук Темир назначил темнолицего нукера. Сменив находившуюся при дворце стражу, нукер приказал своим воинам без его разрешения никого не впускать во дворец.

Наступил вечер, и вокруг стояла тишина. Жители Ургенча обходили дворец стороной, с опаской косясь на застывшую у ворот стражу. Темнолицый нукер не забыл таинственные поездки Адильши на базар, и что-то подсказывало ему, что именно в эти дни, здесь, в Ургенче, он наконец узнает до конца тайну младшей жены эмира. Если между нею и человеком в голубой чалме существует какая-то связь, то он постарается проникнуть во дворец. Слившись с темным стволом урючины, нукер терпеливо ждал. Он слышал, как за стенами дворца смеются женщины и девушки, прибывшие вместе с Сакип-Жамал, как кто-то громко играет на дутаре. Спокойно и привычно.

Нукеру вспомнилось, как недавно, когда село солнце, вышел из дворца стройный джигит и, миновав площадь, скрылся в узких городских улицах. И, глядя ему вслед, нукер подумал, что он из тех, кто оставлен эмиром на лето во дворце, чтобы следить за порядком. Надо бы предупредить воинов, чтобы они не только никого не пускали во дворец без разрешения, но и не выпускали.