Место под тенью (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 46

Алина с каждым разом тоже становилась всё смелее и изобретательнее в постели. А в этот вечер, лёжа после секс-марафона, будто подслушав, о чём накануне говорила бабуля, тоже завела разговор про свадьбу. Так, с намёками, в плане помечтать, как бы в шутку, но я-то понимал, что такие разговоры просто так не заводят. Был у меня уже опыт.

В этот раз удалось тоже отшутиться, а вот когда речь о замужестве с её стороны пойдёт всерьёз… Нет, не то что бы я не хотел семейной жизни, просто сейчас было столько дел, что отвлекаться ещё и на семью я считал слишком большой роскошью. Вот когда всё встанет на рельсы, пойдёт по накатанной, вероятностью разборок с возможным летальным исходом заметно снизится – тогда можно будет и в загс сходить.

А понедельник начался с новости, облетевшей весь город. Во всяком случае, те слои населения, которые имели к этому событию хотя бы косвенное отношение. В общем, криминальный авторитет Емеля, он же Николай Фёдорович Емельянов, выходя воскресным вечером от своей марухи, получил в голову пулю, выпущенную из снайперской винтовки. Кто был организатором заказного убийства (а в том, что оно было заказным, никто не сомневался), я прекрасно догадывался. Слова Чернышёва о том, что «с Емелей и всей этой воровской братией нужно что-то решать», я прекрасно помнил.

В любом случае, воровской мир нашего города, думаю, встал на уши, и в любой момент можно было ждать «ответки». Поэтому я на время встречи с Алиной свёл до минимума (ещё не хватало её светить), а по городу передвигался с осторожностью, не расставаясь с «травматом». Хотя если воры решат отыграться на мне всерьёз, то мой «травмат» окажется бесполезным куском пластика и металла. Потому и ходил с оглядкой, вздрагивая от каждого подозрительного шума или движения незнакомых людей, особенно тех, кто визуально мог относиться к криминальному миру. Но минула неделя, другая, а в нашу сторону и мою лично никаких агрессивных намерений никто не выказывал. Да и наркобарыги на рынке перестали появляться, хотя до убийства Емели, невзирая на наши зачистки, то и дело пытались вести на подведомственной нам территории свои мерзкие делишки. Чернышёв, оказывается, помимо того, что вошёл в Общественный совет при УВД (смешно, неужели там не знают о его теневой деятельности?!) ещё и умудрился провести в гордуме закон об усилении борьбы с наркоманией в нашем городе. Так-то трудно возразить, мы все вроде как спортсмены, за здоровый образ жизни. Но не я ли как-то видел, заходя в кабинет к Чернышу с Козырем, как наш босс пребывает в каком-то странном состоянии, то и дело мнёт свой нос, резко и быстро втягивая им воздух, а зрачки его до того сузились, что напоминали две булавочные головки.

Впрочем, меня это не касается, моё дело маленькое – вести бизнес бригады. Заодно не забывая и о своём. Вернее, нашем с Гошей. Маршрутки по-прежнему приносили хороший доход, ну и сервис на территории автоколонны работал как часы. На часть заработанных в первый месяц маршрутчиками денег мы закупили для автосервиса нормальное, частично даже новое, оборудование. Пришлось смотаться за ним в Москву на одном из наших «пазиков», более доступного варианта не нашлось.

Как-то вечером бабуля протянула мне вскрытый конверт.

– Мать письмо прислала. Пишет, очень по тебе соскучилась, хоть на три дня в Астрахань просит приехать.

– А сама она не может к нам вырваться?

– В октябре у неё только отпуск, тогда и заехать обещала. Значит, не ждать ей тебя?

Тут я призадумался. Август только начался, а я ведь на самом-то деле безумно скучал по матери. Не видел-то её сколько лет! Да и какой-никакой отдых требовался, в первую очередь моральный. Не железный я, в конце концов.

Часть дел можно на Гошу оставить, тот готов пахать, кажется, как лошадь, без отдыха и за двоих, а часть – по чоповским делам на рынке – можно перепоручить своим Шведу, Роме и Вилам, которые давно уже вошли в курс дела и стали вполне самостоятельными единицами. Другой вопрос, отпустят ли Козырь, к которому придётся подходить первому, ну и, естественно, Чернышёв.

На удивление, всё прошло гладко, без сучка и задоринки. После того, как мои товарищи-подельники согласились меня подменить, руководство бригады отпустило меня аж на целую неделю без вопросов со словами, что, мол, заслужил, имею право.

Кстати, бригада наша за последний месяц серьёзно укрепилась. И не только за счёт спортсменов, но и бывших военных, которым не нашлось места в новой армии, либо они сами не захотели её принимать в таком виде. С некоторыми мне удалось познакомиться лично. На меня произвёл впечатление один из них, которого все называли просто Шура, он и сам предложил так к нему обращаться. Лет тридцать, служил ещё в Афгане, причём снайпером, что после известных событий, связанных с убийством Емели, не могло не натолкнуть на логичные выводы. Шура был молчалив, нетороплив в движениях, а взгляд его серых, блеклых глаз почему-то вызывал ассоциации со взглядом змеи. Причём всё время смотрел куда-то в сторону, избегая взгляда глаза в глаза.

Я был уверен, что для него убить человека – всё равно что комара прихлопнуть. В бригаде Шура находился на каком-то особенном положении. Черновую работу, во всяком случае, не выполнял, в ЧОПе хоть и был проведён, но ни на одном дежурстве не появлялся. При этом регулярно посещал спортзал, а ещё периодически вёл какие-то свои дела с Козырем и Чернышёвым.

Как только я договорился со своими боссами о небольшом отпуске, тут же подкатил к Алине с предложением махнуть на несколько дней в Астрахань, половить рыбёшку и насладиться живописными видами. Алина часто-часто заморгала, сделав брови домиком, расплылась в улыбке:

– Конечно, хочу! Я никогда не была в Астрахани, и на рыбалке тоже.

А потом нахмурилась, закусив пухлую губку:

– Ой, а родители отпустят?

Оказалось, что родители не против, при условии, что я буду денно и нощно охранять их дитятко. Думаю, насчёт наших сексуальных забав они уже давно догадывались, хоть Алина и уверяла, что ничего никому не говорила, даже подругам. Относительно последнего я был не уверен, но сделал вид, что поверил.

В Астрахань мы отправились поездом 3 августа. Накануне, пришлось поработать, когда десяток подвыпивших парней в тельняшках заявились на рынок, чтобы, как они орали, показать «чуркам», как русских баб трахать. По большому счёту, сами южане на нашем рынке за прилавками не стояли, только орехами и сухофруктами торговал Ашот. Было ему лет сорок пять, Ашот являлся обладателем большого, грустно свисающего к верхней губе носа, и густых усов, в которых местами уже пробивалась лёгкая седина. Мужик он был нормальный, улыбчивый, покупатели к нему тянулись, а нас он неизменно угощал то орешками, то курагой или ещё чем-то из той же оперы. Ну и как можно было позволить бухой десантуре обидеть этого если и не святого, то как минимум порядочного армянина?

Будь бывшие десантники трезвыми, может, драка и получилась бы более-менее равной. А так мы им накидали, впрочем, без членовредительства, и те ретировались на своих двоих.

Ну а я с чувством выполненного долга и в компании Алины отправился навестить маму. Вперёд нас улетела телеграмма. Я знал, что у них с отчимом в квартире телефон появится через два года, пока же за всё время, что тусил в собственном молодом теле, мне лишь однажды удалось услышать родной голос – мама звонила по межгороду. Теперь же я надеялся её и увидеть.

Дорога заняла около полутора суток, снять купе на двоих в СВ не получилось, пришлось ехать в обычном купейном. Уединиться ввиду наличия соседей – семейной четы, ехавшей проведать служившего под Астраханью сына – так и не удалось, однако по прибытии мы надеялись наверстать упущенное.

В прошлой жизни мне так и не довелось побывать в «осетриной столице», так что я чувствовал себя в какой-то мере туристом. Железнодорожный вокзал «Астрахань-I» с вытянутым, крытым волнообразной крышей зданием особого впечатления не произвёл. На перроне нас встречали предупреждённая моим звонком мама и её нынешний муж, Павел Владимирович, которого мне как-то претило называть папой. Впрочем, он и не настаивал, так-то мужик был нормальный, понятливый. Но всё равно в моём подсознании сидело, что именно этот крупный, чем-то похожий на Верещагина из фильма «Белое солнце пустыни» пользует мою маман.