Матвей. Внештатный канцелярист - Федотов Антон Сергеевич - Страница 33

– Брат Повилас хоть и излишне резок, когда речь заходит о Воронцовых, но в данном случае в чем-то прав, – задумчиво протянул Старик, в голосе которого, как всегда в минуты задумчивости, едва слышно проявился почти изжитый акцент уроженца Апеннин. – Нам вовсе не надо, чтобы соль империи ринулась наводить порядок в собственной стране. Пусть уж лучше формируют идеальную карательную машину… Она может быть полезной. Под правильным управлением, конечно.

Вновь кабинет на несколько секунд погрузился в тишину.

– Однако ликвидировать его пока рановато, – наконец пришел к решению Старик, начисто игнорируя кислую гримасу, в которую превратилась улыбка брата Повиласа. – Нам не нужен мертвый сотрудник полиции, нам нужен скомпрометированный и морально раздавленный сотрудник полиции, чтобы все заинтересованные увидели, к какому итогу ведет служба во… внутренней безопасности. Плюс кампания в СМИ: мол, со своим талантом он мог бы добиться многого, если бы не служба в полиции… И все в таком ключе, да.

Шрам вновь заулыбался, хоть в этот раз и куда более осторожно.

– Да, брат, – окончательно решил председатель собрания. – Сначала – сломать, потом – скомпрометировать и предъявить обществу, а уже затем, если твое чувство мести того требует… Но сначала дело!

– Ad majorem Dei gloriam, – склонил голову в согласии брат Повилас, пряча злую ухмылку.

Глава 10

Константин Игоревич Гусев нередко размышлял о том, повезло ему в жизни или не очень. Сын богатых промышленников, он в возрасте двенадцати лет остался круглым сиротой. Это был страшный удар. Та автокатастрофа, без преувеличений, разделила жизнь на счастливое детство и моментально пробудившийся под грузом ответственности вполне взрослый взгляд на жизнь. Все же активы родителей, по странной случайности, были уже кому-то отписаны. Сколько ни рылись адвокаты, надеющиеся на нехилый процент от возвращенных средств, а все одно в итоге лишь развели руками. Концов было уже не найти. Однако парень не скатился на социальное дно и не позволил себе опустить руки, дав волю всем порокам человеческой души, а, возможно, волей случая, поступил в школу под патронажем иезуитов в небольшом латвийском городке.

Поначалу все было ровно. К новичку хоть и относились первое время слегка настороженно, но в коллектив приняли. Юный Костик, как звала его иногда матушка, уже понадеялся, что здесь сможет вполне неплохо устроиться до совершеннолетия, а там уж и способ найдет как-нибудь жить дальше. Однако однажды он стал замечать, что однокашники стали коситься на него с явным… пренебрежением, неприязнью и даже ненавистью?!

За считаные недели вокруг юного волчонка, пообещавшего себе на похоронах родителей, что вынесет все, образовался вакуум. Никто больше не здоровался, не улыбался юному Костику, а когда он решил, что в общем-то сможет обойтись без коллектива, начались пакости. Много ли надо, чтобы одного из членов детского коллектива превратить в парию? Всего-то и показать один раз пример. Дать молодой стае почувствовать вкус крови и вседозволенности. Спасали его лишь вечерние беседы с духовником – старым отцом Ансельмом. Вот уж кто знал о жизни и игре на струнах человеческой души все. Он наставлял, помогал, иногда легонько, но в меру поддерживая не пришедшегося ко двору юношу.

Пубертат, по настоянию духовника, юноша встретил усиленными тренировками в военном деле. А куда еще прикажете девать нерастраченную энергию отвергнутого женской частью коллектива тела? Тем более что отец Ансельм договорился со своим старым другом о занятиях в местном патриотическом клубе, где давалась вполне себе неплохая нвп.

Военное дело юноше понравилось, и вот уже инструктор, господин Повилас, приглашает своих сослуживцев, дабы «показать щенку что-нибудь этакое». «Этаким» нередко становились тактика, бой «с холоднячком», ручное огнестрельное оружие и даже минно-взрывное дело. А почему бы и нет?

– Для тебя, шкет, ничего не жалко, – часто любил повторять один из инструкторов – старый казак Прохор.

Впрочем, дальше определенной границы с ним не сближались и инструкторы. Знания передавали – будь здоров, а вот обычные человеческие эмоции… Эх! Однако неизбалованному вниманием Косте и этого казалось достаточно. Пока достаточно.

Однако и эта стабильность длилась недолго. Куда-то под разными предлогами стали исчезать инструкторы, да и сам Повилас все реже навещал стены тренировочного комплекса. Впрочем, тренироваться юноше не запрещали… Под ненавязчивым вниманием отца Ансельма. Тот тактично наблюдал издалека, как юноша шлифует свои навыки, и тщательно следил за тем, чтобы Костя не пересекался с другими обитателями тренировочного комплекса. В груди же молодого человека поселилась непонятная дыра, от которой несло холодом и болью. И не было рядом человека, способного заткнуть ее добрым словом или дружеским плечом.

Шестнадцатилетие Костя встретил, работая на небольшую банду, промышлявшую контрабандой и прочими шалостями, не гнушаясь и убийствами тех, кто потенциально способен был разрушить их рискованный, но очень прибыльный бизнес. Парень же от откровенного криминала был далек, а потому занял место ближника главаря, имевшего вполне себе говорящее прозвищу Е-бань[33]. Раскосый азиат родом был из ханьцев, а потому сам в своем прозвище видел лишь символизм «ночных работников», не обращая внимания на легкие усмешки русскоязычных подчиненных. Да и почти безграничная жестокость, помноженная на азиатскую изощренность в пытках, с которой он решал конфликтные ситуации, ухмылочки стерла моментально. В иных случаях и вместе с теми лицами. «Гасил облик» неугодного ханец быстро и без каких-либо рефлексий. Впрочем… не в ущерб делу, конечно же.

Работать на столь противоречивого и резкого человека Костик не хотел абсолютно, да вот больно его духовник просил. Да и пубертат диктовал свои условия: девушкой парень так и не обзавелся, а бордели требовали денег. Так что свое настоящее положение юноша оценил очень быстро. Ханец же тоже в накладе не остался, оценив работу юноши с короткостволом на ближней дистанции.

Что связывало духовника и контрабандиста, столь легко доверившего незнакомому человеку свою спину? Костик если и задавался этим вопросом, то очень недолго – деньги сделали свое дело, а подсказки старших товарищей, как их потратить с «пользой» для души и тела, дали немало пищи для размышления и открыли огромное поле для экспериментов.

Надо сказать, что отец Ансельм Константина из виду не выпускал, закрывая глаза на мелкие и не очень шалости, но пресекая любое разрушение ума и тела. Однако на людях они уже не встречались. Лишь изредка наставник приглашал своего ученика к себе.

– Ты – воин, – глубоким голосом вещала сгорбленная годами и старыми травмами фигура, вечно укутанная старой сутаной, развалившись в любимом кресле. – Твоя задача – жить и совершенствоваться в своих навыках. Люди не приняли тебя? Так докажи, что ты лучше их! Привязанность, дружба, сочувствие – все это для тебя должно стать пустым звуком. Непозволительными слабостями. Твой путь – путь одиночки, сильного, бесстрашного, тотально эффективного. Не позволяй лишним чувствам затуманивать твой великолепный разум. Все они… – На этих словах духовник обычно делал широкий жест в сторону единственного окна в келье школы. – …растут, живут и умирают, так и не познав, что есть настоящая сила. Скажи мне, грех ли убить человека?

Двенадцатилетний тогда еще Костик всего один раз отнес сей поступок к дурным, но зарекся повторять этот опыт после жесткой отповеди:

– А если он насильник, убийца, террорист, готовый рвануть бомбу в центре города? Всегда должны быть те, кто борется со Злом… радикальными методами. Как хирурги, отсекая пораженный орган, спасают остальной организм. Ты – солдат. Твой выбор всегда будет между плохим и ужасным. Это твоя судьба.

И Костик верил. Доверял он единственному близкому человеку. А как же иначе?