От Альбиона до Ямайки - Калашников Сергей Александрович - Страница 54

Наш торговый поход изрядно напоминает круиз по Наветренным островам из иных времен. И даже забавная, но все время повторяющаяся реакция портовых властей на личность нашего капитана уже так не радует, как раньше. И мы избегаем английских колоний, заходя только во французские да голландские. Больших сделок нет, но понемножечку место высвобождается. Облом подкрался только на Мартинике – местный губернатор куда-то свинтил, а без его визы чиновники нам запретили торговать, и на закинутую удочку насчет галеона не прореагировали. Ну да ничего, вот снесет ваш Сен-Пьер нависающий над городом вулканчик, так попрыгаете. Жаль, не помню, когда, но снесет обязательно.

В поисках покупателей мы спустились почти до экватора, добравшись аж до Парамарибо, принадлежащее тоже голландцам. Туда мы прошли, на десяток миль поднявшись на моторе вверх по реке Суринам. Здешние дожди я запомню надолго – они сменяли друг друга, с короткими перерывами, наполняя воздух влагой, напоминая начавшую выстывать русскую парную. Спрос на наши товары среди местных лавочников оказался умеренным, так что кое-что продать удалось. Покупателя на галеон мы здесь не встретили, так что пришлось круизить в обратном направлении – забираться еще дальше к югу откровенно не хотелось.

Неожиданно удачным оказался заход на крошечный островок Гваделупа, где нашлось много состоятельных людей, нуждающихся как в огнестрельном, так и в холодном оружии. А спрос на ткани оказался столь высоким, что разобрали у нас решительно все, что осталось, в основном продукт простой и непритязательный, но тут и такое за роскошь. Даже часть нашего ядерного балласта удалось сбыть и заменить местным камнем. Не груженый куттер ощутимо приподнялся из воды и побежал веселее.

Нагрянувший небольшой шторм наконец-таки провел финальные испытания нашего суденышка на жесткость корпуса – более чем успешные – и отбросил нас сильно к югу. Удачно, надо сказать, потому как, вернувшись на остров Мартиника, мы-таки сбыли галеон. Наскребли все-таки финансов французики. Забирать его вместе с нами отправился целый военный корабль – хорошо вооруженный флейт, обзываемый почему-то фрегатом.

Надо сказать, что переход с Мартиники на западное побережье Гаити с этим корытом оказался сущим мучением. Чтобы его не обогнать, как стоячего, приходилось держать едва половину парусов, и то ночью мы отрывались и были вынуждены по утрам лавировать, отыскивая потеряшку. А частенько и вовсе приходилось в дрейфе лежать, дожидаясь нужного ветра, хотя нам и тот, что был, вполне подходил. В общем, проклятий это французское недоразумение удостаивалось регулярно.

Он их и оправдал, когда направил на нас свою серьезную батарею солидных пушек, едва мы парочкой вошли в бухту Гонав.

Умница Сонька последние два дня перед прибытием держала мотор разогретым, на что ушла прорва тростниковой самогонки, но в критический момент бурун из-под винта вспенил воду у нас за кормой, и от наставленных на нас жерл мы ушли под корму, пока французский капитан через матюгальник объяснял нам бесперспективность сопротивления. Счет ведь шел на секунды, а этот павлин не на шутку расхрюкался.

Наши комендоры быстро расчехлили орудие и принялись вгонять осколочные гранаты прямиком в корму недобросовестного покупателя. Подбросили пару зажигательных и продолжили долбежку гранатами. Нет, осколочное действие наших боеприпасов слабенькое, как и фугасное – много ли энергии выделит затолканный под оболочку стакан мелко молотого пороха?! Но долбежка получилась впечатляющая – частая, звучная, со вспышками и дымом.

Французский флейт никак не мог от нас отцепиться, тем более что потерял перо руля. Артиллерийская прислуга не могла приблизиться к ретирадным орудиям – ее выкашивало немногочисленными, но крупными осколками. Да еще и пожар разгорался, тушить который не дает наш обстрел.

Хотя у страха глаза велики. После того как команда в панике заметалась, начала спускать шлюпки и попрыгала в них, мы спокойно ошвартовались к борту и выбросили из капитанской каюты шторы, диван и два прогоревших ковра, которые едко и настойчиво дымили.

Проводив взглядом удаляющиеся гребные суда, за которые держались моряки, не поместившиеся внутри, Софья поморщилась и сказала:

– Как-то бы пора с этим кончать. Нам теперь еще и это корыто нужно будет продавать. Этак мы и не вернемся домой никогда, если дальше так дело пойдет.

– Как скажет капитан-мэм, – глаза членов команды уставились на Софи. В нее теперь верили не меньше, чем в ее папеньку. И явно по его приказу всячески подыгрывали. Да, короля играет свита.

Моя реципиентка перевела взор на вытащенный откуда-то снизу тяжелый сундук, откинула крышку, провела рукой по полновесным монетам французской чеканки и прочесала в затылке. А потом взглянула на Мэри.

– Капитан хочет немного посчитать, – объяснила лейтенант Коллинз и отправила нескольких матросов к якорю. Нехорошо, когда судно дрейфует.

– Так он не хотел расплачиваться за покупку? – удивленно спросила Кэти. – Но это же нечестно!

Ни один из взрослых моряков не заржал. Они удивленными взглядами провожали второй тяжеловесный сундук, появившийся на палубе. Третий, четвертый, пятый, шестой. Так, навскидку, килограммов двести драгоценного металла. Да, во всех оказалось золото. Оказывается, зажиточные островитяне с Мартиники собирались честно оплатить приобретение крупного корабля, способного вести артиллерийский бой с серьезным противником. Наверное, опасались англичан. А вот капитан флейта решил пожадничать и оставить выделенные средства себе, получив нашу добычу на дармовщинку.

– Точно, пора с этим завязывать, – констатировал я Сонькиными устами. – Жадность – великий грех. Мэри, поблагодари всевышнего за доброе к нам отношение и попроси помочь с перегрузкой пушек на «Энтони». Снова заменим ими балласт.

Да, в небоевой обстановке Сонька бывает знатно ошарашена. Зато как она чувствует ветер! И надвигающиеся опасности. Просто чутье на неприятности и способность мгновенно принимать решения. Отнюдь не благодаря мне. Тут она точно – в папу. Или в маму? Агата ведь тоже дама предусмотрительная.

Разумеется, французский флейт был тщательно ощипан по части ценных вещей, но приказом капитана предпочтение отдавалось мало весящим и компактным. И без того приходилось мириться с тем, что большую часть нужного и полезного к нам попросту не влезет. Пришлось ограничиться дюжиной тридцатидвухфунтовых пушек из отличнейшей французской бронзы, а ведь их на орудийной палубе стояло восемнадцать. И мелочовка на верхней да в надстройках, которую вообще трогать не стали.

Зато каждую тяжелую пушку выволакивали талями через порт, и после того, как она повисала снаружи, тщательно осматривали со всех сторон при дневном свете. В итоге орудие либо плюхалось в воду, либо заводилось импровизированным из двух рей краном в грузовой трюм шхуны.

Все равно вышел некоторый перегруз, и мы заторопились в Порт-Роял, благо переход короткий и привычный. Хлопоты с реализацией награбленного с галеона и без того заняли слишком много времени. Сами же корабли оставили тут же по просьбе того любезного офицера, что обеспечивал присутствие французской короны в столь отдаленном уголке мира. Парень попросту поднялся по трапу на борт давным-давно причаленного к берегу галеона и выразил восхищение картиной боя, которую наблюдал с места в партере. Ну и по-человечески попросил мадемуазель капитана проявить снисходительность к слабости и недальновидности, проявленной его соотечественником.

Сонька рассеянно кивнула и получила уверения в совершеннейшей признательности благородного французского офицера. Короче, вроде как попалась на любезные речи обходительного шаркуна, потому что для демонстрации грозности капитана-мэм, эти корабли следовало сжечь. Хотя просто не стала обострять отношения, ведь одно дело слегка ощипанный французский капитан, выполнивший поручение, и совсем другое тот же капитан, оставшийся без корабля, денег и покупки. Кого в таком разе будут обвинять – собственную жадность? Да три раза… Злобных английских пиратов и их демоническую капитаншу. А так, глядишь, и не будет о своем конфузе на всех углах орать.