Среди легенд - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 23

Пришлось повторить практически вчерашнюю тренировку. Мышцы у всех забиты молочной кислотой, еле ходят ребята, к таким нагрузкам не привыкли. Заставил сначала в раздевалке парней друг другу помассировать-помять икры и плечи. Потом в прежнем режиме десять кругов по стадиону, турник, еще пять кругов и учеба ездить на коньках. Отрабатывали те же приемы: езды назад и дополнительно Вовка ввел резкое торможение. Думал, плохо все, ан нет. Как раз быстро ездить вперед и резко тормозить парни умели. Сказывалась специфика русского хоккея с его футбольным полем. Время оставалось, и, бросив «русских» повторять езду задом наперед, Вовка с отобранной четверкой и Львом Иванычем выстроил звезду канадскую и поучил их передавать шайбу не по льду, а поднимая ее, при этом используемые вместо защитников «бревна», те только глазами хлопали, когда шайбы над ними проносились. Не привыкли. Как же удивятся настоящие защитники.

– Фомин! – на поле выскочил пока не Хитрый Михей. – К телефону, живо. Генерал Аполлонов!

Ничего плохого, кажется, не делал. Или тоже «папа» будет от дочки отлучать?

Якушин зашел в кабинет вместе с Вовкой и сделал вид, что ветошью прикидывается. Интересно Михаилу Иосифовичу. Ему генерал-полковники каждый день не трезвонят.

– Да, Аркадий Николаевич, Фомин слушает.

– Володя. Тут… – помолчали там. – Чем занят?

– Тренировка с молодежным составом.

– Скоро закончится? – вздохнули.

Ой, не понравились Фомину эти вздохи.

– Закончилась почти.

– Хорошо. Ты не подумай, Володя, не в службу, а в дружбу. Сейчас за тобой приедет машина. Довезет до общежития твоего. Одевайся во все парадное, и потом шофер довезет тебя до нас. Час у вас с Наташкой на репетицию. У нее, оказывается, подготовка к какому-то там отчетному концерту в музыкальной школе. Вот пристала ко мне, хочет эту твою песню спеть вдвоем. Она на саксофоне, а ты на гитаре. Я даже и ругаться пытался. В слезы. И младшая еще реветь начала.

– Младшая?

– Лена, да ты не видел. В больнице с корьевой краснухой лежала. Для детей не опасна, а вот для взрослых… Ну, все кончилось, сегодня выписали. Ладно, заканчивай тренировку, мойся, машину высылаю.

Не хотел. Точно не хотел воровать песни, ни разу никому не сказал Фомин, что сам сочинил. Во дворе услышал, ребята пели. Всякие другие отмазки придумывал. Никто, блин, не верит, про Есенина вообще весело получилось. Все книжки поэта во всем Куйбышеве из библиотек девчонки изъяли, искали песню, что Вовка якобы для Лены сочинил. Не нашли. Так и не могли.

Теперь вот на-гора выдал «Где же ты была». Добрынина с Дербеневым обокрал. Нет, он семейству Аполлоновых честно сказал (чуть сдуру не перекрестился), что песня не его, и он ее от ребят в Куйбышеве слышал. Усмехаются. В усы. Нет, даже у главы семейства усов нет. Была крамольная мысль попросить генерала целого полковника помочь песню в каком ВУОАПе зарегистрировать и деньги пачками рубить, как Симонов. Не надо. Ну, его. Засосет, а потом на уже написанной песне проколешься. Позор на всю страну. Да и не хотелось воровством заниматься. Не так воспитали родители, так что решил Фомин, что стоит на своем. Ребята во дворе пели.

Девочка Лена Аркадьевна была сущим бесенком. Было ей лет восемь, и о перенесенной краснухе следы зеленки на щечках и общее покраснение этих щечек «ярко» сигнализировали. Сразу отстранила мать от репетиции, и сама давай на пианино лабать. И ведь как ни удивительно, мелодию схватила и вполне в ноты попадала.

Час позанимались. Получилось очень неплохо. Наталья, где нужно, очень четко вступала саксофоном, и музыка приобретала волшебные краски. Талантливая девочка и красивая. Да!

В машину все, да с инструментами еще, не влезли, отвез шофер их с Натальей и мамой Тоней до музыкальной школы, а потом вернулся за генералом с младшей дочерью. На саксофонистке Аполлоновой было темно-синее платье чуть ниже колена и белые гольфы. Еще туфельки-босоножки. Простенько, но со вкусом.

Федор Челенков внутри Вовки Фомина паниковал. Он никогда не выступал перед таким большим скоплением народу. Да вообще никогда не выступал. Огромный актовый зал, человек на пятьсот, так еще и в проходах стояли. Дети все семьи притащили. Хотя нет. Не так. Это в будущем куча фильмов мериканских, о том, как занятой отец опаздывает вечно на выступление сына или дочери. Здесь воскресенье, и люди, не избалованные концертами, и на самом деле гордящиеся своими детьми, научившимися играть на музыкальных инструментах, пришли сами, да еще и родственников привели. Все ведь в основном из крестьян или рабочих, и вдруг отпрыск или девочка-припевочка играет на пианино или совсем уж на саксофоне, мать его.

Сидели с Натальей за кулисами и тряслись оба. Фомин все старался панику в себе задушить. Отвлечься надо. И главное, Наташу отвлечь. Это ему семь десятков. А она ведь пацанка совсем.

– Наташ, как с английским?

– Нормально. – Не прокатило.

– Слушай, подруга, а что ты не заразилась от Лены?

– Я болела уже. – И эдак не получается.

– Достает тебя?

– Достает? – глаза чуть ожили.

– Ну, пристает к тебе, задирает?

– А, это. Слушай, хоккеист, надо отвлечься. Трясусь вся. Хочешь историю про Ленку расскажу. В позапрошлом году было, летом 1946-го.

– Конечно, сама видишь, пытаюсь тебя отвлечь.

– Плохо пытаешься. Все, слушай, – она сняла с колен саксофон и встала, прошлась по комнатке туда-сюда. – У отца дача есть. Не наша. Казенная. Ленка тогда в школу еще не ходила, только осенью должна была в первый класс идти. Разбила она стакан. Он тоже государственный. Испугалась, что ее ругать будут, взяла, осколочки собрала и пошла и у забора закопала. Это было в субботу, а вечером на следующий день, в воскресенье, когда мы собралась уезжать в Москву, смотрительница дачи преградила папе дорогу, поскольку не досчиталась казенного стакана. Искали мы все этот стакан и ничего, как испарился. Несколько часов кряду искали, пока мама не подластилась к Ленке и не убедила ее признаться… Ладно, признаться она призналась, а указать, где точно этот проклятый стакан зарыла, не может. Взяли мы все лопаты, даже к соседям сходили, у них пару штук взяли, и вчетвером, с водителем дядей Степой, перекопали всю землю вдоль забора. Нашла мама. Сложили осколки, вроде получается стакан. Только тогда нас смотрительница отпустила.

– Аполлонова! Ты следующая.

А ведь отпустило.

Глава двенадцатая

Странное ощущение, словно муха из паутины вырывается, бьется крылышками – и ничего, только еще больше запутывается. Так вот и Вовка, проснулся утром от звонка будильника, а сон не отпускает, опять тянет накрыться с одеялом головой и хоть пять-десять минут еще полежать – покемарить. Никогда такого с Федором Челенковым не было, он всегда легко просыпался. Прозвенел звонок, значит, пора. Шел умываться, зубы чистить, потом минут десять на зарядку, завтрак не тяжелый и на тренировку. И сейчас надо так, а вот тело Вовки лежит под одеялом и прямо стонет, ну еще пяток минут.

Ну уж дудки! Мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Вскочил. Холодно, когда уже потеплеет?! Неужели теперь придется каждую зиму мерзнуть? Есть выход. Нужно построить себе коттедж на Рублевке, рядом маленькую котельную и нанять кочегара, по совместительству садовника, зимой топит и тропинки в снегу на участке прокладывает, для утренней пробежки, а летом выращивает всякие цветочки и голубые елочки.