Отчаяние - Есенберлин Ильяс - Страница 22

На городском майдане они поклялись защищать город до последнего дыхания. Другого пути у них не оставалось.

А в тот день хаким Абдысаттар, потерявший сразу отца и брата, призвал к себе обоих близнецов-батыров.

— Перед львами не скрывают правду, какой бы тяжелой она ни была. Замалчиванием правды подбадривают лишь жалких шакалов, — сказал он им. — Не более двух месяцев сможем оборонять мы Сауран. У нас же начинается голод. Но и у них не все хорошо. Вскоре хлынут дожди — холодные и непрерывные. А у эмира большинство войска из южных вилайетов. Им сейчас уже холодно в наших краях. К тому же по грязи и бездорожью не так-то легко станет им доставлять себе продовольствие. Думаю, что, если продержимся, эмир снимет осаду!

— А если не снимет? — спросил Кияк-батыр.

— Тогда мы все умрем! — коротко ответил султан.

Наступило тяжелое молчание. Кияк-батыр о чем-то упорно думал, глядя в землю. Потом поднял голову:

— У меня есть одна мысль!

— Говори, батыр!

— Юрта падает, если подрубить стойку…

— Ты… хочешь…

— Недавно я чуть не сделал этого.

— Как?

— Моя стрела летит обычно вдвое дальше, чем у других. Но аруак не позволил. Теперь я жалею… Нет, до эмира трудно добраться. Его стерегут, как проход в рай. А вот к одной из главных опор этого войска у меня найдется дело…

— О ком ты говоришь, батыр?

— О Тауекель-багадуре… В битве с кашгарцами у меня на руках умер хан Хакназар. Перед смертью он кое-что сказал мне об этом несчастном.

— Что же, дело твое, батыр. Тауекель-багадур, несмотря на молодость, правая рука Абдуллаха. К тому же за ним идут многие казахи. Их-то я больше всего и опасаюсь, потому что они привыкли к холоду и лишениям. Могут всю зиму простоять под нашими стенами.

— Мы пойдем, султан!

— Бог вам в помощь, храбрые казахские батыры!

В эту же ночь пять человек спустились на аркане со стены в ров и бесшумно поплыли к другому берегу. Они были в простых одеждах и затерялись среди шумного и многоплеменного военного лагеря, раскинувшегося вокруг города Саурана. Однако едва взошло солнце, маленький белый голубь взмыл прямо из окна комнаты жены хакима — Айнар-султан-бике и полетел за стены. Жена хакима приходилась родной сестрой Убайдулле-султану и сводной сестрой самому эмиру Абдуллаху. К обеду Убайдулла уже знал, что пять человек отправились к осаждающим, чтобы убить его самого, сына эмира — Абдумумина, везиря Хасен-ходжу и казахского багадура Тауекеля. В письме содержались приметы джигитов, которые должны совершить это. Вскоре трое были пойманы и тут же повешены. Четвертый, Туяк-батыр, вырвался из рук схвативших его лашкаров, под градом стрел переплыл ров и был поднят на аркане назад на стену. А пятому, Кияк-батыру, повезло больше. Он узнал, что Тауекель-багадур со своей тысячей и дополнительными войсками выступил в сторону Ясс, чтобы привести к повиновению мятежный город. Кияк-батыр отправился следом…

Однажды на рассвете спавшего в шатре полководца разбудил какой-то шум. Два джигита личной охраны ввели и толкнули перед ним на ковер связанного толстыми веревками человека. Однако человек устоял на ногах. Он смотрел в лицо багадуру Тауекелю с несказанным презрением.

— Ого! — сказал багадур, невольно берясь за ятаган. — Кто ты?.. Джигиты говорят, что ты замышлял что-то против меня!

Багадур принялся поигрывать ятаганом, легко перерезая пучки валявшихся в шатре лозинок.

— Я Кияк-батыр!..

— Не слышал что-то такого имени среди батыров. Вот про безродного разбойника Кияка, который непослушен воле наставника веры — эмира Абдуллаха, я кое-что слышал. Помнится, говорили мне, что этот проходимец нападает на ханские обозы, на стада…

Кияк-батыр усмехнулся прямо в лицо багадуру, все так же с презрением глядя на ятаган. Багадур невольно отбросил ятаган в сторону.

— У казахов обычно иначе называют людей, защищающих свое добро от грабителей, — сказал Кияк-батыр. — Не из наших ли сожженных кочевий гнали стада и везли обозы с добром эмирские собаки?!

«Что же, Абдысаттар знал, кого послать за моей головой, — подумал багадур. — Но почему у него такой ненавидящий взгляд? Что лично я сделал плохого этому джигиту?..»

— Как, ты сказал, зовут твоего отца?

— Жаубасар.

— Что же, и паршивый щенок называет себя волкодавом. Но убей меня Бог, если слышал я и про батыра Жаубасара. Из какого он рода-племени?

— Из рода аргынских батыров.

— Сколько же тебе лет?

— Мой покойный отец говорил мне, что я родился в тот же год, когда родился и Тауекель — пасынок перевертыша Шагая!

Побледневший багадур ухватился за ятаган. Он быстрым шагом подошел к связанному Кияк-батыру и перерезал веревки.

— Садись, Кияк — сын Жаубасара!

Кияк-батыр опустился на кошму.

— Говори!

— Пусть уйдет стража!

Багадур сделал знак, и стража отступила за дверь. Лишь старый лашкар остался у двери с саблей наголо. Когда товарищи позвали его, от ответил, что боится за багадура и хочет быть готовым броситься ему на помощь.

— Говори, почему так ненавидишь меня?!

— За что любить мне тебя, багадур?

— Кого обидел я из твоих родственников?

— Разве не мои родственники жили в тех аулах, прах которых ты пустил по ветру, багадур? Разве не моих братьев продают сейчас в рабство на всех базарах мира? Разве не моих сестер опозорили твои лашкары, прежде чем продать их в чужие гаремы?

— Я сам казах и с честными, послушными казахами не воюю! Лишь нашего общего врага баба-султана настиг я и уничтожил. Разве он не убил детей того же Хакназара, которому ты до сих пор предан?

— Молчи, багадур! Ты родился в Казахской степи, от казахской матери. Что ты делаешь со своей родиной?.. И месяца не прошло с тех пор, как побывал я в своем кочевье. Пепел и кровь остались там. И мы с братом моим Туяком поклялись полной мерой заплатить за это страшное преступление! Разве не твой хозяин эмир Абдуллах сделал это страшное дело? Не ты ли его верный раб? Так отвечай!

Кияк-батыр прыгнул на багадура, и они покатились по кошме как два барса.

— Разве не ты… Не твои друзья жгли наши аулы?! — шептал в ярости Кияк-батыр. — Ты идешь сейчас затопить кровью город Яссы и получить еще одну шубу с плеча эмира. Но не я, так брат настигнет тебя, убийца!..

Кияк-батыр не ел двое суток. Кроме того, он долго был связанным и потерял много сил в схватке с охраной. Багадур прижал его к кошме, подержал недолго и отпустил.

— Значит, ты и другие считают меня только изменником, который проливает родную кровь? — спросил он опять, словно ничего не случилось.

— Да… Но никто не удивляется этому. Когда приходит большая беда на родную землю, то такие сыновья рабыни, как мы с Туяком, защищают ее. А чего ждать от высокорожденных, да еще ставших приемышами, изменников!..

— Говори, батыр! — взревел Тауекель-багадур. — Говори, или я покончу сейчас с тобой и с собой. Я уже слышал что-то про свое рождение. Но мой отец Шагай…

— Он убийца, твой отец… Подлый убийца! — тихо сказал Кияк-батыр. Ему вдруг стало до боли жаль этого человека. Но он все равно расскажет ему тайну гибели его несчастной матери…

— Все… Все расскажите мне! — захрипел Тауекель-багадур, ухватив его за руку.

— Твою мать, как и подобает «белой кости», звали Куньсана, что значит «Подобная солнцу». Нашу с Туяком мать, как и подобает рабыне, звали Койсана, что значит «Подобная овечка». Но когда обрушивается на страну такое несчастье, как на нас, смерть не выбирает…

— Кто убил мою мать?! — глухо спросил багадур.

— Твой отец, которого называют Шагай-ханом…

— Говори!

Тауекель-багадур разжал пальцы, спустил руку батыра.

И Кияк-батыр рассказал Тауекель-багадуру тайну смерти Куньсаны.

— Да, значит, ты действительно не знаешь, что усыновивший тебя Шагай зарезал твою мать в день возвращения из Созака!

— Я… я помню только крик… — Голос у багадура вдруг стал чужим, тихим. — Она что-то кричала!..