Тонкие грани (СИ) - Кири Кирико - Страница 24

Бессмертная мразь…

— Но попытка не пытка, верно? — спросил я труп под собой. Заодно сам убежусь, что это так.

На всякий случай я проверил пульс, а после приложил ухо к груди. Нет, никаких признаков. По всем правилам Ишкуина мертва. По крайней мере сейчас. Но чтоб быть уверенным на все сто процентов, я подхватил её тело, после чего схватил голову и очень резко выкрутил под неправильным углом. Раздался характерный звук, будто кто-то хрустнул пальцами. Плюс почувствовал руками, как ломаются её шейные позвонки.

Теперь она мертва, на сто процентов. Не может быть человек живым с шеей под таким углом.

Я бы сказал, что мне с трудом верится, что после такого она оживёт, но раньше я не верил и в призраков, и в изменение реальности, и во многое другое. А сейчас… А сейчас верю. И глядя на труп Ишкуины, вполне мог себе представить, что она может ожить.

И всё же она выглядела такой мёртвой…

Будучи человеком осторожным, я не поленился раздеть её догола, сняв даже нижнее бельё. Мало ли что она там спрятала, верно? Ко мне Ишкуина пробралась, одетая в самую обычную блузку с длинными рукавами и юбку по колено. В этой одежде она больше походила на офисного планктона, не вызывающего никаких подозрений.

В мёртвом состоянии она выглядела несколько иначе, более спокойной и обычной. Самой заурядной личностью, которых бродит по улицам миллионами. Зубы действительно были акульими и явно не подпиленными. По форме они слегка напоминали треугольники, а следов каких-то видимых операций не видно. На самом теле никаких шрамов или следов операции. Разве что татуировки на руках несколько выделялись, да ещё несколько на других местах, но больше ничего особенного. У неё даже пирсинга не было или следов от него.

После беглого осмотра, связав по рукам и ногам ремнями, утащил её в ванную комнату, где бросил в ванну. Проверил одежду, но ничего не нашёл — ни оружия, ни документов, ни личных вещей. Если нечто подобное у неё было, то явилась ко мне Ишкуина без них.

Немного подумав, я прошёлся по номеру, на всякий случай осмотрев его. Нет, никаких искривлений реальности и бесконечных комнат. Я даже выглянул в коридор на наш этаж, чтоб проверить. Прошёл по нему, дошёл до лифтов, после чего вернулся обратно. После этого сходил к барной стойке, которая служила в номере и кухней, где взял тесак, нож для колки люда и обычный. Посмотрим, насколько она у нас живучая. Вернулся в ванную комнату и…

— Ты уже приготовил для меня развлечения! — радостно пискнула Ишкуина, совсем не показывая даже капельки страха. — Колокольчик, ты лучший! Такая чуткость, такая любовь! Иди, выеби меня, сучонок!

Я молча смотрел на довольную рожу вполне себе живой Ишкуины.

Чьорт… кажется, меня не обманули…

Разочарование, которое я почувствовал, не сравнить с какой-то внутренней обидой, будто всё нутро кричало: ТАК НЕ ЧЕСТНО!!! Нет, серьёзно, это читерство. Эта мразь… её даже убить нельзя. Не сказать, что я был прямо очень сильно удивлён, но… всё равно странное чувство присутствовало. Это как фокус — ты знаешь, что всё это ловкость рук, но всё равно немного охреневаешь, глядя на него и силясь понять, как такое возможно. Одно дело знать, а другое — видеть. И пусть удивления я не показал, внутри чувствовал смятение.

Передо мной был тот самый фокус, о котором я знал, но который для меня был противоестественен.

Меня аж перекосило от её довольного вида. Эта сволочь лежала в ванной совершенно живая со здоровым цветом лица. И голова была под правильным углом. Единственное, что сильно выделялось — синяки на шее, но и те уже были жёлтыми, будто были оставлены несколько дней назад.

— Давно не виделись, Ишкуина, — прохрипел я, демонстративно взвешивая тесак.

— Точно-точно, я же не поздоровалась, — показала она мне свой оскал. — Здравствуй, мой любимый девственник. В прошлый раз, когда я тебя видела, ты засадил в меня несколько пуль.

— Смотрю, не помогло.

— Не-а, ни капельки. Тебя разве не учили, что нужно засаживать в девушек? Или будешь повизгивать, как сучка, о том, какой ты обиженный жизнью и мной?

— Знаешь, учитывая, что ты в моих руках сейчас, я не такой уж и обиженный жизнью.

— Мной не обиженный, я сама тебе себя дарю. Ну что, выебешь меня или пока будем играть в пытки? Девушкам нравится прелюдии. Тебе нравится делать больно женщинам, колокольчик? Кончаешь от этого? А насиловать? Хочешь изнасиловать?

— Я бы на твоём месте не радовался так, — негромко произнёс я. — Ишкуина, ты действительно страха не ведаешь?

— Так я же бессмертная. Нахуй страх — даёшь драйв! — рассмеялась она. — И я смотрю, ты подготовился.

— Я же убью тебя, — нахмурился я. — Ты это понимаешь?

— Пожалуйста, — оскалилась Ишкуина. — Только так, чтоб я больше не воскрешалась, хорошо? Давай, мой гениальный девственник, я верю в тебя.

И ведь действительно, даже капли страха не показала.

— Ты настолько веришь в свою бессмертность? — спросил я, чувствуя злость.

— Конечно, — невозмутимо произнесла она. — Иначе бы сунулась бы я к тебе? М-м-м… да, сунулась, — одарила Ишкуина меня безумной улыбкой. — Ну давай! Начинай уже. Я обычно не сильно люблю умирать, вернее, попытки умереть, но для тебя готова сделать исключение. Можешь… поиграть со мной…

Последние слова она произнесла томным голосом.

Я рассматривал голую связанную девушку перед собой, чувствуя какую-то безумную ненависть к этой особе.

— А если я не буду тебя убивать, а буду делать больно очень и очень долго?

— Думаешь, я боюсь, мой голубок? Думаешь, меня пугает боль? Какой же ты наивный глупый дурачок. Ну, хочешь меня трахнуть, пока я беспомощна? Можешь даже рукой, для тебя я на что угодно готова!

Всё моё «Я» хотело её скорейшей и, желательно, мучительной смерти. Ишкуина меня так выводила, что о жалости не могло быть и речи. Но учитывая тот факт, что убить её будет проблемно, я решил для начала посмотреть, что будет, если воспользоваться классическими методами умерщвления. Убить несколько раз да поглядеть, как будет возвращаться к жизни. Заодно и злость спущу на неё.

— Ну так что? Ты ссыкло по жизни или возьмёшь свои трусливые яйки в кулачки да сделаешь, чего хочешь? — оскалилась она. — Сделать мне больно. Давай же, сучонок, я послушная сучка, обещаю далеко не убегать. Или мне тебя умолять? Или отсо…

Нож для колки льда вошёл ей прямо в глаз. Едва заметное сопротивление в виде задней стенки глазницы, хруст, который я как слышу, так и чувствую рукоятью ножа, и он погружается ещё глубже. От такого удара голова Ишкуины ударилась затылком об стенку ванны, а я ещё и навалился, вгоняя нож глубже, пока сама рукоять на одну пятую не утонула в её глазнице. Её тело секунду другую дёргалось в судорогах, после чего затихло.

Из глазницы, в которой торчала деревянная лакированная рукоять, потекла кровь. Оставшийся глаз Ишкуины закатился. Кровь стекала по её щеке, будто она плакала, после чего на грудь и в ванную.

Такой удар не оставит никому шансов. Если и он не возьмёт Ишкуину, — а мне уже казалось, что не возьмёт, — то я уже и не знаю, что делать. В голову сразу лезли воспоминания о разговоре с Нинг. Если уничтожить тело или сделать так, чтоб оно не смогло восстановиться, её душа просто найдёт новое пристанище, не более. Можно, конечно, и так сделать, но сейчас я хотя бы знаю, как выглядит угроза, а там хрен знает, какой она станет.

Ишкуина пришла в себя где-то минут через десять. Хотя пришла в себя — не совсем правильная формулировка. Она вернулась к жизни. Всё это время я внимательно наблюдал за ней и смог лично узреть тот самый момент, когда жизнь вернулась к ней.

Стерва, нежелающая умирать нормально, по-человечески, неожиданно дёрнулась всем телом. Судорожно вздохнула полной грудью, выгибаясь дугой, после чего задёргалась, будто у неё начались судороги. Совсем мелкие, как если бы через её тело пустили ток. Кровь из глазницы потекла обильнее. Я даже не стал вытаскивать нож, чтоб посмотреть, что будет. После мелкой дрожи она расслабилась, будто силы в одночасье покинули её, и живучая дрянь медленно повернула голову в мою сторону.