Злой рок. Политика катастроф - Фергюсон Нил - Страница 110

И все же то, что инфекция, вполне возможно, еще успеет нам надоесть, не исключает катастрофы в будущем. Я постарался показать, что «серый носорог» – легко предсказуемое бедствие – может совершенно внезапно превратиться в «черного лебедя» в тот час, когда это бедствие действительно приходит. Но этому «лебедю» непросто стать «драконьим королем» – так я называю катастрофу исторического масштаба, величину которой оценивают не только в связи с тем, сколько жизней она унесла. Для этого первоначальный всплеск избыточной смертности должен иметь экономические, социальные, культурные, политические и геополитические последствия, которые в совокупности предстанут чередой катастроф. И сейчас, когда я пишу эти строки, вполне понятно, как такая череда катастроф может произойти именно в тот момент, когда пандемия нам уже по-настоящему надоела.

К тому времени, когда эта книга пошла в печать, никто еще не представлял, как скажется на нас пандемия в экономическом плане. «Чего нам бояться? – спрашивал я. – Векового застоя или возвращения инфляции?» На мой вопрос ответил в феврале 2021 года Лоуренс Саммерс – экономист, еще в 2014 году говоривший о долгосрочной стагнации. Он предупредил, что в США бюджетный стимул, несоразмерно большой на фоне сравнительно малого разрыва объема производства, скорее всего, приведет к инфляции (в других странах несоответствия между мерами правительства и экономическим спадом гораздо менее выражены)[1607]. Его предостережение оказалось пророческим. К октябрю, когда уровень инфляции потребительских цен в США превысил 6 %, стало понятно, что сочетание чрезмерно экспансивных налогово-бюджетной и денежно-кредитной политик в период ограничений предложения, возникших из-за пандемии, вызвало рост инфляции – далеко не «временный», как утверждали представители Федеральной резервной системы, – и что инфляционные ожидания сорвались с якоря, как это произошло во второй половине 1960-х годов. «Честно говоря, мы будем даже рады немного более высокой… инфляции, – сказал в январе Джером Пауэлл, председатель Совета управляющих ФРС. – Устрашающая инфляция, при которой росли мои сверстники и я сам, маловероятна в нынешнем национальном и мировом контексте»[1608]. Это было неосмотрительно. Да, при отсутствии серьезного геополитического потрясения, сопоставимого с перспективой поражения во Вьетнаме и арабо-израильскими войнами на Ближнем Востоке, сыгравшими свою роль в инфляции конца 1960-х – начала 1970-х годов, по-прежнему трудно поверить, что инфляция будет превышать 6 % в течение долгого времени, – особенно сейчас, когда ФРС сокращает объемы покупки активов, а участники рынка ожидают повышения процентных ставок. Однако ужесточение денежно-кредитной политики, несомненно, создаст свои собственные проблемы, тем более что к концу 2021 года курс акций явно завышен, а объем госдолга является самым высоким с момента окончания Второй мировой войны.

Что касается политических последствий пандемии, то в каком-то смысле год назад их было легче предвидеть. Дональд Трамп проиграл президентские выборы – а если бы не пандемия, он бы их, скорее всего, выиграл. Борис Джонсон, на его счастье, успел провести всеобщие выборы в декабре 2019 года, еще до катастрофы. Но поражение Трампа – даже после всех его ошибок в 2020 году и после всего, что ему следовало сделать, а он не сделал, – не было сокрушительным. Соединенные Штаты не стали Веймарской республикой. Вторая гражданская война не разразилась, даже несмотря на то, что события, случившиеся 6 января, когда разношерстная толпа сторонников Трампа и приверженцев культа QAnon вломилась в Капитолий, позволили тем, кто предвосхищал столь страшные сценарии, увериться в своей правоте. Неужели устроители кампании Трампа, решившие провести первоначальный митинг в парке Эллипс, всерьез заигрывали с идеей государственного переворота? Или они просто пытались оказать давление на законодателей – но все вышло из-под контроля, потому что на Капитолийском холме почти не было полицейских? Похоже, что Трамп и члены его окружения действительно обдумывали различные противоправные способы удержаться у власти. Но при этом в толпе, ворвавшейся в Капитолий, лишь немногие имели связи с ультраправыми группами или незаконными вооруженными формированиями. Обвинения предъявили в основном белым, в основном представителям среднего класса (хотя у многих были финансовые проблемы). И эти люди руководствовались в основном теориями заговора, такими как QAnon, которые распространялись в социальных сетях[1609]. Опрос, проведенный вскоре после вторжения в Капитолий, показал: очень многие избиратели-республиканцы (около 70 %) не согласны, что Трамп проиграл выборы. Но лишь меньшинство положительно отнеслось к тем, кто устроил мародерство в здании законодательного органа страны[1610].

Три вещи были понятны о событиях 6 января к их годовщине. Во-первых, крупные технологические компании смогли устранить Трампа из социальных сетей и, следовательно, из пространств общественной жизни, – и этот переворот был намного эффективнее, чем тот, символом которого стал нелепый шаман QAnon. Во-вторых, почти полный уход Трампа в тень не исключает его будущего политического возрождения. Обвинить соперников в краже выборов, даже после неудачной попытки украсть их самому, – это, вероятно, вполне жизнеспособная стратегия для победы в 2024 году, хотя трудно поверить, что к тому времени (или даже сейчас) достаточную часть избирателей будет так же, как Трампа, заботить то, что произошло четырьмя годами ранее. В-третьих, потуги Трампа оспорить итоги выборов придали новой демократической администрации почти неприличную смелость. Байден победил как кандидат, исповедующий «нормальность», как ветеран умеренных взглядов. Однако в течение ста дней[1611] после его инаугурации прекрасно отлаженная политическая машина его партии выдвинула ряд законодательных мер – Американский план спасения, Американский план занятости, Американский семейный план – общей стоимостью примерно в шесть триллионов долларов. Шли поспешные разговоры о «преобразующем» президентстве. Масла в огонь подливали тенденциозные СМИ, как будто совершенно не обращавшие внимания, что как в Сенате, так и в Палате представителей демократы составляли лишь незначительное большинство – в отличие от той мощной поддержки, которая некогда позволила Франклину Рузвельту и Линдону Джонсону запустить свои внутренние программы. Было нетрудно предвидеть, к чему может привести столь поспешная переоценка Байденом собственных сил. Мало того что в стране возросла инфляция, так еще и мексиканцы – после публичного отказа от «стены Трампа» – стали намного чаще незаконно переходить границу. Кроме того, увеличилось количество насильственных преступлений – их истоки восходили еще к летним волнениям 2020 года, вспыхнувшим после убийства Джорджа Флойда.

Еще одним недооцененным политическим последствием пандемии стало то, что во время локдаунов многие американские родители начали больше узнавать о содержании образования своих детей в средней школе и колледжах. 2021 год был примечателен всплеском общественного неприятия «воукизма» (обработки учащихся «критической расовой теорией» и сомнительными с научной точки зрения идеями о сексе и гендере) в американской учебной программе. Кроме того, отражая, возможно, преклонный возраст Байдена, к концу 2021 года администрация президента, казалось, намеревалась вернуться к проблемам «большого правительства», которые мучили США в 1970-х годах. Кабинет Байдена все больше рисковал повторить судьбу администрации Джимми Картера, которая была ослаблена прогрессивным крылом его партии.

Контраст с правительством Тайваня просто поразителен. Правда, в мае новый штамм коронавируса прорвался сквозь оборону страны, но то, что произошло дальше, наглядно показывало эффективность современного типа умного правительства. Благодаря работе Одри Тан и ее коллег Тайвань был готов задействовать приложение для отслеживания контактов, официально именуемое «Приложением для социального дистанцирования». Национальная сеть с открытым исходным кодом, известная как G0V (произносится как «gov-zero»), быстро запустила веб-сайт для анализа вспышки заболевания, объединив данные из больниц и других источников. А жители страны обратились к Google Maps для создания «карт риска», чтобы помочь друг другу лучше сохранять социальную дистанцию.