Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Есенберлин Ильяс - Хан Кене Хан Кене

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Хан Кене - Есенберлин Ильяс - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:
* * *

Сейтен не мог понять, что беспокоило его. И вдруг вспомнил вчерашний сон на горе и пробуждение. Настолько явственно, что снова холод пополз по груди… Вчера ночью это было. Целую неделю шел караван, и Сейтен почти не слезал с коня. Поэтому, когда достигли подошвы зеленой горы Караменде, ему захотелось поспать наверху, откуда хорошо было видно во все стороны. Проснулся он от этого смертельного холода на груди. Сейтен тихо открыл глаза, но черное небо было над ним. Все спали внизу, и только прохладный ветерок покачивал травинку у самого глаза. Что же разбудило его?.. Он лежал не шелохнувшись. И тогда что-то зашевелилось у самого сердца, отвратительная холодная струйка потекла к горлу. Ни в коем случае нельзя было двинуться: яд горных змей в этих местах смертелен… Долго ползла змея. У Сейтена была привычка спать, положив сжатый кулак к себе на грудь. Во сне пальцы слегка разжались и в этот просвет между пальцами стала едва слышно протискиваться большая скользкая голова. Он много раз встречался со смертью, батыр Сейтен, тело его было в многочисленных шрамах, но тут ужас сковал ноги. Замерло сердце, могильной стужей наливались руки и ноги. Словно голову налима чувствовал он в своей руке. Гадина искала самое уязвимое место — шею, чтобы обвиться и стиснуть в скользком ледяном кольце. Вся жизнь прошла перед ним в одно мгновение, и он сжал свой железный кулак…

Только тогда осознал он всю меру опасности, когда змея невероятной толщины начала свертываться вокруг его руки. Но мышцы батыра переламывали и не такие хребты. Он сдавил ее еще два-три раза и выбросил, как провонявшуюся колбасу из коржуна…

Сейтен посмотрел на Ожара теперь уже незаметно, скосив глаза. Могуч и кряжист был Ожар, но Сейтен переломил бы ему шею одним ударом кулака… «Что это за черные мысли приходят мне сегодня в голову!» — подумал батыр Сейтен и решил, что это поганая змея заразила его недоверием к друзьям. Ему сделалось стыдно, и весь день до вечера не мог смотреть он в сторону Ожара…

Солнце падало все быстрее, пока не коснулось горизонта. И словно подожгло степь: запылала остролистая, со съежившимися от зноя листьями дикая люцерна, покраснели желтые сгустки караганника, редкие островки камыша. А впереди сплошным массивом розовела нечеткая стена травы. Здесь заканчивалось самое отдаленное джайляу — пастбище рода каржас. Дальше уже начиналось Прибалхашье. Оттуда они свернут прямо в Голодную степь и вдоль поймы реки Сарысу доберутся до сырдарьинских зеленых угодий.

А позади оставалась родная земля. В предзакатной дымке плыли темно-синие тени Сары-Арки. Как по команде остановились верблюды. Женщины, дети, старики — все смотрели назад в глубоком молчании. И чем дольше смотрели они, тем острее становилась боль разлуки с родиной. Будто когтями разрывало сердце. Глаза застилал теплый и горький туман. Что ждет их впереди? Новое горе? Но разве сравнится оно с этим горем расставания…

Вдруг в вечернем остывающем воздухе возникла тоскливая, захватывающая душу мелодия. Пела четырнадцатилетняя девочка на стригунке чуть в стороне от каравана. Она рыдала в такт песне, словно олененок, попавший в беду. «Елим-ай» — песней всенародного горя было это.

Никто не смел прервать этот гимн скорби. Тяжело вздымалась грудь Сейтена, и не мог он взмахнуть рукой: «Прекратить!» В тягостном молчании слушали люди чистый и высокий плач девочки. В еще светлое небо, к самому зениту поднимался он из степи:

Родимые края скрываются из глаз…

О родина моя! Рыданья душат нас.

За что, господь, за что народ наш безутешный

Кому не лень гнетет и гонит всякий раз?

Мы с тайною мечтой из милых мест ушли,

С понурой головой невесть куда ушли…

Что в стороне чужой найдешь, народ мой бедный,

Дороже и родней покинутой земли?

Невзгоды и тоска нас душат с детских лет,

Не распустив цветка, теряет стебель цвет.

Ждет каждого судьба печальника Коркута [1]

О мой народ! Тебе под солнцем места нет… [2]

Все содрогалось в груди батыра Сейтена. Он сидел на коне, опустив голову, и ему казалось, что если песня продлится еще несколько мгновений, то кровь польется у него из глаз и сердце разорвется от печали. С гневной яростью поднял он руку, чтобы остановить это безмерное истязание, и на полуслове оборвалась песня…

* * *

Караван подтянулся и вступил на чужую землю. Такая же ровная степь была перед ним, но все сразу как-то приумолкли, сгрудились, поехали быстрее. И вдруг, когда они уже достигли густых зарослей прибалхашского тростника, чем-то встревоженный батыр резко придержал коня. Чьи-то глаза увидел он в темнеющих зарослях. Кто это был: человек или зверь? Сейтен так и не смог разглядеть на большом расстоянии. Вроде и неоткуда взяться здесь человеку, в этих диких местах. Но почему верхушки камыша раздвинулись? Что это за зверь, который смотрит с высоты человеческого роста…

Ожар сразу подъехал к нему, вместе с батыром вглядываясь в наступающую ночь.

— Волка, видать, потревожили мы, Сейтеке, — заметил он. — Придется всю кочевку вместе собрать. Мын-Арал всегда полон страхов, а с нами женщины и дети. Тут, говорят, не только кабаны, а и тигры встречаются.

— Не человек ли это чужой… — задумчиво сказал Сейтен.

— Нет, я даже спину желто-серую видел. — Ожар пренебрежительно махнул рукой. — Наверно, прыгнул за кем-нибудь. А увидел нас — спрятался… Откуда здесь взяться человеку!

— Ну, если ты хорошо видел… — Сейтен облегченно вздохнул. — У тебя глаза молодые, получше моих!

Теперь караван двигался вперед более осторожно. Самые отборные джигиты с пиками и палицами согнали весь скот вплотную к обозу и, держась поближе друг к другу, окружили кочевку со всех сторон. К полночи они добрались до Басколя, одного из многочисленных озер Прибалхашья.

— Ну, вот и хорошее место для ночевки, — сказал Ожар, выехав на поляну, плотно окруженную густым тростниковым лесом.

— Нужно уйти подальше в камыши, — Сейтен беспокойно оглядывался по сторонам. — До утра уже недалеко. К рассвету и привал сделаем…

— Женщины с детьми измучились, — возразил Ожар и краем глаза посмотрел на проводника Самена, маленького худенького человека с бескровным лицом.

— Да, до следующего подходящего места очень далеко! — с жаром заговорил Самен. — Люди не выдержат такой быстрой езды. Они устанут, а впереди еще пустыня. Голодная степь. Да и для лошадей здесь хорошая трава…

Только Самен хорошо знал эти места, и Сейтен согласился. Если даже железный Ожар и проводник Самен говорят об усталости, то как тяжело остальным!

* * *

— Хорошо, пусть будет по-вашему!

Сейтен первым слез с коня и начал распределять дозорных. По четыре джигита во главе с опытным человеком должны будут охранять кочевку в промежутки между дойкой кобылиц. Все остальные пусть хорошо отдохнут до утренней зари. В первую очередь он решил не спать сам.

— Моя очередь за вами! — сказал Ожар.

— Иди спать, как-нибудь ночь выдержу, — ответил Сейтен.

Мертвым сном засыпали люди, лишь только касались земли. Но воины-джигиты укладывались в принятом порядке, положив по-походному тяжелые палицы — чокпары под головы и привязав к ремням концы поводьев от лошадей.

* * *

Тишина опять стояла над степью, ощутимая, бесконечная, при которой все слышно за много верст. Временами проносился легкий шелковый ветерок, и, всколыхнувшись на миг, снова затихали камыши. Или глухой вопль болотной выпи доносился со стороны озера, и снова все погружалось в тишину.

Настороженно вслушивались в ночь оберегающие кочевку джигиты. Их головы тоже клонились к земле. Казалось, кому придет на ум в безлюдной пустыне, где проходит никем не охраняемая граница между Семиречьем и Сары-Аркой, напасть на несчастных беженцев? Но сколько кровавых неожиданностей видела эта степь… И джигиты, преодолевая сон, ловили привычным ухом все ночные звуки и шорохи.

вернуться

1

Коркут — герой эпоса. Куда бы он ни направил свой путь, везде встречает уготованную ему могилу.

вернуться

2

Перевод стихов здесь и далее — В. Антонова.