Свержение монголо-татарского ига - Каргалов Вадим Викторович - Страница 17

Вскоре разведчики «привели языка знатного от двора царева», который рассказал, что и Мамай начал передвигать свои полки. Он теперь был не на реке Воронеже, а на «Кузьминой гати», всего в трех переходах от верховьев Дона. «Язык» сообщил далее, что хоть Мамай и «не спешит, ожидает Олега, князя рязанского, и Ягайла, князя литовского», но «через три дня будет на Дону». О войске Мамая пленный сказал так: «Многое множество есть бесчисленно!».

Русское войско продолжало движение на юг и 5 сентября вышло к Дону, к устью реки Непрядвы. К великому князю Дмитрию Ивановичу собирались все новые и новые рати: «Тут пришло много пешего воинства, и жители, и купцы со всех земель и городов, и было страшно видеть, какое множество людей собралось, готовясь в поле против татар». У Дона, в деревне Чернива, собрался совет русских князей и воевод. Военачальники войска решали главный вопрос: переходить за Дон для битвы в поле или, как неоднократно делалось раньше, оборонять речные переправы? «Что сотворим? — спрашивал великий князь. — Где битву устроим против татар, на этой стороне Дона или на другой?». Большинство князей и воевод высказалось за наступление: «Если останемся здесь, слабо будет воинство русское, если же на другую сторону Дона перейдем, то крепким и мужественным будет, потому что от промедления все отчаются, с часу на час смерти ожидая. Если одолеем татар, будет слава тебе и всем, если избиты от них будем, то общей смертью все вместе умрем!». И великий князь Дмитрий Иванович решил: «Братья! Лучше честная смерть, чем злая жизнь. Лучше было не выходить против врага, чем пойти и, ничего не сделав, возвратиться вспять. Перейдем все за Дон и там положим головы свои!». Затем он «повелел каждому полку (а их было пять) строить мосты через Дон и самим в доспехи наряжаться».

Принимая решение выступить навстречу врагу, великий князь Дмитрий Иванович учитывал настроение своего войска: мысль о переправе через Дон широко овладела массой русских воинов.

Утром 7 сентября[4] русские полки, переправившись через Дон и уничтожив за собой мосты, вышли на Куликово поле. Снова вперед поскакала «сторожа» Семена Мелика. На расстоянии всего 8–9 км от устья Непрядвы, у Гусиного брода, русская «сторожа» столкнулась с передовыми отрядами Мамая. Полки Дмитрия Ивановича начали выстраиваться для боя, «чтобы не упредили татары».

Боевой порядок русского войска перед Куликовской битвой был определен великим князем с учетом боевого опыта и особенностей местности. Куликово поле, расположенное между реками Доном и Непрядвой, было прикрыто с флангов холмами, оврагами, речками Смолкой и Дубняком, дубовой рощей. Равнинная часть, удобная для битвы, была неширокой — всего 4–5 км. Русский полководец имел возможность создать крепкий боевой строй, достаточный по глубине, чтобы сдержать натиск ордынской конницы, не опасаясь обходов и фланговых ударов. Одновременно великий князь выделил сильный резерв, чтобы ввести его в бой в решительный момент.

В центре русского строя стоял большой великокняжеский полк, на флангах — полк правой руки под командованием князя Андрея Ольгердовича и полк левой руки во главе с князьями Василием ярославским и Федором моложским. Другой Ольгердович — Дмитрий — командовал резервным полком, располагавшимся слева, позади основного строя. Впереди стоял сторожевой полк князей Симеона Оболенского и Иоанна тарусского. А за левым флангом, в Зеленой дубраве, спрятался засадный полк брата великого князя Владимира Андреевича и воеводы Дмитрия Боброка-Волынца. «И исполнились полки все, и возложили на себя доспехи, и стали на поле Куликовом, на устье Непрядвы-реки. Было то поле велико и чисто». Полки напряженно ждали. Блестела на солнце сталь оружия, развевались боевые знамена, ржали застоявшиеся кони. Но в этот день враг не подошел. Великий князь, объехав полки, приказал им оставаться на своих местах, потому что «гости наши близко на реке на Непрядве». Наступила ночь перед битвой; по словам современника, «была теплота и тихость в ночи той…».

Утром 8 сентября на Куликово поле опустился туман, «мгла великая по всей земле, как тьма». Только боевые трубы ревели в тумане, ободряя воинов. Только к 11 часам утра туман рассеялся, и великий князь «повелел полкам своим выступать». Одновременно и «сила татарская пошла с холмов» навстречу русскому войску. Медленно сближались противники, пока не остановились друг против друга, «и не было места, где им расступиться. И страшно было видеть две силы великие, сходящиеся на кровопролитие, на скорую смерть…». Мамай наблюдал за разворачивающимся сражением с Красного холма, который высился позади ордынского строя. Великий князь Дмитрий Иванович решил принять непосредственное участие в битве и, «утвердив полки», «снял с себя одежду свою царскую», надел простые, но крепкие доспехи дружинника и «прежде всех стал на бой, на первом сступе».

Битва началась традиционным поединком. Когда уже «близко сошлись обе силы, выехал из полка татарского богатырь великий», вызывая русского поединщика. Простой русский ратник Пересвет «пошел против» него, и «ударились крепко, так громко и сильно, что земля затряслась, и упали оба на землю мертвые». Затем «начали съезжаться сторожевые полки русские с татарскими». Около часа бились русские «сторожи» с передовыми татарскими отрядами, кровью оплачивая свою славу самых умелых, самых мужественных воинов, пока не полегли в неравной сече перед строем большого полка. В бой вступили главные силы: «Пошла великая рать Мамаева, вся сила татарская, а отселе пошел великий князь Дмитрий Иванович со всеми князьями русскими, со всеми ратями своими». Летописец так описывал эту страшную, кровопролитную сечу: «Вступились обе силы великие на бой, и была брань и сеча зла зело, и лилась кровь, как вода, и пало мертвых бесчисленно от обоих сил, от татарской и русской. Всюду мертвые лежали, и не могли кони ступать по мертвым. Не только от оружия умирали, но и под конскими копытами, от великой тесноты задыхались, потому что не могло вместить поле Куликово такое множество». Наибольшие потери несла «пешая великая русская рать», крестьяне-ополченцы, которые были плохо вооружены, не имели кольчуг. По словам летописца, пешая рать после татарской атаки «как сено скошенное лежала». Однако русский строй выдержал страшный натиск войска Мамая. Владимирские, суздальские и московские дружины большого полка отразили атаки на центр. Не отступил и полк правой руки. Тогда Мамай бросил оставшиеся силы на левый фланг, где тоже стояла пешая рать. «И тут пешая рать как дерево сломилась, — печально отметил летописец, — и начали татары одолевать». Медленно, отбиваясь короткими наездами, начал отходить полк левой руки. Ордынская конница все глубже охватывала сбоку центр русского войска, пробиваясь к Непрядве. Битва продолжалась уже больше трех часов, и, казалось, силы русских были на исходе. Мамай уже торжествовал победу, уже готовил летучие отряды конницы для преследования и захвата пленных. Ордынские военачальники не знали, что у русских остался в резерве отборный засадный полк.

В Зеленой дубраве, за левым флангом русского войска, с ночи прятался засадный полк, «князь Владимир с избранным воинством и с мудрым и удалым воеводой Дмитрием Боброком-Волынцем». С верхушек деревьев зорко следили за ходом битвы дозорные: вот заревели боевые трубы, и сошлись передовые полки; вот с криками, с лязгом оружия и конским ржанием началась сеча между главными силами: потом шум битвы стал ближе — Мамай перенес атаку на полк левой руки и тот начал медленно отступать, истекая кровью. Опытный воевода Боброк ждал. Уже начал беспокоиться молодой князь Владимир Андреевич: «Чем полезно стояние наше? Кому нам помочь? Уже все мертвые лежат христианские полки!». Но воевода ответил: «Беда, княже, велика. Но еще не время нам выйти на супостатов!».

Ордынская конница все дальше и дальше гнала полк левой руки, обходя центр русского войска и сама подставляя фланг для удара засадного полка. Мамай посылал в сечу последние резервные отряды. Все ордынское войско уже втянулось в битву. И тогда воевода сказал: «Княже! Час пришел!». К тому же изменилось направление ветра: теперь густые клубы пыли неслись на ордынский строй, слепя воинов.