Собачья работа - Есаулов Максим - Страница 18

— Никого на лестнице не встретили? — Тот потянулся за ксивой.

— Нет.

— Парадная же не проходная?

— Нет.

— А подвал есть?

— Да, большой.

Темнота и стужа давили на плечи. Максаков стоял и искал для себя причину не идти в подвал. Их было много: замерз, нет фонаря, надо быстрее подписать рапорт и т. д. Он знал, что настоящая одна. Ему было страшно. Он не был трусом, но сейчас острое предчувствие беды последних недель рвало душу холодными когтями. Хотелось, не поворачиваясь, пятиться назад в стены отдела. Он помнил это ощущение по армии, когда выходишь за периметр расположения части в чужую, недобрую ночь. Но это было за десятки тысяч километров отсюда, а здесь любимый родной город. Он повернулся и не спеша пошел через дорогу. Черное небо опускалось все ниже и ниже.

13

— Арбузов у себя?

— У начальника. — Невысокая, изящная Катя, секретарша шефа, приветливо улыбнулась Максакову. Девчонки из машбюро часто намекали ему, что она к нему неравнодушна.

— Подожду.

— Дежурите?

— Да. — Он опустился на стул.

— А я в дознание перевожусь. — Катя вышла из-за стола и начала поливать цветы на окне. У нее была крепкая округлая фигурка.

— Зря, — просто сказал Максаков.

Мысленно он все еще стоял на черной улице под пронизывающим ветром. Чувствительность медленно возвращалась к телу.

— Почему? — Катя закончила с цветами и достала из шкафа полушубок. — Не сидеть же всю жизнь в секретарях.

Максаков снова вспомнил серое лицо Хрусталевой и ее нервно подрагивающие пожелтевшие пальцы с зажатой в них дешевой сигаретой. Он не мог это пересказать.

— Зря, — снова сказал он, глядя в пол.

Катя передернула облаченными в мех плечиками.

— Может, найдете как-нибудь свободную минутку и объясните, Михаил Алексеевич?

Намек был достаточно прозрачен.

— Может быть.

— Буду ждать.

Она скрылась за. дверью. В приемной стало тихо. Слегка пощелкивали часы на стене. Шесть. Хорошо, если Павел вернулся и проведет сходку. По коридору на выход стремились работники бухгалтерии, кадров и штаба. Убаюкивая, гудел кондиционер. Он закрыл глаза и подумал о Татьяне. О ее волосах, голосе, улыбке, коже, губах. Хотелось…

— Максаков! Ты где был? Я тебя целый день ищу! — Инспектор отдела кадров майор Лобов помахивал в дверях «дипломатом».

— Зачем?

«Господи! Как все достали!»

— На той неделе начинаются сборы внештатных групп захвата от каждого РУВД. В нашу включены восемь сотрудников твоего отдела. Так что готовь их на месяц в Пушкин, в учебный центр.

Максаков покрутил пальцем у виска.

— Вы звезданулись?! У меня из двадцати бойцов шестнадцать живых. Еще минус восемь — кто работать будет? Пусть мобовцы едут.

— Приказ начальника РУВД. Милицию общественной безопасности нельзя ослаблять — много массовых мероприятий. И не ори на меня. Мое дело сообщить!

Лобов вышел. Максаков пожалел, что под рукой нет стакана. Он достал сигареты и нагло закурил прямо в приемной. Полемизировать с Григоренко — бесполезно. Проблема раскрываемости убийств существует для начальников, только когда за нее спрашивают. Тогда можно поорать, объявить кому-нибудь взыскание и т.д. А так — как любил говорить прежний начальник РУВД: «Ваши дурацкие убийства любой дурак может раскрывать». Максаков потушил сигарету в одном из цветочных горшков и потянулся к телефону.

— Здравствуйте, Сергей Сергеевич. Не отрываю?

Начальник Управления угрозыска города Смотров раньше работал в Архитектурном. Это время до сих пор вспоминалось как золотое.

— Здорово. Нет. Говори.

— Больше убийств раскрывать не будем. — Максаков в двух словах пересказал ситуацию.

— Григоренко на месте? — Смотров был человеком конкретным.

— Да.

— Все. Не волнуйся. Да, ты когда этого маньяка своего поймаешь? Как его? Шепелявого!

— Сиплого, — поправил, улыбнувшись, Максаков.

— Ну Сиплого! Какая на хрен разница. Давай быстро лови!

— Есть!

Максаков хорошо знал привычку Смотрова мимоходом, для . порядка, стимулировать работу, хотя, в отличие от других руководителей, он никогда не гнал, безоговорочно доверяя операм, которых уважал.

— Все, давай!

Арбузов все не выходил от шефа. Максаков спустился в дежурку.

— Тихо?

— Не сглазь, а? — Лютиков замахал руками. — День дурной, пусть хоть сейчас успокоится, хотя не верю. Вон сейчас из главка сообщили, что в связи с какими-то там задолженностями сегодня ночью не будет работать уличное освещение. Каково?

Максаков пожал плечами.

— «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла проклятый прокуратором город».

— Что?

— Так, к слову пришлось.

На лестнице он столкнулся с опером 87-го Антоном Челышевым.

— Здорово. Какими судьбами?

— В кадрах был. — Антон смотрел в сторону.

Месяц назад они вместе неудачно пытались задержать убийцу. Для Челышева это был личный вопрос. Даже по словам его лучшего друга Сереги Полянского, Антон все больше и больше замыкался в себе.

— Говорят, ты в Чечню собрался? — Максаков все же пытался поймать его взгляд.

— Правду говорят.

— На хрена тебе это надо? У тебя же семья.

— Семье не будет лучше, если я пущу себе пулю в лоб.

— Шоковая терапия?

— Вроде того.

— Главное — не переборщить. Когда едете?

— Постараюсь одиннадцатого.

— Я приду проводить.

— Спасибо.

У Арбузова дверь была приоткрыта. Сам он, уже в верхней одежде, собирался на выход.

— Разрешите? — просочился Максаков. — Убийцу надо до завтра подержать. — Он протянул рапорт.

Арбузов бегло прочитал и положил на стол.

— Не могу, — заявил он. — Откуда я знаю, вдруг завтра выяснится, что она ни при чем? Какие основания у меня ее держать? Это незаконно.

— Федор Аркадьевич. — Максаков безумно устал. Словно марафонец, который первое дыхание исчерпал и чувствует, ч что второго не будет. — Федор Аркадьевич, напишите тогда на рапорте «отказываю».

В конце концов, пусть Ковяткина идет на все четыре стороны.

— Зачем? — Арбузов крутил рапорт в руках.

— Как зачем? — Максаков откровенно забавлялся. — Она сбежит. Прокурор спросит меня, почему не проконтролировали? А я покажу ему рапорт. Мне тоже надо прикрыться.

— Прокурор? — На лице Арбузова отражалась вся гамма чувств, которые возникают при нелегком выборе.

— Конечно. Убийство же.

Арбузов вздохнул и с видом прыгающего в ледяную воду подписал рапорт. Спускаясь по лестнице, Максаков глянул на мятый лист и усмехнулся, «Разрешаю до 9.30. 18-го декабря».

На улице снова неприятно заломило шею. Последние фонари погасли. Колючий ветер атаковал с прежней силой. Темный сквер непроглядно громоздился напротив входа. По улице шли, борясь с ветром, несколько прохожих. Несмотря на седьмой час вечера в пятницу, город поражал пустынностью. Пронзительный холод и темнота разогнали всех по домам. Максаков быстро шел вдоль стены, пытаясь что-то разглядеть в окружающем черном пейзаже. В арке его догнал слепящий фарами «жигуленок» ОУР.

— Во дела! На Невском темно, как на лесной просеке. Хорошо еще рекламы светят, — весело поделился молодой вихрастый водитель. С заднего сиденья вылезли Колесов и Парадов.

— Иваныч! Ты только приехал?! — Максаков присвистнул.

— С тебя причитается. Пять часов говорильни без обеда и перекуров. — Иваныч потянулся. — Как всегда — бред.

Они подошли к лестнице.

— О чем хоть совещались?

— Обо всем и ни о чем! — поддержал Иваныча Парадов.

На подоконнике второго этажа сидел Шохин и загадочно улыбался. Максаков сразу все понял.

— Получилось?

— Тс-с… — Саня приложил палец к губам. — Явку пишет. Не спугните.

Лицо у него было слегка очумелое, но очень довольное. У Максакова улучшилось настроение. Главным образом из-за этого шохинского лица. «Я успеваю улыбнуться — я видел, кто придет за мной».

Опера толпились в коридоре. К потолку клубами поднимался сизый дым.