Черноводье (СИ) - Зимовец Александр - Страница 35

Я утвердительно кивнул.

— Этот псих считает Кернадал главной опасностью, — пояснил я. — Он хочет двинуть всю нежить на юг: к Брукмеру, Карнаре, и так до самого Ансо. И первым местом, где он встретит сопротивление, будет Кернадал. Для него очень важно уничтожить крепость, ведь это обезглавит всех егерей, оставит их без координации, без связи с властями. Каждый станет сам за себя, а значит, многих ему можно будет склонить на свою сторону.

Степа, кажется, слегка поежился под своим плащом. Впрочем, ему-то стоило бояться меньше всех: он связь с властями не теряет, у него, вон, какие покровители!

— В любом случае, я туда поехать не могу, — покачал он головой. — До конца переговоров отсюда уезжать… в общем, это невозможно.

— Твое дело, — ответил я. — Хотя бы предупреди свой Капитул. Они должны знать, какой замес скоро начнется.

— Еще б они в это поверили, — неуверенно произнес Степа, побарабанив пальцами по столу в раздумьи. — Но я постараюсь. Зря, что ли, я дипломатическую ветку качал перед тем, как из Кернадала уехать?

Он ухмыльнулся, а я невольно подивился тому, насколько более взрослым он стал выглядеть теперь. Не нескладный застенчивый парень, целыми днями торчавший в башне и красневший при встрече с Ланой, а серьезный и цепкий агент. Все мы растем здесь. И дело совсем не в прокачке, не в новых уровнях. Есть такие уровни, которые даются не за экспу.

— Ты уж постарайся, — сказал я. — Если тут начнется война, это сильно облегчит нежити задачу.

— Я очень постараюсь, — Степа сделал ударение на слове «очень». — А кроме того…

Но закончить фразу он не успел, так как возле нашего столика неожиданно возникла громоздкая фигура в зеленом камзоле, забрызганном пивом и капустным соком. Венчало фигуру массивное красное с синевой бородатое лицо почтенного бюргера, пустившегося во все тяжкие. Пахло от него так, словно кто-то пытался утопить его в пивной бочке, но не смог, так как тот выдул большую часть пива.

— А я вот их не боюсь! — громогласно выкрикнул он чуть в сторону, обращаясь, очевидно, к кому-то, оставшемуся за столом. — Я эту лягушачью сволочь бью, как только она мне попадается!

Лягушками в Крюстере называли членов Ордена Василиска, и те почитали это за тяжкое оскорбление. Услышав это, Степа рефлекторно встал из-за стола во весь рост, потянувшись под полу плаща. Я, было, сделал примирительный жест, но он отстранил меня ладонью.

— А вот это по мне! — кивнул верзила, за спиной которого уже скопилось несколько зевак, опасливо поднявшихся из-за столов. — Пойдем-ка, молодец, выясним, кто штаны по праву носит. Впрочем, ты-то, как раз и без штанов!

Он кивнул на Степину сутану и расхохотался, а я заметил, как Степины губы угрожающе сузились, а ладонь сжалась под плащом на рукояти пока невидимого кинжала.

Я стал примериваться, как бы так половчее влезть между ними, чтобы предотвратить поножовщину и не допустить дипломатического скандала, из-за которого балан сил в маркграфстве может рухнуть окончательно, как вдруг помощь пришла с неожиданной стороны.

— Одну минутку, — раздался за спиной у торговца строгий и властный голос. Тот сразу же обернулся, а я выглянул из-за его спины. В дверях стоял Матео Бажан в своем красном камзоле, сопровождаемый двумя стражниками, державшими ладони на эфесах палашей.

— Вы, господин Гамдур, кажется, слегка не в себе, — обратился он к толстяку, и тот, как будто, слегка уменьшился в объеме и стушевался. — Вам бы домой, к супруге. А то неровен час Гильдия ваша узнает о том, что вы дипломатов задираете? Чего доброго, и привилегий лишиться можно.

Гамдур бросил на Бажана полный гнева взгляд, но ослушаться не решился и быстро убрался за дальний стол, сделав вид, что готовится уйти домой.

— А вам, брат во Мучениках, тоже, я думаю. Место на монастырском подворье, а не в кабаке, — продолжил он, обращаясь к Степе. — Ступайте, Гвидур вас проводит.

Он кивнул одному из стражников, и тот подошел к Степе, сопроводив его к выходу.

— Нда, дела, — покачал головой крюстерский военный министр, обращаясь ко мне. — Вот приходится лично по городу носиться, чтоб никто никому шею не свернул.

Я покивал, давая понять, что отношусь к усилиям сановника и старого друга с уважением.

— В общем, поговорил я с членами Конференции по твоей просьбе, — начал Бажан тоном, не обещающим ничего хорошего. — В просьбе твоей отказано, как я и предполагал. И, говоря откровенно, я бы очень удивился, если бы они согласились. Выделять тебе роту мушкетеров в момент, когда в любой день может разразиться война с Орденом…

— В любой день может разразиться кое-что похуже войны с Орденом, — ответил я. — Вы объяснили им это?

— Да объяснил я, — Бажан махнул рукой и расстегнул верхний крючок на камзоле. — Но это все слова, понимаешь? Ничего ведь нет тут, кроме слов твоих. А словам твоим после всего случившегося… сам понимаешь, сколько веры. Если б вы вернулись с мехами, может быть, Конференция на радостях твою просьбу исполнила бы, а так…

Почтенный негоциант развел руками, давая понять, что сделал все, что мог.

— Ну, значит, я еду один, — ответил я.

— Не совсем один, — ответил Бажан. — Ко мне тут сегодня обратился Морионе. Просил приостановить наемный контракт и разрешить ему с остатками отряда выехать вместе с тобой. Я согласился. Все, чем могу помочь.

Я пожал ему руку и отправился посмотреть, как там мой Джип. За время моего путешествия он, наверное, отвык от седла. А нам завтра предстоял долгий путь.

Выходя из кабака в свежую осеннюю ночь тревожно притихшего города, я почувствовал, на левой ладони легкую боль и зуд.

Ладонь то и дело начинала побаливать с тех самых пор, как его обжег камень Странника в момент моего перемещения к «Вестнице». Поначалу, в пылу суматошной борьбы за спасение я не обращал на эту боль внимания: была она не сильной, как от легкого ожога. Но она не проходила до конца, хотя никаких следов на ладони не было, даже легкого покраснения.

Я поднес пальцы к лицу, пытаясь что-то рассмотреть в тусклом свете фонаря, повешенного возле дощатой кабацкой вывески. Нет, ничего. И в то же время, пульсирующий зуд словно рисовал на поверхности кожи какие-то символы, невидимые, но ощутимые наощупь.

Что это? Просто фантомная боль, развившаяся во мне из-за стресса или нечто реальное? Почему-то я был уверен, что к местным лекарям с этим обращаться смысла нет, а неместных я найду самое ближайшее — в Кернадале. Что ж, еще один повод не откладывать отъезд.

Кивнув сам себе, я зашагал по темной, мощеной грубыми булыжниками узкой улице, окруженной домами с погашенными огнями. До рассвета еще нужно было сделать пару дел. А потом — в путь.

Глава 25

Пока мы добирались до егерского замка, теплая ранняя осень успела смениться промозглой поздней. Зарядили дожди, дорога раскисла, превратившись с малопроходимое месиво. Порой затягивали такие ливни, что приходилось ютиться в неприветливых деревнях вдоль тракта, сред которых уже было больше заброшенных, чем три года назад.

Глядя на пустые глазницы выбитых окон и вдыхая тяжелый запах недавних пожарищ, я думал о том, что рано или поздно Чернолесье так или иначе поглотит здесь все, перережет тракт, отсечет Брукмер и Крюстер от северных графств, а затем переварит и их. Это случится даже в том случае, если мы сможем остановить Ника. Но я пока не знал, как мы это сделаем, постоянно думал об этом, и даже во сне постоянно метался на жесткой соломенной подстилке, сражаясь с призраками.

А еще я очень опасался того, что могу опоздать. В моих снах мне постоянно виделись обугленные замковые стены, и стервятники, клюющие тела егерей. Я просыпался в холодном поту, и если за окном хотя бы брезжили лучи солнца, сразу будил Морионе и остальных, чтобы добраться поскорее.

Силуэт Кернадала, показавшийся из-за расступившегося лесного занавеса, был таким знакомым, и в то же время — новым. За прошедшие три года замок сильно изменился: ребята восстановили две угловые башни, выкопали ров, укрепили стены. Над ближней к воротам башней развивался флаг: на темно-синем фоне белый щит с перекрещенными ключом и мечом. Флаг этот был задуман еще во времена, когда я жил в Кернадале. Ключ означал стремление вернуться домой, меч — особую силу, а щит — защиту невинных. Увидев флаг, я вздохнул с облегчением: все-таки, успели.