Новый порядок 2 (СИ) - Dьюк Александр Александрович - Страница 13

Говорили по-альбарски. Один из голосов был женским.

Бруно вслушался в возбужденную речь, но узнал едва ли пару слов, которые ни о чем не сказали. Дала о себе знать боль в затылке. Маэстро не стерпел и издал тихий стон.

Разговор пресекся. Что-то где-то зашуршало. Бруно услышал шаги. Голову грубо подняли, и он заныл, не считая нужным терпеть острую боль, растекающуюся по всей голове.

Кое-как продрав один глаз, Маэстро увидел перед собой круглое лицо проститутки с горящими злостью глазами. За ее плечом стоял здоровый, как бык, чернявый парень, вроде бы чем-то похожий на девицу. Третьего Бруно не видел — тот стоял сзади и держал его за волосы. Маэстро замахал руками, только сейчас сообразив, что не связан. Правда, за руки сразу же схватили.

— Пусти, паскуда гнилая! — зашипел он сквозь зубы, за что получил по затылку. Несильно, но много Бруно и не надо было, чтобы завыть и ослепнуть от проступивших слез.

— ¡Silencio! — прикрикнула проститутка. — No le pegues fuerte, — обратилась она к кому-то. — De lo contrario, este debilucho morirá sin tenertiempo dehablar.

— Carmelita, tú misma prometiste arrancarle las bolas, — рассмеялся тип за ее плечом.

Проститутка нетерпеливо отмахнулась и склонилась к Бруно. Маэстро, кое-как проморгавшись, увидел над ее плечом свой пистолет в массивной руке.

— Видеть? — мстительно ухмыльнулась девка. Для убедительности большой палец взвел курок.

Бруно неопределенно хмыкнул.

— Где Эльзен? — спросила проститутка.

— Хто? — глухо прохрипел Маэстро, морщась.

— Са-поф-ник, — по слогам проговорила девица не без усилия. — Ты ходить к нему сегодня.

Бруно захотелось рассмеяться. Или заплакать. Он так и не определился.

— Да чтоб я знал, где эта баба бородатая! — огрызнулся он. Очень болел затылок. Будет здоровенная шишка.

Проститутка несколько растерялась, почесала кончик носа.

— Не строй… эм… с себя… дура! — пригрозила она, решившись не ослаблять напор, и даже подступила чуть ближе.

Бруно все-таки был оптимистом. Сидя на скрипучем стуле, он имел прекрасную возможность заглянуть в вырез платья наклонившейся проститутки и любоваться милейшей родинкой почти у самой ложбинки между смуглых пышных грудей.

Девица заметила его взгляд, оскорбленно хмыкнула и разогнулась, скрестив руки на возмущенно колышущемся бюсте.

— Говори, — властно приказала она, — или mi pequeño hermanito нажмет на курок, comprendido?

Бруно должен был бы бояться, однако почему-то не боялся. Он был раздражен и очень зол. На себя за непролазную дурость. На сигийца, которому вздумалось исчезнуть. На сапожника, который куда-то пропал. На шлюху, с которой они поменялись местами. На набухающую, ноющую шишку на затылке. И на ухо, за которым зудело, а руки кто-то держал. И на то, что он в очередной раз приходит себя неизвестно где с больной головой. И на глупости. На бессчетное количество глупостей, которые он совершил за последний месяц, а все из-за того, что когда-то польстился на пару накуд… Злость и раздражение прямо-таки душили и сбивали с мысли.

— Слышь, овца безмозглая, — прохрипел Бруно, лихорадочно подрагивая, — ты сама-то слышишь, что несешь, э? Или ты столько хуев отсосала, что малафья тебе вместо мозга⁈ А твой херманито может запихнуть ствол себе в жопу!

В комнате повисла тишина. Херманито растерянно повернул голову к проститутке и почесал затылок свободной рукой.

— ¿Que dijoel? — спросил он.

Девица не ответила. Она стояла, сжимала и разжимала трясущиеся кулаки. Гневно сопела и как будто становилась еще смуглее. Пышная грудь вздымалась так бурно, что только чудом не выпадали из платья.

Бруно хотел добавить что-то еще, чтоб выместить накипевшее, но проститутка тонко взвизгнула и дала ему пощечину. У Бруно в ушах зазвенело; если бы его не держали — наверняка свалился бы со стула.

Визжавшая девка замахнулась вновь, но херманито вовремя оттащил ее подальше. Бруно только нервно захихикал, все же разобрав пару слов.

Какое-то время проститутка яростно вырывалась, но запала хватило ненадолго. Она сдалась, пообещав успокоиться. Бруно с упоением пялился на ее ходящие ходуном сиськи с затвердевшими от возбуждения и выпирающими сосками и почти забыл и о боли в затылке, и о горящей щеке.

Проститутка выдохнула, заправила за ухо упавшую на лоб прядь черных волос, потянула носом воздух и подступила к Бруно.

— Слушать меня, — сказала она, злобно сверкая глазами. — Говори, где Эльзен, а не то… — она осеклась, захлебнувшись воздухом. — Не то отрезать твой хер и буду трахать тебя им, пока не сдохнешь, понял, mierda occimana?

— Да пожалуйста! — не то смеясь, не то плача, выдавил из себя Бруно. — Хоть целый день, пока не заебешься. Но ты, дура, сперва мозгой пораскинь: ежель я знаю, где этот… Эльза, или как там его, на кой хрен я к нему на хату поперся, а?

Проститутка уже было закипела вновь и готовилась влепить очередную пощечину, но вдруг замерла, широко раскрыв глаза, по которым за пару секунд можно было прочитать всю гамму эмоций и чувств человека, переходящего от праведного гнева к смутному понимаю собственной дурости.

— Ну? — не вытерпел Бруно и, затопав туфлями-мучителями, дернулся, подскакивая со стула. — Дошло наконец, сука ты тупая, или нет⁈

Проститутка затравленно оглянулась на брата, или кем он ей приходился на самом деле. Похлопала на него глазами, приложив ладонь сперва ко рту, затем к сердцу. Здоровяк хоть и держал Бруно под дулом пистолета, вопросительно уставился на сестрицу.

Вместо ответа в дверь постучали.

— ¿Es Miguel? — спросил тот, кто держался позади Бруно.

— Quizás, — повела плечом девица. — Es hora deque él venga.

Она развернулась и торопливо направилась к двери. Недолго повозившись с замком, девица приоткрыла дверь, выглянула и быстро распахнула ее шире, отступая вглубь комнатки. Бруно выглянул из-за массивной фигуры херманито и даже не удивился тому, кого увидел на пороге.

Это был бармен «Пьяного осетра».

Хоть Бруно и увидел того лишь мельком — руки стоявшего позади приятеля девки усадили его ровно и дали затрещину — что-то в бармене насторожило. Держался тот скованно, а через порог шагнул несколько неуклюже. Но девица этого то ли не заметила, то ли не успела, закрывая за ним дверь.

Того, что произошло дальше, Бруно уже не увидел.

Не увидел, как между дверью и дверной коробкой втиснулась нога в кабирской туфле. Не увидел, как в комнату проскользнул мужчина в сюртуке и старомодной треугольной шляпе. Как улыбнулся, не размыкая губ, не успевшей ничего сообразить девице. Та перевела взгляд на бармена, но он лишь тоскливо вздохнул, осторожно потер правую руку и покорно прошагал к центру комнаты. Мужчина ладонью указал проститутке пройти туда же.

Бруно увидел все лишь тогда, когда херманито отступил в сторону и развернулся. Маэстро уже почти обрадовался и разозлился еще сильнее, решив, что явился сигиец. Но эта мысль быстро покинула его голову, едва «сигиец» окинул из-под шляпы всех присутствующих хитрыми карими, почти черными глазами на смуглом, заросшем бородой дервиша, лице с едва заметными следами сильных побоев. В левой руке он перебирал большим пальцем четки.

— Каам, сайидат, — поздоровался Кассан, слегка поклонившись. — Саида́, — поклонился он проститутке чуть ниже. — Да осветит негасимое Солнце это скромное жилище, ибо Альджар-Рахим улыбается каждому, кто чтит закон гостеприимства. Привет, сади́к Бару́н, как прогулка?

— Заебись, — шмыгнул носом Маэстро.

«Саида» совсем потерялась и, приоткрыв рот, лишь хлопала глазами то на сельджаарца, то на бармена. Херманито настороженно стоял, подняв на Кассана пистолет. Его приятель держал Бруно за плечи и не давал шелохнуться.

— ¿Quién eres tú?— сердито спросил брат девки.

Стоявший рядом с девицей Мигель хотел ответить, но Кассан прервал его, подняв руку.

— О, простите мне невежество, — проговорил сельджаарец. — Я совсем не владею вашим прекраснейшим из языков. Посему, сайиде Мерииль, — обратился он к бармену, — окажите любезность, побудьте моими устами и ушами и донесите до ваших друзей, что я имею сказать.