Новый порядок. Часть 1 (СИ) - Dьюк Александр Александрович - Страница 7

Пауль шагнул к раскрытым дверям, ведущим на балкон.

— А вот этого, дорогой племянник, делать не стоит, — сказал Манфред впервые размеренно, четко и спокойно. Почти точь-в-точь как госпожа консилиатор. — Раз подарки пришлись вам не по вкусу, значит, это мои шлюхи. Значит, Майсун остается моей собственностью. И если вы ее выбросите, — Манфред повысил голос, не скрывая угрозы, — то совершите мелкое хулиганство, не достойное магистра Ложи, — закончил он обычной своей скороговоркой. — Как если бы выбросили мой цилиндр. Или трость. Скажите, племянник, хотели бы вы прослыть шкодливым мальчишкой, способным только на мелкое хулиганство? — хитро улыбнулся Манфред.

— Я выброшу шлюху!

— О нет, дорогой племянник, — возразил примо антистес, — вы выбросите вещь. Красивую, из плоти и крови, но всего лишь вещь. Майсун, как и Ашу, как и Адису, мне доставили с туджаррского невольничьего рынка. Даже у такой невинной и чистой натуры, как я, есть маленькие прегрешения, — виновато склонил голову Манфред. — Я сам не свой до красивых и необычных вещей. Поэтому, дорогой племянник, дерзайте, вон прямо туда, — чародей указал на раскрытые двери. — Серьезно, вас ничто не останавливает: ни Равновесие, ни мораль, ни закон, ни слово Божье. Честно. Вы не совершите никакого преступления, только маленькую шалость. Такова уж печальная и незавидная участь вещей.

Пауль растерялся и несколько разжал сдавливающие горло Майсун пальцы. Девушка жадно хватила воздух и болезненно закашлялась.

— С другой стороны, — Манфред раскрутил в пальцах трость и шагнул к Паулю, — иногда быть вещью — не так уж и плохо. У вещей нет желаний и воли, на них не лежит никакой ответственности. Они — всего лишь инструменты, исполняют то, что им прикажут, не задумываясь о последствиях. Вот вы, дорогой племянник, — Манфред ткнул в Пауля, остановившись в паре шагов от него, — когда я порол вас в детстве ремнем в воспитательных целях, разве обижались на ремень? Нет, вы обижались меня. Ведь это я пороли вас, а ремень был только инструментом воспитания.

Пауль смерил дядю презрительным, недоверчивым взглядом и покосился на мустаима, возвышающегося за правым плечом чародея. Черное лицо гиганта, измазанное белыми полосами, точками и знаками, было бесстрастным и ничего не выражающим, а огромная ладонь расслабленно лежала на барабане.

— К чему вы клоните? — спросил Пауль, прикрываясь перепуганной девушкой.

— Да особо ни к чему, дорогой племянник, — Манфред оперся на трость. — Разве что… — он задумчиво покрутил кончик бороды и повернул голову к мустаиму. — Адиса.

Что и как это произошло, никто толком не понял. В первую очередь сам адъютор Собрания. Вот он только что стоял, держа за горло байфанку, а вот он уже лежит на полу, в голове — звон, левое ухо горит от боли, а мустаим с ничего не выражающей физиономией зажимает барабан под мышкой.

Толпа гостей зашумела растревоженным осиным ульем. Кто-то из чародеев бросился поднимать младшего магистра на ноги. Кто-то закричал. Пара дам пустилась в слезы. Пара чародеек зажала ротики ладошками. Герцог Сольнеро, приобнимая магистра Сонриза за талию, шептал ей что-то на ухо. Чародейка в ответ лишь многозначительно пожимала оголенными плечами. Фридевига фон Хаупен плотно сжала губы в тонкую алую полоску и нервно перебирала напряженными пальцами сцепленных на животе рук. Окружавшие ее магистры роптали. И только Кальтшталь криво ухмылялся. Он обожал, когда в семействе фон Хаупен происходили публичные ссоры.

Манфред заботливо приобнял за плечи подбежавших к нему девушек.

— Манфред фон Хаупен! — прогремел ледяной голос госпожи консилиатора. — Немедленно объяснитесь! И принесите извинения, пока я!..

— Всенепременно, — поднял голову Манфред и мягко отстранил девушек, заводя их себе за спину. — Ваше Высочество, — поклонился он князю. — Господа! Дамы! Госпожа консилиатор! Дорогой племянник, — отдельно поклонился он плывущему на руках магистров Паулю. — Приношу свои глубочайшие извинения за то, что, несмотря на все мои порки, Пауль фон Хаупен-Ванденхоуф так и остался злобным мальчишкой, отрывающим куклам головы!

Вино и шампанское в фужерах в руках гостей и на подносах слуг забурлило, выходя из краев и поднимаясь в воздух, сливаясь в один плотный шар, в котором смешивались цвета и краски, а голубой свет магических светильников искажался и принимал угрожающий оттенок. Манфред сверкнул аквамариновыми глазами, впился взглядом в плотно сжатый кулак шатающегося племянника и взмахнул рукой с зажатой в ней тростью. Описав в воздухе навершием эллипс, он перехватил взятую под контроль Пауля влагу, уже леденеющую и вытягивающуюся в угрожающее острие, и вышвырнул в раскрытые двери, ведущие на балкон.

— Вы опять забываетесь, дорогой племянник, — назидательно погрозил пальцем чародей. — Колдовать на симпозиуме — дурной тон.

— Я… — прохрипел распираемый от бешенства Пауль, — убью… тебя!..

В зале в который раз за вечер наступила тишина. Но на сей раз это была та самая тишина, свидетельствующая о всей серьезности и опасности сделанного заявления. Даже Кальтшталь, насмешливо наблюдавший за происходящим, озадаченно нахмурил брови.

— Можете попытаться, дорогой племянник, — Манфред беззаботно покрутил пальцами кончик бороды.

— Не может, — возразила Фридевига. — Пауль, Манфред, немедленно прекратить!

— Прошу прощения, магистр консилиатор, — вежливо вмешался Кальтшталь, подойдя к чародейке, — но вы вряд ли в силах остановить то, что случилось.

— В силах. И остановлю, — непреклонно заявила Фридевига.

— Нет, — цокнул языком Кальтшталь. — Магистр фон Хаупен позволил себе лишнего. Его вызывающее поведение не достойно магистра Ложи, это правда, однако, — Кальтшталь сделал выразительную паузу, — магистр фон Хаупен-Ванденхоуф нарушил статью три Кодекса Ложи, угрожая жизни и здоровью старшого магистра Собрания, да еще и при свидетелях. Напомнить, какие последствия ждут магистра фон Хаупен-Ванденхоуфа за нарушение данной статьи?

— Я прекрасно знаю, магистр Кальтшталь, — процедила сквозь зубы Фридевига, не спуская глаз с дрожащего сына, — спасибо.

— Если магистр фон Хаупен выдвинет обвинения…

— Зачем? — перебил Манфред. — Я не злопамятный. У дорогого племянника просто помутнело в голове. Возможно, я перегнул палку, но не судите меня строго. Вы же знаете, со мной такое бывает. Предлагаю забыть и продолжить веселиться.

— Позвольте, господа, — неожиданно подал голос барон Эркриге. — Неужели вы так и оставите это?

— А разве что-то случилось? — недоуменно посмотрел на него примо антистес.

— Вы нанесли магистру фон Хаупен-Ванденхоуф страшное оскорбление и самым наглым образом бросили ему в лицо перчатку…

— Эм… в ухо, если быть точным, — беззаботно поправил Манфред.

— Не знаю, как заведено у вас, господ чародеев, а я бы такое никогда не простил и немедленно вызвал наглеца на дуэль! — заявил барон, щелкнув каблуками туфель. Боевые ордена славно блеснули в голубом свете люстр.

Толпа, особенно офицерская ее часть и герцог Сольнеро, одобрительно зашумела.

— Тем более что дуэли Кодексом не запрещены… — вскользь напомнил Фредерик, разглядывая вино в фужере.

— Замолчите, Кальтшталь, — прошипела Фридевига уголком губ.

— Желаете, чтобы ваш сын вылетел из Собрания в первый же день своего назначения, магистр консилиатор? — наклонившись к ней, прошептал Кальтшталь.

— Господа, как вы себя ведете? — зароптал один из гостей, кажется, граф. — Вы обсуждаете подобные вещи в присутствии Его Высочества?

— Да, кстати, что думает Его Высочество? — осведомился Манфред.

— Его Высочество ничего не думает, — снисходительно улыбнулся князь Братт-Аузент. — Его Высочество не одобряет и порицает дуэли, считает их противными государству и Господу Богу. Однако вашим Кодексом они не запрещены.

Манфред глубоко поклонился.

— Да… дуэль… — пробормотал Пауль, держась за голову. — Я вызываю вас на дуэль, господин фон Хаупен!

— Дуэль так дуэль, — пожал плечами чародей. — На чем будем драться? Кулаки, шпаги, пистолеты… может, марлины?