На взлёт! (СИ) - Голотвина Ольга - Страница 5

Молодой капитан любил животных, а к корабельному коту Бертрану питал особое расположение с прошлой зимы, когда кот обезвредил пробравшегося на борт убийцу. Тот, чтобы не шуметь, шел босиком – и наступил в темноте на кота. Прибежавшие на шум леташи с трудом отодрали кота от его добычи. Бертран Острый Коготь рвался из рук, выл от ярости и требовал, чтобы ему дали добить чужака...

Капитан нагнулся, почесал кота за ухом и продолжил, обращаясь к Лите:

– Сядешь на корме – и гляди в оба. Пока корабль кружит над лесом... пусть себе летает, он для нас вроде стрекозы. Даже если над входом снизится, не паникуй. У нас хорошая маскировочная сеть. А вот если увидишь, что они садятся на воду или где-то на берег высаживают с трапа леташей – тогда буди всех подряд, только без крика.

– Да, капитан.

– Если боцман заартачится – мол, не хочет он спать... скажи ему, что это мой приказ.

– Да капитан. Уже иду... Котяра, брысь отсюда! Дам тебе вкусненького, дам, но из кладовки – брысь!

Улыбнувшись, капитан дошел до люка – и увидел, что Мара заснула прямо на крышке.

– Не буди, сынок, – шепнул капитану погонщик. – Ее дело молодое, и на бороне выспишься.

Во сне Мара улыбалась – легко, светло. У капитана защемило сердце. Как давно девушка не улыбалась наяву! С той самой зимней ночи, когда на шхуну влез убийца. Та самая сволочь, подранная корабельным котом. Ференандо ду Вега-Тьерра, красивый спандиец, задуривший пастушке голову и сделавший ее своей невольной сообщницей. С тех пор Мара затосковала. Винит себя, зовет предательницей – но не может забыть подлеца, сердцу-то не прикажешь...

– Как лескаты? – тихо спросил Бенц.

– Отдыхают. Спокойные.

– Так чего же ты спать не идешь?

– Пойду и я, когда с тобой потолкую. Ты ведь посоветоваться хотел, верно?

Бенц усмехнулся: погонщик, как всегда, понимал его по слову, по вздоху, по повороту головы...

– Не то чтобы посоветоваться... Хотел рассказать про запись в лоции. Странная она, не совсем понятная...

– Что-то про деревню?

– Нет, про деревню одно слово: «Прикормлены». Почерком Тоцци-старшего.

– Это хорошо, – улыбнулся Отец.

Лоцию писали два контрабандиста, отец и сын. И слово «прикормлены» означало: крестьянам заплачено за сохранение тайны посадки. Возможно, заплачено не раз.

– Меня другое удивляет, – продолжал капитан. – Там написано: «Вода годится для питья». Это рукой Ригардо Тоцци. А рядом приписка сына: «Не плавать!»

– Вероятно, здесь водятся хищные рыбы, могут пловцу что-нибудь отхватить, – рассудил погонщик. – Но мы ведь плавать не собираемся? Нет? Тогда спать, спать...

* * *

«Блистательный» шел над берегом так низко, что принц Джиакомо под каким-то предлогом удалился в свою каюту.

Оба кузена диль Кароччи опустили глаза, пряча насмешливый блеск.

«Комаров боится! – подумал капитан. – Винсенте – молодчина. Если бы соврать принцу, что в здешних лесах водятся свирепые разбойники или кровожадные чудовища, паршивец пришел бы в восторг и принялся командовать поисками. Разумеется, командовать из своей каюты, не полезет же его высочество в чащу! Ему экипаж на палубу притащит хоть разбойников, хоть лютого зверя. И защитит его высочество от любой опасности. А как же, ведь королевская кровь! А комар везде пролезет, комару все равно кого кусать – хоть лесоруба, хоть принца... Хорошо Винсенте придумал про пятна, которые не сходят годами. Надо запомнить: за внешность принц трясется больше, чем за жизнь. Эх, славный у нас будет командующий, когда уйдет в отставку старик Агуирре!»

Но тут в памяти капитана всплыл рассказ двоюродного брата о возможном браке принца с альбинской принцессой. Что ж, тогда Альбину придется терпеть это сокровище. Хотя, по слухам, принцесса Энния – особа с характером. Такая сумеет загнать принца-консорта под каблучок.

– Эй, что там, внизу? – послышался с обзорной галереи голос сеора Винсенте.

Капитан отогнал посторонние мысли и поспешил на галерею.

Кузен стоял у нижнего окна – большого, составленного из стекол, заключенных в раму с мелкими ячейками. Отличный обзор, это вам не простая смотровая щель!

Внизу под кораблем медленно проплывали крыши.

– Ну да, там рыбачья деревня, – кивнул капитан. – Так у меня и в лоции значится.

– А ты глянь внимательнее, – посоветовал кузен.

Капитан вгляделся – и присвистнул.

Даже отсюда, сверху, видно было, что крапива, вымахав в человеческий рост, закрывала окна домишек.

Деревня была мертва.

– Не болезнь ли какая, храни нас Младшие боги? – озабоченно пробормотал сеор Агостино. – Хорошо, что мы не опустились на воду. Сейчас сделаем еще круг над озером.. Если ничего не углядим – пойду к принцу, буду просить его прекратить погоню.

Пользуясь тем, что на обзорной галерее они с капитаном были только вдвоем, маг сказал ехидно:

– Пойдешь к каюту к принцу – стучись в дверь громче. Он может тебя не расслышать, и ты попадешь в неловкое положение. Ведь их высочество изволит искать утешение у своего дружка, которого везде таскает с собой.

* * *

– И все равно я не верю, что ты собираешься повесить Донатуса, – капризно протянул юный сеор Бенедетто, без одобрения разглядывая в зеркале свою бледную веснушчатую физиономию. – Ты просто не можешь его забыть. До сих пор. Ты никогда не забываешь то, чего не сумел получить.

– Не говори вздор, – резко оборвал его принц Джиакомо. – Я хочу посчитаться с ублюдком, который меня изуродовал!

Тонкопалая рука принца коснулась искривленной переносицы.

– Вовсе ты не изуродован! – горячо ответил Бенедетто. – Этот пустяк придает твоей внешности завершенность... некая изюминка...

– Заткнись, идиот! – пронзительно закричал принц, вытянувшись в струну и прижав к бокам руки, сжатые в кулаки. – Заткнись, или я твою рожу так... такую завершенность ей придам!..

Бенедетто испуганно замолчал.

– Кстати, никакой он не Донатус, – буркнул принц, остывая. – Я же тебе говорил, что он учился по фальшивым документам. Его настоящее имя – Дик Бенц!

Принц произнес эти два слова с таким отвращением, словно сплюнул на халфатийский ковер, покрывавший пол каюты.

Бенедетто насторожился.

Да, он знал, что их с принцем соученик по Королевской небоходной академии оказался самозванцем. Но настоящего имени его до сих пор не слышал.

А эти слова – Дик Бенц – что-то говорили сеору Бенедетто.

Бенедетто любил загадки. И терпеть не мог что-то забывать. А тут забытое связано именно с загадкой.

Но сейчас не время было предаваться воспоминаниям. Следовало утешить обиженного принца, причем как можно скорее.

И Бенедетто принялся «щебетать» – так сам он иронически называл поток комплиментов и нежностей. «Щебетал» он до тех пор, пока лицо Джиакомо не потеряло злую жесткость, не размякло, как кисель.

– Ах, Бенедетто, – сказал принц, кладя ему руку на плечо, – как я благодарен своему небесному защитнику за то, что он послал мне такого сердечного, такого искреннего друга!

Бенедетто едва сдержался, чтобы не скрипнуть зубами. Он знал, как легко и непринужденно принц меняет «сердечных друзей». Сам-то он задержался при его высочестве дольше прочих. Но лишь потому, что сумел вовремя очернить перед Джиакомо двух смазливых кандидатов на сердце принца.

– Ты для меня дороже любого из алмазов короны, – продолжил принц выразительно.

В этот момент в дверь отчетливо, громко постучали.

– Войдите! – недовольно сказал принц, убирая руку с плеча своего фаворита.

Вошел сеор Агостино, принялся говорить что-то о безуспешности поиска, о необходимости свернуть к излучине реки Плотогонной. Принц недовольно отвечал капитану. Но Бенедетто не слушал их обоих.

Он вспомнил, вспомнил! Слово «алмаз», произнесенное принцем, высекло в памяти искорку, которая осветила если не всю загадку, то ее часть.