На взлёт! (СИ) - Голотвина Ольга - Страница 41

Караван-сарай встретил путников суетой и небрежным, на бегу, гостеприимством. Ни Райсул, ни Бенц не обиделись на то, что им уделили не слишком много времени: хозяину и слугам надо было принять толпу народа и обиходить десятка два верблюдов. Показали гостям комнату на двоих, принесли блюдо с лепешками и кувшин вина – и спасибо.

– Вино здешнее, – оценил Райсул. – Кислятина. В Халфате растет виноград – не здесь, южнее. Но с иллийскими винами не сравнить. И со спандийскими... Капитан, ты пойдешь к Шераддину?

– К Шераддину? Это кто таков? И с какой стати я к нему должен идти?

– Ты рассказывал. Шераддин, сын Майсуна. Дом у площади Трех Грифонов. Ты помог его сыну украсть невесту.

– Да, верно. – Дик глянул на свое левое запястье, украшенное серебряным браслетом. – Я и забыл про эту вещицу. Как будто всю жизнь ее таскаю.

– Сайхат сказал: его отец знатен и богат. Так?

– Так.

– Зачем Сайхату лгать? Знатный человек, богатый человек сумеет нам помочь!

* * *

Те из караванщиков, чьи семьи жили в столице, разошлись по домам, и на постоялом дворе стало тише и спокойнее... вернее, тише и спокойнее по меркам Байхента, это Дик уже понял.

Квадратный двор, обнесенный низкими постройками, не опустел, но суета в нем прекратилась. Верблюдов заперли в загоне, а посреди двора, в неглубокой яме, развели костер. Бенц уже знал – такие ямы есть во всех дворах. В домах есть очаги, но халфатийцы любят огонь на открытом воздухе. Только бедняки берегут дрова, чтобы отапливать дом.

А здесь, в караван-сарае, постояльцы собрались у костра не только для того, чтобы поболтать и послушать певца, который высоким, звенящим голосом завел песню о неласковой красавице. Они еще и прилаживали у огня железные рогульки, чтобы, когда прогорит пламя, пожарить над углями мясо.

Бенц мог бы посидеть с ними. Но мешали мысли о том, что Райсул ведет поиск, а он, Дик, здесь прохлаждается.

Они уже расспросили хозяина караван-сарая – кому и знать купцов, как не ему! И тут выяснилось досадное обстоятельство. Хозяин припомнил десятка полтора торговцев, носящих имя Усман, но ни один из них не был сыном Усена. Либо Райсул перепутал имя, либо купец этот был в Байхенте лишь проездом.

Хозяин, желая помочь, кликнул слуг – и один из них припомнил, что человек по имени Усман, сын Усена, жил где-то на северной окраине, но вроде бы ничем не торговал.

Райсул встрепенулся, как гончий пес, взявший след, и заявил, что немедленно отправится на северную окраину. А Дик остался один. И это было обидно.

Не будет он торчать тут, как брошенный тюк с дорожными припасами! Сам пойдет искать! Пожалуй, и в самом деле зайдет к знатному и богатому Шераддину, расскажет про Сайхата и похищенную спандийку. Тем более что хозяин постоялого двора очень даже знал Шераддина, сына Майсуна. Его, оказывается, знал весь Байхент. Тающим от восхищения голосом хозяин подтвердил, что почтенный Шераддин действительно изволит жить в великолепном особняке возле площади Трех Грифонов. («Ай, какой дом! Дворец, а не дом!»)

Хозяин объяснил Дику дорогу, но франусиец сбился с пути и вместо площади Трех Грифонов выбрел на базарную площадь.

IV. ОБРЕТЕНИЕ ВТОРОЙ ПАРЫ КРЫЛЬЕВ. Части 4-5

4

И начался базар...

Площадь... вся гудела, волновалась и двигалась, затопленная из конца в конец разноплеменной , многоязыкой, разноцветной толпой.

(Л. Соловьев)

До сих пор Дик Бенц считал Байхент невыносимо шумным городом. Но только теперь он понял, что настоящего шума он еще и не слышал!

Потрясенный, оглохший, потерявший дорогу франусиец пытался противостоять человеческому водовороту, который стиснул его и потащил куда-то вдоль торговых рядов.

Байхентский базар, город в городе, имел свою географию, с которой Дик не был знаком. Ряды, как улицы, мелькали перед ним – то красочное разноцветье ковров и тканей, то резкие запахи благовоний и пряностей. то дразнящие взор горы фруктов.

Франусийцу казалось, что все вокруг пытаются заговорить именно с ним, ведут атаку на его кошелек, который он предусмотрительно накрыл ладонью.

– Осторожнее, о благородный чужеземец, не раздави дыню! Едва ты подошел, она скатилась тебе под ноги. Она хочет, чтобы ты ее съел, о гордость своей семьи! И не раскололась, и не помялась... Купи дыню, чужестранец!

– Ай, какой халат!.. Не хочешь халат? Почему не хочешь?

– Красавец, эта парча наполнит счастьем сердца твоих жен! Возьми разные цвета, чтобы жены не передрались! Одна будет в желтом, как солнце, другая в синем, как небо, третья... Постой, куда же ты?..

– А не покупай! Совсем не покупай! Даром бери, как брату отдам! Просто подойди, посмотри, какие сапоги! Полюбуйся, примерь, я же сказал – даром отдам!.. Конечно, даром, разве же это цена за такие сапоги?

– Верблюжьи седла! Твой верблюд мечтал о таком седле! Во сне видел!

– Какой кувшин, а?! Ты видел раньше такой кувшин? Он не звенит, он поет!

– А, твой взор упал на этот ятаган? Я и в толпе увижу знатока. Твой взгляд блестит так, что отражается на стали! Приятно иметь дело с понимающим человеком. У тебя руки воина, они тоскуют по ятагану. Подойди, договоримся!

– Ай, пирожки, горячие пирожки! Нежные, как девичья щечка! Сам правитель такого не ел, а ты отведаешь! Поспеши, пока не остыли!

– Зубы деру без боли! Твердая рука, заговоренные щипцы! Чужестранец, в твоих очах я вижу боль! Подойди, сядь, открой рот...

В очах Дика Бенца была не боль, а смятение. И желание побыстрее выбраться из этого безумного места.

Птичий ряд. Многоголосое квохтание, перекрывающее даже людской гам. За плетеными загородками – черные, белые, рыжие, серые перья.

Дик загляделся на роскошных павлинов – до сих пор он о них только слышал, но узнал с первого взгляда. Налюбовался бы вволю, забыв даже о цели своего пути, но толпа оттеснила его от вольера с павлинами, прижала к низкой дощатой ограде, и лысый здоровяк в темном халате азартно спросил:

– На кого ставишь? На Удар Грома или на Черного Демона?

– Ни на кого не ставлю! – огрызнулся Дик.

Он уже понял, куда попал. Петушиные бои.

На родине Дика они были запрещены, потому что в древности петух был символом Франусии, священной птицей. А в Порт-о-Ранго Бенц видел однажды это зрелище на заднем дворе какого-то трактира. Не понравилось.

И сейчас его заинтересовали не птицы, а их владельцы, стоящие за оградой друг против друга. Дика удивило то, что одной из них была женщина – рослая костлявая старуха. Но ведь петушиные бои считались чисто мужской забавой?

– Время тянут, – недовольно сказал кто-то за спиной Дика. – Чтоб люди сделали побольше ставок.

Если те двое, за оградой, действительно тянули время, они делали это артистично.

– Мой Удар Грома – дитя пламени и вихря! – надрывался одноглазый толстячок. – Он рвется в бой, как грифон! Его клюв – копье, его шпоры – мечи. Он с первого удара убьет твоего цыпленка, женщина! Удар Грома – воин, хоть бери его в охрану правителя!

– Свари своего воина в лапше, тогда от него польза будет! – пронзительно отвечала старуха. – Мой Черный Демон скрывает под перьями железные мышцы! Я растила его как свое дитя – на вареном мясе, твороге, орехах! Его удары жестки, его атака беспощадна! Даже его тень устрашает врага!

Дик перевел взгляд на клетку, стоящую за оградой, но близко: протяни руку – и дотронешься.

Да, Бенц видел петушиный бой, но там дрались обычные петухи, какие царят в любом курятнике. Черная птица, сидевшая в клетке, не очень-то на них походила.

Туловище вытянуто вверх, словно петух пытался достать крышку клетки – да так и замер. На маленькой голове с грозным клювом нет ни гребня, ни сережек, зато надбровные дуги очень большие. Длинные ноги украшены железными шпорами.