Банкет на перекрёстке (СИ) - Кондратьев Вадим - Страница 5

— Могли бы и пораньше проснуться, — проворчал Кочерга переводя дух. — Ладно, Батон, пошли на базу.

Батон поднял дробовик, закинул за спину. Руки дрожали, и он сунул их в карманы. Когда двинулся за напарником, ощутил, что и в ногах засела противная дрожь. Стиснув зубы, распрямил плечи и заставил себя идти твёрдо, особенно мимо вальяжных привратников.

Долговцы, позёвывая, смотрели мимо них и лениво спорили, идти за собачьими хвостами, или «та ну их к бису».

— Классно охраняете, — похвалил Кочерга, проходя мимо них.

— Шо? — обернулся один из Долговцев.

Кочерга улыбнулся и повысил голос.

— Я говорю, молодцы! Реагируете быстро, можно сказать молниеносно. Ну и со стрельбой полный порядок, — добавил он, просунув палец через дырку от шальной пули в подоле куртки.

Охранники не сразу поняли подвох, но когда смысл подколки дошёл, надулись, как ясновельможные паны на размокшую мацу. Тот, что постарше, поправил на плече новенькую натовскую винтовку и упёр руки в боки.

— Тю-ю… бачьте, хлопци, москаль ще и журытця.

— Шо мы вам, няньки, чи мамки? — недовольно добавил долговязый. — Кажи спасибо, шо вообще патроны на вас тратили. Кстати, з вас причитается.

— Да без базара! — бросил Кочерга. — У Бармена вечером заберёшь пачку маслят к своей пукалке.

Он хлопнул Батона по плечу, и они зашагали вглубь промзоны.

— Вот же… хохлы, блин, — прошипел Батон.

— Хохол — это такая особая форма подставы… — грустно проговорил Кочерга. — Почти родственная форма. Так уж сложилось между нашими братскими народами. Хотя… мнение моё и не обязательно правильное, — добавил он задумчиво.

Через час, помытые и переодетые, Кочерга с Батоном ввалились в бар. Взяв у Кабана по полному обеду, уселись за свой любимый стол, жадно накинулись на еду. Ели молча, будто боясь упустить за разговором лишнюю калорию. Набив брюхо, ополовинили кружки с квасом и откинулись на спинки стульев.

Батон кивнул на бармена.

— Вооружаться будем?

— На стволы не хватит, — констатировал Кочерга. — У меня наличка кончается, а по карточке только на базе ООНовцев обналичиться можно. Туда, с нашим куцым арсеналом топать далековато. Да и незачем. Стволы и маслята есть в тайнике у заброшенной МТС. Район вокруг деревни вроде спокойный, дойдём с тем, что есть. У Бармена только гранат возьмём и патронов для дробовика.

Батон вздохнул, подумав, полез в карман, вытащил заляпанный грязью предмет величиной с мизинец.

— А может эту штуковину попробуем загнать? Тут всё и затарим?

Кочерга зыркнул исподлобья.

— Спрячь. Такими бирюльками здесь лучше не барыжить.

Он догрёб тушёнку, взял вещи убитого «медвежонка» и направился к барной стойке.

Положив перед барменом рюкзак, что-то проговорил. Бармен выслушал, повесил рюкзак на косяк двери и скрылся в подсобке. Вернулся с двумя пачками патронов. Одну, натовского стандарта, положил на полку со стаканами, на самом виду. Вторую протянул Кочерге и развёл руками.

Кочерга угрюмо кивнул и направился обратно к столу. Опустившись на стул, бросил коробку на стол.

— Картечь, двадцать пять штук, а с гранатами облом. Говорит, что всё разобрали, даже комиссионные трофеи из рейдов. Так что сам бог велел идти за мост. Заодно к Сидоровичу заглянем, у того может ещё есть. Добивай квас и дёргаем.

6. Материк

Вагон поезда дальнего следования

Едва за окном стали различимы верхушки деревьев, в вагоне показался заспанный проводник. Добредя до Макара, вытянул из потёртой папки билет. Макар, убирая в сумку щётку с пастой, отмахнулся.

— Спасибо, мне не надо.

Проводник почесал щёку, выудил другой билет и протянул суровому пассажиру с рюкзаком. Тот молча сунул квиток в карман и снова уставился в тёмное окно.

Колёса, как сердце умирающего, стукали всё реже и реже. Лес кончился, и за окном поплыли еле заметные в предрассветных сумерках домишки. Света в окошках не было, но из нескольких труб сочился белёсый дымок. Сердце колёс стукнуло последний раз, и пейзаж вокруг поезда замер. Пройдя мимо спящих пассажиров, Макар миновал тамбур и спрыгнул на крупный гравий насыпи. В грудь хлынул утренний воздух, а слух уловил робкий щебет первых птиц, давно забытый в городских трущобах. Сердце подпрыгнуло от щенячьей радости и почти детских ощущений беззаботности и свободы. Макар непроизвольно улыбнулся. За спиной скрипнул гравий, и он оглянулся, не успев спрятать улыбку.

Суровый попутчик мельком взглянул на Макара и пружинистым шагом направился к хвосту поезда. Когда состав набирая ход потёк с полустанка, мужик свернул с насыпи и скрылся за одним из дальних домишек. Макар, помня инструкции Ждана, направился по ходу поезда и скоро вышел на просёлочную дорогу, пересекавшую полотно с трухлявым дощатым переездом. Перебравшись через рельсы, Макар остановился и с сомнением посмотрел вдоль дороги.

Не верилось, что в этой глуши можно поймать попутку, и он не стал ждать, а бодро зашагал по относительно ровной обочине. Небо заметно светлело. Через полчаса сзади донёсся звук мотоциклетного двигателя, и Макар удивлённо оглянулся. Насчёт попутного транспорта Ждан оказался прав — по дороге пылил раритетный «Урал» с коляской. Поравнявшись с Макаром, мотоцикл остановился. За рулём сидел давешний попутчик, сменивший прежнюю одёжку на живописный костюм лётчика тридцатых годов. Высокие сапоги на шнуровке ещё сохранили прежний рыжеватый цвет, в отличие от утерявшего былой лоск кожаного комбинезона, изрядно выбеленного на швах, рукавах и коленях. Плотно набитый станковый рюкзак покоился на корме коляски, заботливо притянутый к облупившемуся решётчатому багажнику бельевой верёвкой. Сквозь выпуклые очки мотоциклиста блеснул недовольный взгляд. Рука в потёртой краге поправила видавший виды лётный шлем и махнула Макару, чтобы подошёл.

— Далёко направляемся? Может, подвезти?

Макар кивнул, припоминая пункт назначения.

— До Ладыжичей, где колхозный двор возле реки.

Мотоциклист отдёрнул дерматиновый чехол коляски и мотнул головой.

— Полезай, подброшу.

Едва Макар разместился в коляске и пристроил на коленях сумку, мотор взрычал на харлеевский манер и мотоцикл закачало на ухабах. Мимо поплыли предрассветные сельские пейзажи. Затянутые туманом поля сменялись ровными лесопосадками с белой проседью берёз и тёмными густыми перелесками. Восточный край неба уже подсветился стронциановой жёлтизной, предвещая скорый и мощный рассвет. Наконец, даль полыхнула нестерпимо красным, и над горизонтом вспучилась раскалённая макушка солнца.

— Здравствуй! — прошептал Макар, чувствуя как губы сами собой раздвигаются в улыбке.

Через час просёлок вывел на сносную асфальтовую дорогу. Водитель прибавил газу и мотоцикл помчался с крейсерской скоростью. Тугой встречный поток ударил в лицо, и Макар прикрыл глаза, вдыхая пахнущий разнотравьем и влажный от росы воздух. Когда он почти задремал, мотор сбавил обороты, и мотоцикл, развернувшись, остановился у верстового столбика. Прямо за столбом, начиналась хорошо утоптанная тропа, убегающая в мощный орешник.

— Приехали, — констатировал угрюмый мото-лётчик. — Ступай по тропинке, выйдешь как раз к реке.

Макар, позёвывая, выбрался из коляски, полез в карман за деньгами, но мотоцикл сорвался с места и затарахтел прочь. Макар забросил сумку на плечо и зашагал в указанном направлении. Через четверть часа стёжка выкатилась из орешника, нырнула в ельник и пошла под уклон. Ещё через несколько минут впереди забрезжил просвет, который всё ширился и, наконец, развернулся пасторальным видом излучины реки. Макар обвёл взглядом берег. Слева, на пригорке, увидел длинный корпус заброшенной фермы, на крыше которого проросли мелкие деревца. Справа, у края камышей, заметил невысокие мостки, выходящие на десяток шагов в реку. Спустившись к мосткам, Макар присел на край потрескавшейся от времени доски, вытащил карту и сверился с маршрутными указаниями и первым контрольным временем. Пока всё шло точно по плану, и можно было расслабиться — в заданной точке ему оставалось ждать не больше часа.