Ядовитый Факультет. Фея, которую вы заслужили (СИ) - Флоренская Юлия - Страница 17

Прямо сейчас, застыв, как кролик перед удавом, я созерцала свою собственную смерть. Бездушная, она не ведала пощады. Оглушал перестук колёс, слепил дальний свет. И было действительно бесполезно прятаться в жёлобе – меня бы это не спасло.

От чьего-то ощутимого толчка в последний момент слетело оцепенение, и я переключила внимание на схему: портал соткался напротив всего секунду назад. Шанс, ниспосланный свыше. Шанс, которым нельзя пренебречь.

Я решилась. И, окутанная сиянием, прошла сквозь стену тоннеля, как заправский ходок по измерениям. Поезд остервенело промчался за моей спиной, а не по мне, как было задумано.

Что скажете? Нойта молодец? Молодец.

Я поражалась своей фортуне: пробыть в портале считанные мгновения, не успеть испугаться зловещей фантасмагории изнанки и выйти практически рядом с собственным домом!

Чем не праздник?

Сказочная, поистине сказочная ночь плыла над землёй. Мир был пронзительно чудесен, гулок, всеобъемлющ в своей гармонии и красоте.

Лес утопал в мерцающем тумане. Где-то на верхушке Хвоистой Химеры пела соучастница таинства – печальная ночная птица. Заунывно гудел рожок лесных хранителей Неге – крупных и феноменально мохнатых, чьи норы прячутся глубоко в корневой системе вековечных деревьев.

Я отпустила волос Путеводной Нити, и теперь по моим жилам, замещая свет, разливалось тихое счастье.

Я могла быть навеки стёрта из этой реальности. И ведь буду стёрта, никуда не денусь. А ночь останется. Останется птичье пение, багрянец рассветов, плеск моря, кисейная тонкость облаков и таинственный шорох леса.

Когда-нибудь я, наверное, буду скучать по ним.

А они – лес, море, небо – вспомнят ли они обо мне?

Помотав головой, я прогнала беспричинную сентиментальность. Не хватало ещё Инычужей слезами впечатлить.

– Ну как? Ну что? – Они встретили меня небывалым оживлением, причем в полном составе.

– Ничего, – буркнула я, ввалившись в прихожую и чуть не сшибив трельяж. – Нойта встала на стезю исправления.

– Так это же замечательно! – воскликнул Пересечень в облике домохозяйки и тотчас хлопнул себя по губам. – Сочувствую, – мужским голосом выдал он.

Потом я всё-таки разревелась – громко и надрывно, чем изрядно встревожила потустороннюю братию. Пересечень хватался то за меня, то за свою голову всеми четырьмя руками. Небываль-из-Пустошей рассерженно бухтела, примостившись на спинке кресла:

«Заснёшь тут с вами».

Вор Кошмарник нагнетал. Он кружил по гостиной, потрясал кулаками и грозил прикончить того недоумка, который вздумал меня обидеть (и из-за которого мне гарантирована бессонница, а, стало быть, и бескошмарница).

Птица-Весень – охристо-бирюзовое недоразумение на быстрых крыльях – имитировала ураган. От продолжительного гвалта у неё сбивались настройки, и она принималась чудить.

А Путеводная Нить вылезла из сахарницы и с нехорошим блеском в глазах на пороге слышимости предупредила, что следующая такая истерика станет для меня последней.

Мы её расслышали и дисциплинированно заткнулись.

Пересечень переместился к плите заваривать мне чай от нервов. Вор-Кошмарник потерянно уселся на ковёр. Птица-Весень пристроилась на его лохматой макушке, перепутав её с гнездом.

Пуская в чашку слёзы и сопли, я горестно поведала, что с сегодняшнего дня официально считаюсь рабыней Ли Фания Орла и что теперь он будет мною помыкать, как ему заблагорассудится.

– Съешь вот, – участливо предложил Пересечень и протянул мне конфету в шуршащей обёртке. – Полегчает.

– Перестань. Я уже взрослая.

– Дорогая моя, преимущество взрослой жизни заключается в том, что можно брать лучшее из обоих миров: и взрослого, и детского. А вы только и делаете, что ограничиваете себя в простых удовольствиях.

Не знаю, что на него вдруг нашло. Он проявил рекордную упёртость. С места, сказал, не сдвинусь, пока ты конфету не съешь. Пришлось уступить и сунуть за щёку шоколадный шарик с кокосовой посыпкой. Вкусно. До чего же вкусно, каламараки вяленые!

Я отрывисто кивнула в знак благодарности и, чувствуя, что опять подступает плаксивость, опрометью бросилась бежать. Взлетела по лестнице, заперлась у себя наверху, окна шторами задвинула, чтобы Птица-Весень не вздумала подглядывать, и рухнула ничком на кровать.

Подушка очень скоро пропиталась солёной влагой, а поток всё не иссякал. Уже и сердечная мышца болеть перестала, и в душе покой воцарился, а по щекам лилось и лилось. Я и предположить не могла, что среднестатистическая фея способна выплакать такой объём воды.

Что за гадость подсунул мне Пересечень под видом конфеты?

Со сном так и не сложилось. Прости, Вор-Кошмарник, давай как-нибудь без меня. Я полежала, потом походила, наступая, как будто нарочно, на самые скрипучие половицы. Снова улеглась, сна ни в одном глазу. Только к утру задремала.

Могла бы и лекции проспать, с таким-то успехом. Да только серк-ри внезапно как вздрогнет на тумбочке да как заорёт дурным голосом:

– Подъём, рабыня! Новый день – новое лихо! Бегом отрабатывать повинность, Нойта Сарс!

Мои глаза раскрылись. Каждый – со звоном бьющегося стекла.

Глава 11. Сио Лантий, душа моя

Когда ты теряешься во мраке безысходности, а жизнь твоя полна разочарований, важно одно: не озлобиться и научиться признавать, что не каждый день будет безоблачным. И бла-бла-бла.

Что они там ещё говорят, эти умники-философы? Говорить легко.

Секр-ри взбесился у меня на тумбочке, как только первый солнечный луч проклюнулся на горизонте. Важно не озлобиться, правда? Луна не успела убраться с небосвода, Неге не окончил концерт для рожка с оркестром тишины, а вы мне предлагаете не озлобиться?!

Тут, вообще-то, кое-кто ночь не спал!

Я была злой. Нет, прямо-таки сверхзлой.

Сверхзлая Нойта взвилась на кровати под самый потолок. Кто установил сигналу столь бесчеловечную громкость? Когда (а кто, мы и так знаем) умудрился настроить для звонка эту поганую мелодию?! Меня же Инычужи четвертуют, побудка ни свет ни заря!

– Подъём, рабыня! – продолжало орать адское устройство. – Новый день – новое лихо!

Голова разрывалась от воплей.

С горем пополам дотянувшись до серк-ри, я провела пальцем по экрану, и передо мной всплыла голограмма – горделивый бюст сыщика с подленькой ухмылкой.

– Ага, вот и ты! – вскричал этот садист. – Утречка!

Его поприветствовала моя распухшая физиономия и насквозь просверлили воспалённые глаза.

– С какого перепугу в такую рань? – прошипела я.

– Мы должны успеть до начала лекций. Ты же не собираешься пропустить пары на факультете? Последний курс, выпускной на носу. Я всё о тебе разузнал. И твой номер, и где ты живёшь.

– Это нарушение личных границ! – рявкнула я.

– Теперь у тебя нет никаких границ! – рявкнули мне. – Одевайся. С минуты на минуту отправление.

Его надменная кудрявая башка и антрацит радужки с фиолетовым отливом неимоверно бесили.

В знак протеста я завалилась обратно на кровать. Руки, ноги, спина, шея – после вчерашнего приключения болело и отваливалось решительно всё.

– Бунт на корабле? А ну, подъём! – велела настырная голограмма. После чего меня беспардонно потянули за край ночной сорочки.

На всякий случай поясню: голограммы, сгенерированные с помощью серк-ри, способны на любое физическое воздействие. Даже наподдать могут, если ты их разозлишь.

Я испугалась, что меня сейчас насильно разденут, и принялась отбиваться от голографической руки.

– Транспорт готов! – возвестили мне. И рука исчезла.

Исчез бюст и пакостный оскал. Я сунула серк-ри в сумку за компанию с лесной кружкой, открыла форточку: оценить погодные условия. И на гвозде, вбитом в раму, заметила утешительный приз от Пересеченя – сетку с аппетитно пахнущей снедью, на перекус. Видно, ему, как и мне, не спалось, поэтому он решил не сидеть без дела и занялся готовкой, а потом отправил преданную Птицу-Весень, чтобы та подвесила презент к окну. Как это мило с их стороны. Как мило…