Война и Мир (СИ) - "СкальдЪ" - Страница 20

Жара в эти дни стояла страшная, палящее солнце словно поставило себе задачу проверить нас на выносливость. От палящего зноя одинаково изнывали, что люди, что кони, хотя нам после Туркестана все же было чуть легче, чем прочим. При любой возможности мы залезали в Дунай. Нижние чины купали лошадей и те совсем не хотели выходить на берег. Перестрелка с турками шла обычно утром или вечером, днем обе стороны отдыхали и старались не проявлять лишней активности.

Я начал активную переписку с Софьей Шуваловой, в общих чертах рассказывая ей о нашем скромном быте. Мы оба осторожно прощупывали друг друга, делали массу намеков, двусмысленностей и легких шуток. Подобную игру предложила девушка, и мне она неожиданно понравилась. В последнем письме графиня сообщила, что серьезно увлеклась фотографией. Я пообещал отправить ей несколько болгарских и турецких национальных костюмов для будущих снимков в домашних условиях. Так же мне удалось договориться с военным фотографом Бибиковым, который стал регулярно снабжать меня интересными фотокарточками, часть из которых я отсылал Софье.

29 июня в 4 часа утра начался очередной обстрел Никополя. Он продолжался свыше трех часов, после чего в дело вступила пехота и выбила неприятеля с нескольких редутов, окружавших крепость. Несмотря на то, что действовать приходилось при 35 градусной жаре, пехота показала себя блестяще. Турки потеряли свыше тысячи человек.

Утром 30 июня бомбардировка продолжилась, но неприятель не стал дожидаться ее окончания и непременного нового штурма, выкинув белый флаг. Хасан-паша в сопровождении офицеров самолично вышел из крепости и вручил ключи от города цесаревичу. Над воротами подняли знамя 121-го Пензенского полка, который накануне был в первых рядах атакующих и прекрасно себя показал.

Всего сдалось почти семь тысяч турок. Также было захвачено большое количество боеприпасов и провианта, а в гавани нам достались два боевых корабля. Русские потери составили около 1200 человек. Временным комендантом Никополя назначили генерала Столыпина.

Наследник Николай пожелал въехать в Никополь во главе своего полка, и в нашей же традиционной амуниции с серебряными черепами и мальтийскими крестами. Несмотря на жару, мы решили немного попотеть в черно-белой форме, хотя у нас имелась и облегченная, летняя.

Гремел полковой оркестр, играющий «Боже, Царя храни». Надо было видеть с каким восторгом встречают нас болгары. Тысячи жителей стискивали нас со всех сторон, кидая под копыта цветы и чуть ли не силой пихая в руки оплетенные бутыли с вином и корзины с едой. «Братушки», «добре дошли», «да живей Царь Александр» доносилось со всех сторон. Женщины крестили нас, а матери поднимали над головами своих детей.

Цесаревич встретил почетную делегацию городских старшин, которые заверили его в своей полнейшей преданности. В его распоряжение предоставили одно из лучших зданий, внушительный двухэтажный особняк, где он мог отдохнуть и переодеться. Сразу же прошел торжественный молебен. И пока на главной площади ставили длинные столы и готовились к общему пиру, цесаревич собрал офицеров. Столыпин зачитал поздравительные телеграммы Государя и главнокомандующего, после которых наследник принялся вручать награды. Многим собравшимся достались ордена, отличившегося командира Пензенского полка Дмитриева повысили до полковника, а мне неожиданно пожаловали генерал-майора.

Цесаревич лично пожал мне руку и поблагодарил на службу во славу Царя и России на виду у сотни офицеров.

— Служу Отечеству! — только и оставалось мне ответить. Несколько генералов, особенно Вельяминов и Кнорринг скривились, как от кислого. Да и часть прочих офицеров особой радости от моего возвышения не испытывала.

Я и сам находился в легкой прострации. Мне даже показалось, что теперь все цели достигнут и двигаться дальше просто некуда. О чем еще мечтать и куда стремиться? А затем я встряхнулся и понял, что настоящая жизнь только начинается, да и глобальные цели никуда не делись. Я лишь стал на шаг к ним ближе.

Уже через час состоялся общий ужин, на котором офицеры отмечали не только взятие Никополя, но и полученные награды. Десятки сослуживцев подходили и радовались моим успехам, родные однополчане чуть ли не на руках качали, но мне было ясно, что в этот день я приобрел очередную порцию завистников и врагов.

Что ж, их позиция выглядела понятной. Мне только тридцать один год, а уже такой высокий чин. Даже Скобелев и Абрамов получили генерала в 32 года. Из тех, о ком я помнил, лишь Паскевич стал генералом в 28 лет. В общем, часть завидовала, а часть негодовала. Сам же я чувствовал смущение, хотя смущаться особо не привык. Второй раз после шахматной партии в Берлине и полученного за неё ордена, я посчитал награду незаслуженной. Мне такое не нравилось.

Если цесаревич рассчитывал на мою благодарность, то он ошибся. Оставшись с ним тет-а-тет после торжественного ужина, я прямо в лицо высказал ему, что за такое генерала давать неправильно и что он поставил меня в неловкое положение. На удивление, Николай и не подумал обижаться.

— Так и знал, что вскипишь, — с улыбкой заметил Романов. — Я даже пари с Александром заключил, поставив на то, что ты поведешь себя именно так, хотя брат считал, что Михаил Соколов будет безмерно счастлив и рассыпется в благодарностях. Что ж, он проиграл.

— Сомневаюсь, что генеральское звание может быть предметом спора, так нельзя, — смело возразил я.

— Верно, так нельзя, но генерала ты вполне заслужил. Тебя же едва не убили четыре дня назад, да и по совокупности своих заслуг ты многих переплюнул. Так что чин твой по праву.

— Каких еще заслуг? — я все еще кипел. Конечно, я знал, какие у меня достижения, но мне было интересно, как их оценивает будущий император.

— Шутишь, Михаил? Или на комплимент набиваешься? Кто позвал Цейса и наладил производство оптики? Кто всеми силами продвигал строительство Сибирской железной дороги и Саратовского моста? А твои полевые кухни, счет которым уже пошел на тысячи? Кто в конце концов так много времени уделяет разведке? Кстати, сведения именно твоего агента позволили так быстро и относительно легко захватить Никополь.

На счет кухонь Николай верно подметил, треть полков Дунайской армии уже укомплектовали ими. Никто не знал, успеем ли мы закончить кампанию до зимы. Все указывало, что шансы такие есть, но если что-то пойдет не так, то нас ждут холода, а значит, через три месяца вопрос горячего питания личного состава приобретет важнейшее значение. Так что этот процесс я контролировал, а Волков набрал неплохой темп, стабильно изготавливая по три кухни в сутки.

— Агент не мой, а полковника Паренсова. Не забудь и его тогда отметить, — все же проворчал я.

— Не забуду. А тебе, господин генерал-майор, советую перестать дуться и сомневаться. Лучше готовься, главнокомандующий лично хочет тебя обрадовать. Скобелев получил генерала в тридцать два года, но ты его опередил, вот дяде и любопытно еще раз на тебя посмотреть. Кстати, от вас обоих ждут соответствующих свершений, так что извольте соответствовать.

Николай не сказал, но я догадался о еще одном соображении, которое он учитывал, дав мне генерала. На войне погибают, это аксиома. Погибают не только рядовые, но и офицеры, в том числе и полковники. Но с генералами неприятные казусы происходят все же не так часто, хотя Скобелев, с его желанием всегда находится на передовой, со мной бы поспорил. Так что цесаревич пытается хотя бы частично вывести меня из-под возможного удара. Вот и еще одно подтверждение его дружбы и того, что меня ценят. А для людей подобное важно. Важно видеть и знать, что тебя любят и всячески это показывают.

— Хорошо, будь по-твоему, начну соответствовать, — наконец я улыбнулся, окончательно успокаиваясь. С точки зрения современников я не имел никакого права так фамильярно разговаривать с цесаревичем. Своим поведением я нарушал кучу гласных и негласных правил, но нас связывали особые отношения и наедине я спокойно пренебрегал соответствующими протоколами. Да и Николай относился к подобному вполне нормально, тем более, при посторонних я вел себя безукоризненно.