Тайна ворона - Абэ Тисато - Страница 21

Чпок! – как будто что-то лопнуло. Цубаки удивленно поднял голову. Воздух, душный от запаха крови и гноя, вдруг разом очистился благодаря свежему порыву. Наверное, это ветер пролетел над источником и повеял чистой водой? Вокруг забулькали невидимые пузырьки.

Сихо увидела, как на руке ятагарасу, в том месте, где она только что коснулась, на ране собрались точки бело-голубого света, словно светлячки слетелись на сладкую воду. Как будто сюда прилетели пузырьки, которые она видела на поверхности источника в лунную ночь. Ей показалось, что темная пещера погрузилась в светлую голубую воду и даже раздался звук лопнувшего пузырька.

Она не поняла, что произошло, но ятагарасу на татами больше не стонал. Масухо очнулась быстрее других и подбежала к ложу больного. Заглянув под бинты, она ахнула. Там не было ни запекшейся крови, ни гноя, зато появилась новая розовая кожа: ожог заживал, да и дышал раненый спокойнее. Стало ясно, что смерть отступила.

Масухо радостно вскрикнула, упала ему на грудь и зарыдала в голос, а девушка все еще не верила в то, что произошло.

– Это Сихо его вылечила. Это она, – радостно повторял Цубаки, и его лицо постепенно прояснялось.

– Подождите. Я ничего не делала, – не понимала Сихо.

– Как это «не делала»? Все видели! Ты излечила его раны! – смеясь, возразил мальчик. Она впервые видела его таким довольным.

Сихо взглянула на Надзукихико, надеясь, что он ее поддержит, однако тот изумленно, но уверенно кивнул ей. Девушка пришла в еще большее замешательство.

– Но как…

– Ты ведь моя мать, так что неудивительно. Ты обладаешь силой исцелять, у тебя есть умения, которых нет у меня. – Цубаки ликовал. – Наконец-то я понял! Это ты моя недостающая часть! С мамой мне ничего не страшно!

И Цубаки крепко обнял Сихо.

Глава четвертая

Расспросы

– Значит, ввоз пока прекращаем?

– Угу. В Ямаути оно так и не пригодилось.

Надзукихико говорил равнодушно, но тэнгу про себя с досадой прищелкнул языком: «Суровые вещи говорит».

Судзаку-мон – ворота Алой Птицы на границе между Ямаути и внешним миром. Здесь ятагарасу торговали с тэнгу. Рядом в скале вырубили просторное помещение для переговоров и проверки товара. Через него туда-сюда носили огромные тюки. Все это напоминало большой склад, какие можно увидеть в мире людей, и только один уголок, где беседовали старейшина ятагарасу и Дзюнтэн, был обставлен мебелью и нарядно украшен.

У стола, на котором проверяли товар, стояли винтажные стул и стол, вызывающие в памяти времена, когда европейцы впервые прибыли в Японию. Под ними расстелен красный ковер, совсем не во вкусе ятагарасу – видимо, его принес кто-то из тэнгу.

– Перестань обвинять нас. Мы брак не возим. – Скрипнув зубами, тэнгу взял в руки свой товар, который надеялся продать воронам.

Это был автомат. Оружие явно новехонькое и еще несколько минут назад, пока его не внесли в помещение, блестело черным. Однако теперь оно оказалось целиком покрыто красной ржавчиной, и никто не решался сделать пробный выстрел, опасаясь, что дуло просто разорвет.

С тех пор как ятагарасу, предвидя противостояние с обезьянами и Ямагами, попросили оружие из мира людей, прошло немало времени. Однако, какие бы способы и варианты ни пробовали, оружие, соприкоснувшись с воздухом Ямаути, мгновенно приходило в негодность.

– Может, это тоже из-за барьера вокруг Ямаути?

– Все оружие без исключения портится. С ножом для масла ничего не произошло, но даже поварской нож, попав сюда, мгновенно развалился, словно печенье, которое окунули в воду.

– Что ж, поскольку теперь оружие вам не нужно, будем считать, что нет худа без добра.

Прошло почти три месяца, после того как на священную территорию вернулась Сихо. Ямагами уже успокоился и, кажется, помирился с племенем ятагарасу. Немножко пугало то, что обезьяны как-то затаились, но рядом с Сихо божество почти перестало буянить. Тэнгу считал, что это прекрасно, но Надзукихико неопределенно качал головой.

– Хорошо, конечно, если Ямагами удастся без проблем унаследовать дух…

Перед Надзукихико стояла та же проблема: он потерял память, так что прекрасно понимал состояние божества.

– Как все-таки здесь стало строго…

Тяжело вооруженные воины караулили красные ворота, ведущие в Ямаути. Это место всегда тщательно охранялось, однако теперь стража и вовсе не сводила глаз с переговорщиков. Тэнгу знал, что все дело в страхе перед обезьянами и Ямагами, которые погубили товарищей Надзукихико. И все же было неприятно ловить враждебные взгляды на себе, ведь он сам выстроил с воронами дружеские отношения.

Надзукихико, услышав о недовольстве партнера, извинился.

– Те, кто никогда не покидал Ямаути, не различают чужаков. Я стараюсь объяснить им, что ни обезьяны, ни Ямагами не пройдут через Судзаку-мон, пока большие тэнгу здесь, но меня не слушают.

– Да уж, тебе тоже нелегко приходится. Слушай, как насчет попить у меня чайку?

Далеко не все соплеменники Надзукихико были его союзниками. Дзюнтэн попытался ненавязчиво увести партнера, и тот, видимо поняв его намерения, согласился:

– Что ж, навещу тебя.

Они вошли в вырубленный в скале тоннель, ведущий от Судзаку-мон к землям тэнгу. Проход вывел их к гаражу на задворках горной хижины.

Снаружи здание напоминало гараж или склад, но на самом деле служило крепостью, недоступной для людей и любых других существ. Раньше это место выглядело совсем жутко, при новом хозяине его перестроили, чем тэнгу остались очень довольны.

Вечер еще не настал. Солнечный свет, с каждым днем набиравший силу, раскалил землю, и поверхность Рюганумы сверкала так, что глазам было больно.

Надзукихико отказался от угощений, поэтому Дзюнтэн, сняв маску, налил ему травяного чая.

– Сначала выпей.

– С удовольствием, но у меня мало времени. Давай сразу к делу.

Сначала он думал чуть перевести дух, однако теперь понял, что друг увел его подальше, чтобы сказать нечто такое, о чем не должны узнать другие.

– Все просто. В Сандай приехала бабушка Сихо.

– Бабушка госпожи Сихо?

– В деревне с ней, конечно, и разговаривать не стали. – Тэнгу поднял со стола лист факса. – Она заявила, что внучку похитил дядя. Но ведь вся деревня в сговоре, поэтому ее просто выгнали. Она навела справки в автобусной компании и выяснила, что похожую девушку видел водитель. Однако дядя показал, что в конце майских праздников отвез племянницу на станцию, и все жители в один голос утверждают, что тогда и видели ее в последний раз. Поскольку Сихо уехала с кошельком и оставила бабушке письмо, а в деревне все уверяют, что она не хотела возвращаться домой, полиция посчитала это побегом несовершеннолетней из дома. Так говорят мои подчиненные, им можно верить.

– И где сейчас эта бабушка?

– Кажется, сначала вернулась в Токио, но теперь опять приехала. Сняла комнату в городе и пытается все выяснить. Что будешь делать? – спросил Дзюнтэн, подняв глаза от кипы листков, и ехидно добавил: – Ясное дело, в нашем положении лучше в это не влезать.

– Ты ведь имеешь в виду только наше положение, верно?

– Ты абсолютно прав. После возвращения девушки на горе стало получше. Видимо, потому что она по собственной воле выбрала остаться здесь и воспитывать Ямагами. Однако, если не вовремя рассказать ей о бабушке, она может затосковать по дому, и тогда неизвестно, что случится. Судя по твоим рассказам, она обрела силу, став матерью божества. Наверное, не надо ничего предпринимать, пусть на горе все остается стабильным и всем будет хорошо, – рассуждал тэнгу, скрестив руки на груди.

Надзукихико кивнул:

– Я и сам знаю. Тяжело, конечно, решить: то ли лучше оставить все как есть, то ли нет…

– Болван. Как это может быть лучше?

Они не сразу поняли, кто с ними говорил, лишь потом заметили, что на диване из белой кожи между Дзюнтэном и Надзукихико сидит мальчик лет двенадцати-тринадцати в застиранном чесучовом кимоно не по размеру. Лицо бледное, глаза неестественно сверкают, а волосы в свете электрической лампы кажутся светло-пепельными. Он появился без шума, без звука – просто возник. Вряд ли это был человек.